Дурной глаз

– Мы близко, – прохрипел Денис и оказался прав. Их путь до цели окончился ровно через пятьдесят шесть шагов – Самира считала.

На пятьдесят пятом шаге Денис снова замер. На этот раз Самира была готова, и они не столкнулись. Здесь заросли расступались, так что у Самиры появилась возможность обойти Дениса. Она шагнула вбок, и под ботинком что-то хрустнуло. Убрав ногу, она увидела в грязи желтоватую дугу ребра, судя по размерам, собачьего. Поодаль лежало второе ребро, а рядом – ещё два. Взгляд Самиры заметался по жирной земле, из которой выступали целые россыпи костей, как жуткие посевы. Самира успела понадеяться, что они принадлежат зверям. А потом она подняла глаза и мигом забыла об останках несчастных созданий.

Первой её реакцией было замешательство. Её глаза видели, но мозг не мог распознать, что именно – сигналы от зрительных нервов терялись где-то в Сумеречной зоне. Потребовалось несколько мгновений, чтобы разум Самиры воспринял новый образ, отыскав в нём схожесть с другими, ей знакомыми. Когда это произошло, она испытала непреодолимое желание оказаться подальше отсюда.

Полянка, на которой они очутились, представляла собой круг вытоптанной травы диаметром в несколько метров. В центре из земли на высоту человеческого роста вздымалось нечто, напоминающее растение – хотя при взгляде на лоснящийся мясистый стебель Самира в первую очередь подумала о болезненно-зелёном питоне, вставшем на дыбы – толстенном, охваченном мускульными сокращениями. Несколько длинных игольчатых листьев, отходящих от стебля, слабо подрагивали, хотя ветра не было – вероятно, из-за внутреннего давления соков. На некоторых листьях темнели разводы засохшей крови, которой не так давно их щедро окропил Чобит. Самира оставила это почти без внимания. Её взор приковала к себе самая невероятная часть монструозного растения: огромный, как голова гидроцефала, плод, покачивающийся на вершине, клонящий стебель к земле. Его кожистая, натянутая до полупрозрачности оболочка позволяла разглядеть содержимое, и здесь Самира вновь столкнулась с трудностью осознания увиденного.

Внутри плода свернулось в позе эмбриона маленькое, увитое питающими прожилками нечто.

Самира почувствовала, как к горлу подступил и рвётся на волю крик. Она сумела сдержаться, заперла его в себе, и крик остался где-то в её сознании, но не исчез совсем, и это оказалось самым худшим – теперь он метался по запутанным коридорам её разума, как потерявшийся сумасшедший. Возможно, Самире всё же следовало выпустить крик наружу. Тогда бы он не остался с ней навсегда.

Денис не двигался.

И она тоже. Как бы ни была она шокирована, зрелище удерживало, как волшебные камни из сказки про Урфина Джюса удерживали путников, чтобы те, неспособные их покинуть, в конце концов, погибали от голода, так и не попав в Волшебную страну.

Существо плавало в густой околоплодной жидкости, цветом напоминающей содержимое канализации, и это мешало рассмотреть его хорошо. Тем не менее, кое-что различить Самире удалось. У создания была огромная голова инопланетянина, бесформенная, как экзотический фрукт, и тщедушное тельце с тонюсенькими ручками и ножками. Ручонки были скрещены на груди. Ломкие пальчики заканчивались чёрными кошачьими когтями. Над плечами выступал сморщенный, похожий на скомканные лоскуты серой кожи, нарост, превращающий уродца в горбуна. За сомкнутыми перепонками змеиных век угадывались смоляные выпуклости глаз. Существо содрогалось в тяжёлой, гулкой, мучительной пульсации, отчего его голова разбухала и опадала, точно воздушный шар, который безуспешно пытаются наполнить горячим воздухом. Эти равномерные конвульсии, казалось, грозили разорвать маленького монстра. Самира, завороженная, не могла оторвать глаз от гнусного зрелища.

Всё вдруг встало на свои места. Городские легенды, ежедневные сомнамбулические прогулки Чобита, следы его крови на листьях и останки животных на пустыре – обрывки информации сложились в её голове, как паззл. Чобит действительно закопал здесь сердце ведьмы. Восемь лет оно терпеливо ждало его возвращения, чтобы напитаться чужой кровью… и пойти в рост… а теперь…

Теперь подошло время урожая. Что посеешь, то и пожнёшь.

