Дурной глаз

Как вдруг! Не прошло и года – вернулась. Верну-лась. Отпустили зверюгу, зацени. Я не знаю, как это, у меня слова кончаются! Небось, наплела, что я её щипал, кусал, что самозащита и что-то там ещё, состояние аффекта. А может, просто судье дала. Отпустили, понимаешь?!

Плеск в трубах возрос до предела, казалось, они вот-вот лопнут. Запотевший сливной бачок задребезжал крышкой, точно одержимый – а он и был одержим духом, – и Борис отшатнулся, заслоняясь руками, из опасений, что возмущение Никитоса разнесёт унитаз на черепки.

– Ладненько, – зло продолжил Никитос. – Сведём брутто с нетто. Я превратился в сортирное привидение, а этой суке достался «Вавилон». Бизнес шёл в гору. Но недолго – есть на свете справедливость. Я не знаю, что там у вас снаружи происходит, но последнее время отель простаивает впустую. Голову даю на отсечение… хм! А ведь именно это, можно сказать, со мной произошло! А, сосед?

– Нет слов, – отреагировал Борис. История производила впечатление; встреча с призраком производила чертовски сильное впечатление, но он понимал: если не выспится, завтра не сможет продолжить поездку.

И не стоит забывать про отправление нужды. Борис не представлял, как ему быть, коль в канализации завелось привидение. – Так вы тут сколько, говорите?

– Бесконечно долго, – мрачно ответствовал Никитос.

– И всё это время вы?..

– Развлекался, как мог. Вредил, портил трубы. Кричал, ругался. Клиенты думали, вода шумит. И Лизка думала. Да подозреваю, в глубине души она обо мне знала. Чувствовала. Иной раз встанет над раковиной, наклонится и нюхает. Встанет у параши – и слушает. Долго так. Боится, сука.

– Так Лиза, она… Она может представлять угрозу?

– Она чокнутая. Чокнутая!

Борис невольно зевнул. Никитос услышал и заметил понимающе:

– Баиньки захотелось, сосед? Потерпи ещё минуточку. Я столько времени не разговаривал с живой душой. Вдруг утром связь утратит силу? Ты знаешь, в стенах дома обитают какие-то… штуки. Я их не вижу, просто ощущаю, что они есть. Они мелкие и прыткие, как хорьки. Я не знаю, что они такое. Я к ним так и не привык, и я не хочу быть с ними рядом. И в говне сидеть до второго пришествия я тоже не хочу. Помоги мне, Боря, а там уж спи-отдыхай всласть, больше не потревожу.

Борис в задумчивости постукивал пяткой по стенке ванны. Никитос побулькивал. Борис опять ощутил запах – сладковатый запах тления. Как он не замечал его прежде? Вся гостиница была пропитана им, он чувствовался даже в холле. Борис представил Лизу, склонившуюся над раковиной и принюхивающуюся к душку из слива: глаза сузились, ноздри раздуваются, губы сжаты до синевы.

– Почему я тебя слышу? – спросил он, уклоняясь от темы спасения Никитоса.

– Без понятия, сосед. Какой-то ты особенный. Я не шибко рублю в потусторонних делах, хоть и призрак… Был, кстати, один парень, кроме тебя. Ну как парень, столетний пердун. Этот тоже меня слышал. Он носил слуховой аппарат. Есть ли тут какая связь? Я не знаю. Короче, когда я позвал его, он с перепугу надристал мне на голову и сию минуту съехал. Даже жопу не вытер. Шизик, да?

Снова наступило молчание. Даже вода перестала капать из крана.

– Ты ведь не думаешь, что я галлюцинация, – нарушил тишину Никитос.

– Теперь стану думать, – невольно усмехнулся Борис. – Шутка.

– И ты не собираешься насрать мне на голову и смыться?

– Я теперь вряд ли смогу сходить по-большому в обозримом будущем.

– Если это из-за меня, мы можем попробовать решить эту проблему.

– А… – Борис по-прежнему колебался. – А что после?

