Край

Она решила, что Платону не обязательно знать обо всех проблемах в ее личной жизни и перевела разговор:

– Ты-то с ними как оказался?

– Хороший вопрос. Пытался познакомиться с соседями, и как-то так получилось…

– Известно, как получилось, – сказала Василиса строго. – Оно всегда одинаково получается, если связываться с кем попало. Чтоб он сдох, алкаш проклятый, и у самого жизни нет, и других спаивает…

Она мыла посуду, тихо поругивая мужа и его приятелей-доминошников, а Платон пил кофе, смотрел на нее и думал, что Василиса из той породы женщин, к которым тянется всякий антисоциальный элемент, особенно в состоянии «некондиции». Они теряют волю и идут к ней на запах, как теленок – к корове, чтобы припасть лицом к необъятным грудям. А она их жалеет, не отказывает и с гордостью несет крест женщины, «отдавшей ему лучшие годы жизни», будто изначально не догадывалась, к чему это приведет.

– Женат? – спросила Василиса.

– Разведен.

– Бросил?

– Ушла. Не сошлась со мной характером.

Разговор не клеился. Платон допил чашку, попрощался и отправился в свою ведомственную квартиру, чтобы сменить помятый костюм на более пристойный.

С тех пор Платон дал зарок не пить ничего, гордо предъявляемого со словами «от Михалыча».

– …ты не представляешь, как пьется… – повторил Демидович, очевидно вспоминая последний опыт употребления.

– Почему же? Догадываюсь.

– Ерунда, – перебил Котов, – пока именно эту не попробуешь, не прочувствуешь всю прелесть.

– Это обязательно? – с кислым выражением спросил Платон. – Я не обедал, а натощак идет плохо.

– Как хочешь, а я пятьдесят грамм пригублю.

Демидович отковырял пробку, наполнил откуда-то взявшийся граненый стакан, посмотрел на Платона, выдохнул и одним мастерским залпом опрокинул. «Совсем плох стал», подумал Платон.

С Котовым и ранее случались приступы неконтролируемого потребления алкоголя, когда его приходилось прятать в закрытом пансионате до полного выздоровления. Пока приводили в чувство после очередного запоя, его обязанности исполнял Платон. Отсутствие генерального инспектора обычно объяснялось просто: «Работает с документами». Говорить о «проблемах со здоровьем» Демидович запретил, сообщив, что «здоровье у него еще о-го-го и не надо вводить людей в заблуждение».

Он от наслаждения закатил глаза и изобразил блаженство. Платону захотелось сделать глоток и лично убедиться, насколько все хорошо. Впрочем, Котов с тем же выражением счастья пил любой отвратительный самогон.

Он открыл глаза, закупорил бутылку и поставил перед собой.

– Думаешь, очередной шмурдяк? – он поучающе ткнул в потолок указательным пальцем. – А на деле, это выход из кризиса для депрессивного региона.

Платон скептически взглянул на стекляшку с черным содержимым.

– Всех спаивать будем в рамках борьбы с депрессией? – предположил он.

– Да ну тебя! – отмахнулся Демидович. – С этим тут и без нас успешно справляются. Я же не совсем выживший из ума старикашка-алкоголик, как ты полагаешь.

– Я так не считаю, – поспешно заверил Платон.

– Да знаю я тебя, как облупленного, – скривился Демидович. – Потерпи, мне недолго осталось. Будешь сам рулить.

Платон почувствовал, как краснеет, хотя раньше за собой такого ни разу не замечал – обычно ему удавалось скрывать эмоции. Демидович притворился, что не заметил, и продолжал:

– Выглядит, как обычная настойка, но представь, если наладить серийное производство в нормальной таре! Спрос будет, гарантирую. Чего я только в жизни не пил, но оно рядом не лежало. Попробуешь – поймешь.

Платон выслушивал Демидовича с кислым видом. Так трезвый человек в общественном месте терпит откровения подвыпившего мужика с соседнего сиденья – уйти нельзя, потому что зажат возле окна, и сидишь, киваешь в ожидании скорой остановки.

– Если наладить массовое производство, этой продукцией заполоним каждую полку в стране. И оно не залежится! Спрос будет колоссальный – покупать станут и трезвенники, и язвенники, – продолжал рассказывать Демидович, туманным взором вглядываясь в светлое будущее процветающей Лоскутовки. – И главное – ни следа похмелья. Можно пить не только в пятницу, но и в любой другой день недели, а с утра со свежей головой идти на работу, не опасаясь грозного начальника. Да и начальник, наверняка, накануне принял пять капель с зарубежными партнерами из дружественных стран.