Несмотря на холод, Самиру бросило в пот. Кожа на её шее и плечах покрылась мурашками, как бывает, когда наблюдаешь за чем-то бесконечно омерзительным: мохнатым тарантулом или откормленной крысой. Самира зажала рот ладонью – теперь с губ рвался не крик, но смех. Веки существа подрагивали, словно оно подмигивало соглядатаям.

Над левым плечом Самиры раздался жужжащий щелчок.

Она вытаращилась на Дениса и убедилась, что ещё способна изумляться. Денис фотографировал. Ничего более абсурдного в этой пугающей до обморока ситуации она и вообразить не могла. Денис успел сделать ещё два снимка, а затем замер. Его рот приоткрылся, как у слабоумного. На нижней губе блеснула ниточка слюны. Самира проследила за направлением его взгляда, и её руки безвольно опали.

Существо открыло глаза. Выпуклая вязкая чернота прорвалась сквозь тонкие мембраны век.

Самира заглянула в бездну, а та заглянула в неё.

Мурашки больше не щекотали плечи – уже вся спина зудела, как бывает, когда обгоришь на солнце. Самира едва это замечала. Её воля гасла, вытекала из неё вместе с мыслями. Будто во сне, она сделала шаг к чудовищному растению, боковым зрением отметив, что Денис идёт с ней бок о бок. Неважно. Она думала только о глазах существа.

Растение изогнулось в их сторону, точно почуяв приближение добычи – упругое, похотливо-алчное движение. Не растение, а выпирающий из земли кощунственный фаллический символ. Крохотное личико существа было лишено всякого выражения, но от него исходили флюиды нетерпения.

И голода. Если бы молодые люди сохранили способность соображать, то ощутили бы это.

Ещё один шаг.

Безгубый рыбий рот существа распахнулся подобно «молнии» на набитой до отказа сумке, выпуская сквозь острые, как у пираньи, зубы жирный пузырь. Оно подобралось. Его жесты казались ленивыми и тягучими, почти изящными. Нарост, возвышающийся над его плечами, затрепетал и распустился, превратившись в крылья, костлявые и суставчатые, точно ободранный зонтик.

И оно шептало. Командовало без слов. Этот «шёпот» раздавался сразу в их головах, минуя уши.

Они сделали третий шаг, и растение протянуло к ним свои острые листья, будто приветствуя.

В этот момент на поляну выбежал заяц, явившийся на беззвучный зов существа, как и другие зверьки, чьими останками была усеяна площадка. Заводной игрушкой заяц поскакал к растению. По стеблю пробежала дрожь, лёгкая, но такая отвратительно алчная, что даже под гипнозом Самиру затошнило. Одновременно с этим невидимые пальцы, ощупывающие её мозг, ослабили хватку. Листья растения разом развернулись к зайцу, как гончие псы, чьи носы учуяли добычу. Заяц приблизился, и растение схватило его, с глухим стуком вонзило листья в пушистое тельце зверька. Заяц закричал. Самира и не подозревала, что зайцы могут издавать такие – почти человеческие – крики. Детские. Шубка зверька окрасилась тёмной кровью, пахнущей, как медь.

Одновременно с этим раздался другой крик – в её голове. Оргиастический вопль торжества, утолённого голода, свирепой радости удачливого охотника. На миг существо забыло о них, но этого оказалось достаточно, чтобы Самира стряхнула призрачные пальцы, копошащиеся в её сознании. Денис продолжал стоять как вкопанный, всё с той же глупой миной. Заяц бился в объятьях растения, которое издавало сосущие звуки, будто кто-то через соломинку допивал остатки коктейля со дна стакана.

Самира схватила Дениса за руку и дёрнула. Проблеск разума, появившийся в его взгляде, был едва заметен, однако этого оказалось достаточно.

Они развернулись и ринулись сквозь заросли, не расцепляя рук. «Кэнон» Дениса болтался из стороны в сторону, как обезьяна на лиане. Нечто, похожее на вой разочарования и ярости – всего лишь отголосок, – полоснул их сознание тупой пилой, но уже не мог причинить вреда.

Так кролик спас Самиру, она – Дениса, этого долговязого напыщенного болвана. А всех их вместе спасло провидение.

– Я потеряла сумку с объективами, – сказала Самира, когда они оказались в машине и отъехали достаточно далеко. Бегство через бурьян и кустарник казалось им зыбким, далёким воспоминанием без подробностей. Денис умудрялся рулить и грызть ногти одновременно. Он был похож на свихнувшегося лешего. Его лицо было исцарапано ветками. Как и её. Самира расплакалась.

Больше за время поездки они не проронили ни слова.

