Комплектом прилагались братья Трофимовы – близнецы, работавшие в паре, но при этом безостановочно дискутировавшие по каждой мелочи – пить чай с сахаром или без, ехать домой или идти пешком, ставить выпрямитель на диодах или так обойдется. Несмотря на кажущуюся контр-продуктивность постоянных споров, работали они на удивление эффективно, и Тальберг взял их в группу без раздумий. Парадоксально, но они писали совместную научную работу, имея противоположные взгляды на рассматриваемую проблему и поражая этим Тальберга.
От обилия новых лиц он растерялся и не мог придумать, чем загрузить орду новобранцев. Он привык заниматься исследованиями последовательно, собственными руками и мозгами проделывая каждую операцию, этап за этапом, а тут для пущей эффективности использования человеческого ресурса требовалось правильно распараллелить работу между шестью людьми.
– Ой, какой милый зайчик, – говорила Устрицына, которой Саня демонстрировал чучело.
Тальберг взял себя в руки, напрягся и спустя полчаса натужных раздумий сочинил каждому занятие. Выдавая задания, принимаемые с почтительным молчанием, он испытал приятное ощущение. Непродолжительный самоанализ показал, что оно складывается из упоения властью и чувства собственной важности. Тальберг решил не поддаваться искушению, пока не снесло «крышу». Разве что самую малость, в компенсацию за пятнадцать лет бесправия.
– Что мне делать? – спросил Саня.
– Назначаю тебя замом, – добродушно сказал Тальберг. – Будешь осуществлять оперативный контроль над всем этим… – он запнулся, подбирая слово поудачнее, – …в общем, над этим всем.
Он устал за пятнадцать лет непрерывной борьбы с Краем. Не хотелось ничем заниматься – мечты сводились к желанию от души выспаться. На днях вспомнил, что приблизительно через месяц по графику подходит отпуск, и теперь вел обратный отсчет в настольном календаре, надеясь, что Кольцов выделит недельку на отдых.
Тальберг тайком накопил небольшую сумму, на которую собирался свозить Лизку на море. Она ходила мрачнее тучи, хотя Тальбергу просто могло показаться – у него напрочь отсутствовал не обнаруженный наукой орган, ответственный за понимание намеков, и он затруднялся угадать, куда нынче дует ветер. Последние года три они почти не общались, потому что тем для разговоров не находилось – каждый день походил на предыдущий, как братья Трофимовы – друг на друга. Отличалась только погода за окном.
Он пошел в закуток, отгороженный от остальной части лаборатории тонкой, но все-таки стенкой, рассчитывая посидеть в одиночестве, пока Саня проводит экскурсию для вновь прибывших.
Тальберг бросил на верстак связку ключей с брелоком из краенита и посмотрел на три дырочки, раздумывая, сообщить ли кому про свечение. Он довольно легко вычислил условие его возникновения – достаточно поднести обработанный краенит к необработанному, чтобы появилось голубоватое сияние, яркость которого была, по-видимому, прямо пропорциональна общей массе кусков и обратно пропорциональна расстоянию между ними. Но это предположение нуждалось в практической проверке – он не сказал о нем даже Сане.
Едва группа разбрелась по лаборатории, знакомясь с новыми технологиями и листая записи Тальберга со схемами установки, из коридора донесся шум, будто кто-то сдавал на нормативы по кроссу, не выходя из здания. Следом закричали и зарычали, и игнорировать происходящее стало невозможно.
– Да что такое? Тигров завезли?
Тальберг выглянул в коридор. Ничего не увидел, зато услышал крики и вопли с лестничной клетки. Получалось, это странное и непонятное творилось на другом этаже.
Он вышел на лестницу и прислушался, определяя источник шума. Движимые любопытством остальные члены группы неорганизованным строем отправились за ним следом.
– Кажется, сверху шумят.
Тальберг обернулся, увидел Плотникова и оценивающе посмотрел на его коренастую фигуру.
– Пошли, – скомандовал ему Тальберг, чувствуя смутную тревогу. Доносящиеся звуки ничего хорошего не предвещали. – Остальным вернуться в лабораторию.