– Без понятия. Ангелы за мной не уверен, что прилетят и отведут к райским вратам, тут я без иллюзий, а ад… ад я уже прошёл. Может, отправлюсь куда-нибудь, куда все привидения уходят, когда проклятие снято. А ты потом садись на горшочек, как король, и сиди в своё удовольствие, сколь душе угодно. Просто опусти руку в унитаз, сосед, и вытяни меня.

Борис вдруг почувствовал себя страшно тупым. Впрочем, не это послужило причиной его медлительности. Причина была в интуиции. Она советовала ему оставить всё, как есть, и пусть призрак продолжает скитаться по трубам, пока на месте отеля не построят шаурмячную или «Макдональдс». Не будет добра, если вытащить Никитоса из унитаза на свет божий. Кто знает, как на него повлияли годы прозябания в нечистотах? А отлить можно и в кадку с фикусом.

– Сосед? Ты не заснул там? Гляди, свалишься.

Голос призрака звучал задорно, но шипение, пронёсшееся по вмурованной в стену трубе, походило на кошачье.

– А как же Лиза? – промямлил Борис. – Ты же не?.. В смысле…

– Стану ли я мстить? – Никитос, казалось, искренне изумился. – И в мыслях не держал. И потом, я же дух бестелесный. Я с тобой взаимодействую, с ней – нет.

«А ещё ты можешь портить трубы», – подумал Борис.

Появилось и другое чувство, знакомое. Податливость перед давлением. В школе более сильные и хулиганистые одноклассники никогда его не били, когда им требовались деньги, им было достаточно хорошо попросить, и он отдавал свои карманные. В университете он позволял списывать сокурсникам, даже если не помнил, как их по имени. На работе коллеги порой сваливали на него задания, если ситуация позволяла, с чем он безропотно мирился – откуда ещё взялась та доработка проекта, из-за которой он вовремя не ушёл в отпуск? Да что говорить, он и женился потому, что Лидия доставала: женись да женись, двадцать девять мне уже.

Нет, он не шёл против коллектива. Проще было расстаться с мелочью. Или протянуть руку призраку.

– Сокол, сокол, я орёл, – забулькал Никитос. Сквозь шутливые интонации сквозило нетерпение и ещё что-то… злость? Борис не желал думать об этом. Так становилось только хуже.

Он встал и подошёл к унитазу.

– Молодец! – отреагировали оттуда. – Поздороваемся за руку, по-мужски!.. Ты что делаешь, Боря, потерял чего?

– Ищу перчатку, – ответил Борис, который крутил головой по сторонам.

– Ну какая перчатка, так не сработает. Необходим полный контакт. Ты не бойся. Помоешь потом руку.

– М-да? – пролепетал Борис и склонился над унитазом. Однажды он уронил телефон в туалет, и ничего, полез рукой, успел спасти. Правда, тот унитаз был свой, домашний. Борис, морщась, упёрся руками в края фаянсовой чаши, привыкая к чужой нечистоте.

– Теперь, – инструктировал Никитос, – опускаешь ручку в трубу. Кисти будет достаточно. Предельно просто, а?

– Элементарно! – попытался бодриться Борис.

– Ну?

– Ну? – не понял он.

– Руку, Боря, руку. Не тяни. Давай пятюню.

– Ага… Может, лучше священника позвать?

Вода в унитазе взорвалась пузырями, заставив его отшатнуться – Никитос хохотал.

– О-ох, о-ох, впервые за пятнадцать лет поржал, сосед! Спасибо, от души!

– А вдруг я застряну?

– Застрянешь, если решишь полезть сюда целиком, – заметил Никитос резонно.

На этом отговорки у Бориса кончились. И хотя ему хотелось продолжать упрямиться воле Никитоса, никогда ещё сопротивление не давалось ему столь тяжело.

Зажмурившись, он осторожно, стараясь не задеть стенки, опустил в унитаз левую руку. Конечно, он сразу коснулся холодного фаянса и по-девчачьи ойкнул.

– Это пока не я, – сказал Никитос. Его явно потешало происходящее.