***

Спустя неделю она случайно встретила Дениса в «Пятёрочке», где закупалась для пикника. Блогер катил к кассе тележку, в которой лежали бутылка виски и пожухлый ананас. По лицу Дениса было очевидно, что он предпочёл бы избежать беседы, поэтому Самира не смогла отказать себе в удовольствии испортить ему настроение и подошла к нему.

– А-а, здорово, – натянуто поприветствовал Денис. Она ответила и сходу спросила то, что её действительно интересовало:

– Ты до сих пор ничего не написал в своём блоге. В чём дело?

Денис пристроился в хвост очереди. Самира повторила вопрос.

– Не понимаю, о чём ты, – откликнулся он нехотя.

– Ты прекрасно понимаешь! – возмутилась Самира. Стоящая перед ними толстуха, которая выкладывала на ленту промёрзших цыплят-бройлеров, похожих на мертворожденных детей, нервно оглянулась. Самира сбавила тон. – Я о фотографиях, ради которых мы попёрлись в дом ведьмы, а потом в эту чащу, где чуть… – Она перевела дух. – О той… том, как назвать-то, – цветке? Нас едва… а в твоём блоге – ни слова!

– Ничего не было, – отчётливо сказал Денис. Самира уставилась на него, разинув рот. – Ничего. Не. Было.

Этой ночью он проснулся от скребущихся звуков за окном квартиры на четвёртом этаже. Он ждал под одеялом, надеясь, что это всего лишь остатки очередного тяжёлого сна. Всю неделю его мучали кошмары, в которых он убегал от кого-то по тёмным коридорам ведьминого дома, а когда холодные липкие пальцы хватали его за шею, он, оборачиваясь, встречался взглядом с мёртвой молодой женщиной, протягивающей к нему окровавленные руки, с которых вены свисали, как обрывки проводов. Царапанье не проходило. Денис начал лихорадочно, скороговоркой, шептать: «Уходи прочь убирайся оставь меня я ведь стёр все снимки в тот же день я стёр я ничего не видел ничего не было тебя нет тебя нет тебя нет». Зазвонил будильник на смартфоне, и Денис проснулся во второй раз. Выключил сигнал и убедился, что его окружает тишина, даже ранних машин не слышно. А самое главное – никаких скребущихся звуков.

– Я вообще отказываюсь тебя понимать, – произнесла Самира. – А ты?

– Просто поверь. – Он выложил на ленту покупки. Толстуха, вцепившись в вышитый бисером кошелёк, торопилась расплатиться за цыплят, продолжая искоса бросать на спорящих опасливые взгляды. Белая майка натянулась на её китовой спине, и под тканью проступили бретельки бюстгальтера. Весь вид женщины говорил о страстном желании поскорей оказаться подальше отсюда.

– Я тебе за объективы должна, – произнесла Самира неожиданно для себя. Денис отмахнулся:

– Где-то их потерял. Н… неважно. Мои проблемы.

Она довольно грубо протиснулась мимо толстухи, чем изрядно её всполошила, и бросилась к выходу, так ничего и не купив. Денис проводил её взглядом, затем обратился к тётке:

– Ничего и не было. – И облегчённо вздохнул.

Толстуха, смахнув в кошелёк сдачу, ринулась к дверям с прытью не меньшей, чем у Самиры. Денис захотел откупорить виски прямо на кассе и сделать глоток в полбутылки.

Этот вечер он провёл за компьютером, играя по сети во второй «Старкрафт». Поскольку Денис находился в приличном подпитии, игра не задалась, и он скатился на сорок пятое место в серебряной лиге. Это его заботило по-настоящему. К полуночи он напился до чёртиков. Получил то, к чему стремился, и это было великолепно.

Лишь две вещи серьёзно волновали его – как подняться в серебряной лиге и как не наблевать мимо унитаза. Поэтому он не интересовался местными новостями. Мобильный звонил и звонил, но ему было плевать.

Если бы Денис залез на информационный портал Студёновска, то узнал бы, что этим утром Чобита нашли мёртвым.

Как и Денис, Чобит жил на четвёртом этаже. Он оставил окно открытым на ночь. Под утро весь двор разбудил истошный вопль. Крик не смолкал до приезда полиции. Взломав дверь, полицейские обнаружили Чобита, лежащего без сознания на полу спальни. Всё было залито кровью – хозяин квартиры, стены, пол и потолок, словно здесь разошёлся художник-авангардист. Рукой Чобит держал себя за горло, и из-под дряблых пальцев на вошедших щерилась рваная рана. Лицо Чобита было исполосовано. Он умер незадолго до прибытия врачей.