Расстроенная группа поддержки осталась на лестничной клетке. Сгоравший от любопытства Саня посмотрел на Тальберга с обидой – в кои-то веки в институте случилось что-то интересное, а его отправляют в скучную лабораторию.
– Всем вернуться на рабочие места, – повторил Тальберг. – Немедленно.
Поднявшись этажом выше, они с Семеном увидели толпу в дальней стороне коридора. Явно что-то происходило. Тальберг поспешил к ним, на ходу пытаясь определить, что же случилось.
Подбежав вплотную, заметил Самойлова, окруженного собственными сотрудниками. К удивлению Тальберга, в руках Самойлов держал огромный нож.
С лезвия капала кровь.
– Осторожней, – закричал кто-то. – Не приближайтесь!
Самойлов кружился на месте, подскакивая на полусогнутых ногах и не давая никому подойти со спины. Он совершал пугающие резкие выпады. На лице застыл оскал, словно он спустился на несколько пролетов по эволюционной лестнице, поближе к предкам. Выпученные глаза светились ненавистью. Он заметил подошедшего Тальберга, но ничто в хищном взгляде не выдало узнавания, разве что рык стал громче.
Это существо мало напоминало прежнего вежливого и самовлюбленного Самойлова.
– Что с ним? – удивился Тальберг.
– Не знаем, – ответили, не оборачиваясь. – С ума сошел. Вон, Володина порезал.
Тальберг обратил внимание на мужчину с правой рукой, перемотанной тряпкой. Володина трясло, на лбу проступил пот. Сквозь ткань проступали красные пятна и большими каплями падали на пол.
Тальберг услышал шум и, обернувшись, увидел бегущий к ним отряд из пяти человек во главе с Безуглым.
– Разойдись!
Прижались к стене, пропуская вперед охрану.
Самойлов не собирался сдаваться без боя и крутился на месте, размахивая ножом, не давая подступиться. На каждом взмахе он издавал животный рык.
Тальберг удивился произошедшей перемене. Позавчера Самойлов заходил к нему на чай – чайные пакетики он предусмотрительно принес с собой – и попросил краенитовой пыли. Оказалось, с ней работать удобнее из-за большей удельной площади поверхности. Выглядел он вменяемым, радостным, в работе наметился явный сдвиг и краенит худо-бедно вступал в реакции. Тальберг, будучи физиком, ничего из химических терминов не запомнил.
Охранники взяли Самойлова в кольцо, оттеснив других сотрудников.
– Всем держаться подальше! – командовал Безуглый. – Еще лучше разойтись по рабочим местам!
Разумеется, расходиться никто не стал.
– Что с ним?
– Да ч-черт его знает, – Володин запинался от волнения. – Работали как обычно. А потом его «переклинило», он обезумел и начал на всех нападать. Кричал «Не дам отобрать у меня тему». Какую тему? Я едва увернулся, только по руке схлопотал.
Безуглый смотрел на Самойлова и оценивал степень его пригодности для ведения переговоров.
– Прошу успокоиться и положить оружие, – попробовал скомандовать он тихим, но уверенным голосом, изначально сомневаясь в адекватности существа с ножом. Вся надежда оставалась на успокаивающие интонации, предназначенные для демонстрации дружелюбного настроя и оказывающие убаюкивающее действие.
Самойлов сфокусировался на лице Безуглого. Это стоило ему огромных усилий.
– Первая… – проговорил он с трудом.
Рядом с Тальбергом зашептались.
– Что он сказал?
– Первая, вроде бы…
– Кто первая? Что первая?
– Откуда мне знать? Если интересно, сам у него спроси. Он тебе расскажет с подробностями.
Безуглый тем же уверенным голосом повторил требование, расценивая попытку Самойлова говорить, как желание идти на контакт.
– …невозможность… – прошептал Самойлов, но так тихо, что Тальберг не столько услышал, сколько прочитал по губам.
– Успокойтесь, – продолжал Безуглый, игнорируя несвязную речь обезумевшего. – Мы окажем помощь, остыньте. Никто не собирается причинять вам вред. Никто не желает вам ничего плохого.