«Надеюсь, столицу не перенесут в Лоскутовку», – подумал Платон, глядя на разошедшегося Демидовича, которого понесло на такие галеры, что Платон всерьез испугался, не придется ли сдавать Котова на принудительное лечение по случаю очередного приступа «белой горячки», как случалось ранее. Тогда взволнованной его отсутствием общественности сообщили, что Демидович лег на плановую операцию для выполнения коронарного шунтирования, и два месяца в пресс-релизах сухо сообщалось, что у пациента аппетит хороший, сам он идет на поправку, а швы затянулись и почти не видны.

– Правильно проведя рекламную компанию, мы станем не только лидером национального производства, но и локомотивом экономики в целом, организовав экспорт в другие страны. Не знаю, из чего ее Михалыч делает, но, кроме него, никто не владеет секретом, а мы никому и не скажем, – Демидович подмигнул. – Когда эти олухи подсядут на наше черное золото, мы сможем всему миру диктовать условия.

«Тронулся-таки умом, старикашка», – подумал Платон. Его воображение отказывалось представлять заграничные очереди за пойлом от Михалыча.

– Вино и коньяки – детский лепет по сравнению с нашим продуктом. Всякий попробовавший подсядет на иглу… то есть на бутылку, – исправился Демидович, – мы будем диктовать наши условия, а они будут исполнять, как миленькие. Все будут выполнять, как миленькие, – заело Демидовича. – Как миленькие будут…

Он погас, и Платон разволновался, не случилось ли чего, но Котов опять «включился» плеснул еще стаканчик и опрокинул его не менее профессионально, чем предыдущий. У него словно щелкнуло в черепушке – какой-то невидимый миру переключатель – и Демидович из полоумного мечтателя превратился в генерального инспектора с деловой хваткой.

– Необходимо продумать стратегию и определить порядок дальнейших действий, составить бизнес-план, как ты умеешь. План представим в центр на согласование, но ждать ответа не станем. Пока они будут возиться с цифрами и бюджетами, начнем производство и покажем первые результаты, а победителей, как известно, не судят. Хотя, нет! – перебил себя Демидович и заговорщицки подмигнул Платону. – Фигу этому центру, мы и сами с усами. Организуем частное предприятие! Ты же хотел себе свечной заводик на пенсии? Пусть утрутся!

– Надо найти производственные мощности, разработать технологию серийного производства, закупить оборудование, настроить линию, – принялся перечислять Платон занудным голосом. – Не так-то просто, если правильно понимаю…

– Весь административный ресурс тебе в руки. Сроку тебе полтора месяца.

– Мало. Не менее полугода, если контракты и поставки осуществлять напрямую без тендеров. Одно проектирование на месяц затянется.

– Полтора месяца! – повторил Демидович генеральским голосом и нахмурил брови. – Это же не госзаказ, а частная лавочка. С твоими навыками можно и в неделю уложиться. Наладь для начала производство небольших партий, а расширяться будем после. Не справишься, уволю, – поставил он ультиматум. – Бутылку с собой забери, как наглядное пособие.

– Понятно, – Платон испытывал гамму противоречивых чувств.

Он понял, что аудиенция закончена и пора приступать к цивилизованному захвату мира, живописно обрисованному Демидовичем в ярких радужных красках.

Платон взял папку с бутылкой и отправился к выходу. На половине пути обернулся и спросил:

– Где Михалыча искать?

– В НИИ Края, конечно, – ответил Демидович, словно удивляясь неосведомленности зама, обычно находящегося в курсе происходящего.

– Конечно, – пробормотал Платон, – ну где же он может обитать? Здесь все дороги ведут в НИИ…

20.

Несчастный случай в НИИ произошел в десять часов утра. Точнее, не совсем несчастный случай, скорее чрезвычайное происшествие, которых в НИИ ни разу до того не бывало.

Утром на работу вышли новые члены группы – угрюмый Семен Плотников, постоянно сыплющий шутками и прибаутками Виктор Моржов и молодая доверчивая Устрицына Анастасия Михайловна, над которой неустанно подшучивал Виктор. Она ему верила и не сразу соображала, что он шутит, а когда догадывалась, говорила «Витя, ты дурак?»

Настя представляла несомненную ценность – она пришла прямиком из группы Харламова и поэтому разбиралась в тонкостях работы безлинзового оптического концентратора на электромагнитных полях, который функционировал из рук вон плохо, несмотря на ранее достигнутый успех. Тальберг подозревал, что ему отдали далеко не лучший экземпляр, и надеялся решить бесконечные проблемы со стабильностью через привлечение Устрицыной, числившейся ведущим специалистом в группе.