Фабрика #17

После проверки родился приказ по цеху, предписывающий собственными силами провести масштабный субботник и привести здания и сооружения в надлежащий вид, который можно предъявить гостям из столицы. Деятельность развилась бурная. Рабочие скребли, чистили, заметали, белили, красили, засыпали мусором ямы, клали асфальт поверх луж, забросив прямые обязанности. Один Коренев, чудом не затянутый в водоворот украшательства и очковтирательства, продолжал смазывать механизмы, поддерживая в них теплящуюся жизнь. Даже его скромные познания в механике позволяли прийти к неутешительному выводу, что техническое состояние фабричного оборудования далеко от идеального и вот-вот пойдет псу под хвост.

На фасад страшного здания, лет двадцать назад выполнявшего функции склада, натянули гигантский плакат, закрывший разваливающуюся стену фотографией этой же самой стены, но во времена ее молодости.

На параде ожидалось присутствие Директора, поэтому оживление в рядах трудящихся за день до события достигло апогея. Рабочие и руководство среднего звена бродили в возбуждении, наводили последний лоск и переживали, что в ответственный момент что-то может пойти не по плану.

Коренев тоже не остался равнодушным. Он с прошлой работы помнил, как выглядит показуха, и распознавал ее закрытыми глазами, но и ему передалось настроение всеобщего помешательства. Он надеялся на личную встречу с Директором, несмотря на охрану, которая в таких случаях не дает кому попало приблизиться к охраняемому должностному лицу.

В день празднеств выяснилось, что высшее руководство парад не посетит, так как пребывает с официальным визитом в заграничной командировке и сожалеет о невозможности принять участие в шествии. Но Директор посмотрит на довольные и радостные лица работников в записи, поэтому огорчаться не следует.

Новость вызвала глубокое разочарование. Оказалось, Коренев был не единственным желающим поделиться с высшим руководством собственными проблемами. Несмотря на испорченное настроение, никто не отменял парада, тем более, его в записи хотел посмотреть сам Директор.

Бригадир вручил Кореневу плакат с одним словом: «Горжусь!». Коренев не сразу догадался о смысле краткого лозунга. Вероятно, предметом гордости являлся факт работы на фабрике. Остальные шли с подобными короткими, но емкими транспарантами: «Сможем!», «Готовы!», «Не сдадим!». Самая длинная и понятная надпись сообщала: «Нам сто лет!»

– Может, я в вагончике посижу? – попросил Коренев, но его слушать не стали и поставили в середину ряда.

Он разглядел во главе колонны Алину и обрадовался, хотя из-за всеобщей суматохи и не мог подойти ближе. Она стояла в окружении других медработников и улыбалась, но Коренева не замечала, несмотря на его попытки привлечь внимание, бешено размахивая плакатом.

– Да не мотыляй ты так, кому-то по затылку попадешь, – сказал дедушка, нацепивший на грудь три ряда орденов. Показалось, что на одной из его медалек написано «За взятие Бастилии», но дедуля подхватил свой плакат и убежал в голову колонны.

Такого количества народа Коренев на фабрике не видывал. Сейчас, когда все собрались на празднике, самое идеальное время для побега. Зайти за угол, бросить плакат и убежать…

– Изоляторный цех! – объявил женский голос через громкоговоритель, и колонна, в которой стоял Коренев, двинулась мимо трибун. Шли слаженно, но медленно, чтобы растянуть парад по длительности и создать иллюзию большего количества участников, чем удалось собрать на самом деле.

Транспарант сносило в сторону сильным ветром, и Коренев с трудом удерживал древко. «До чего скатился! Стыд и позор!» бормотал внутренний голос.

Сосредоточился на рыжих волосах Алины, идущей в трех десятках метров впереди. Она то показывалась, то исчезала за нестройными рядами прочих участников шествия. Хотелось, чтобы она его наконец-то заметила, но она продолжала брести под руку с подругой.

Решил подобраться ближе и начал обходить впередиидущих, стараясь не привлекать внимание немногочисленных, но важных гостей. Во время очередного маневра внезапно зацепился взглядом за одну из фигурок, стоящую среди наблюдателей.

Владимир Анатольевич! Это, без сомнений, был он. В левой руке он держал поводок, заканчивающийся зевающей собакой, а правой вытирал платком со лба пот, катившийся из-под теплой шапки-ушанки.

Коренев забыл об Алине, параде и необходимости соблюдать подобие строя. Он не видел под собою земли и несся наперерез толпе, наступал на ноги и расталкивал других участников, которым не повезло оказаться на его пути. Плакат волочился следом и бил по коленям.

– Молодой человек! Осторожней! – раздавались крики, но Коренев не обращал на них внимания. Он топтался по чужим ботинкам, в ответ ругались и вскрикивали от боли, но это казалось ему сущей мелочью, когда появился реальный шанс выбраться на свободу.

– Владимир Анатольевич! – закричал он, опасаясь упустить из виду знакомую фигуру с собакой. – Я здесь! Посмотрите сюда!

Со всех сторон на него зашипели, и даже Алина с подругой оглянулись на шум. Стройность рядов нарушилась, возникла заминка. Благостная картинка дружного коллектива, в ногу идущего в будущее, разрушалась на глазах.

Владимир Анатольевич притворился, что ничего не заметил. Он поглядел на часы и пошагал прочь от места проведения парада, потянув на поводке недовольного пса. Единственный шанс на спасение ускользал, и Коренев припустил быстрее. Выбросил плакат, сдерживающий бег, и теперь ничто не мешало расчищать перед собой дорогу двумя руками.

Владимир Анатольевич с испугом оглянулся на шум, но при виде Коренева ускорился.

– Стоять! – закричал Коренев, выбежал из толпы и пересек свободное пространство между колонной и наблюдающими. – Вы не можете меня бросить! Я вас засужу!

Охрана напряглась и придвинулась к гостям из столицы. Люди из охраны бежали к нему. Он увернулся от протянутых рук и прорвался через ограждение за пределы праздничной зоны. К нему потеряли интерес и вернулись к мероприятию.

Он успел заметить плащ Владимира Анатольевича, исчезнувший за двухэтажным зданием конторы изоляторного цеха, и бросился следом.

Запыхавшись и выпуская клубы пара, забежал за угол. Услышал лай и хищно улыбнулся.

– Вот вы где! – сказал он. – Ну, теперь-то не отвертитесь.

Испуганный Владимир Анатольевич проигрывал в неравной схватке с псом – тот, не обращая внимания на натяжение поводка, стоял у единственного в цеху дерева и лаял на шокированного Мурзика, уцепившегося когтями в ствол.

– А, это вы, – Владимир Анатольевич изобразил удивление. – Я вас и не заметил, так сказать.

– У меня сложилось противоположное ощущение, – прохрипел запыхавшийся Коренев, подошел ближе и приготовился вцепиться в плащ при первых признаках побега.

– Прискорбно, но ваше впечатление обманчиво, – ответил Владимир Анатольевич и дернул за поводок. – Фу! Сидеть! Обычно они не лают и на котов не реагируют, а тут как с цепи сорвался, с ним такого не случалось. Ума не приложу, что на него нашло, так сказать – пояснил он.

– Зубы мне не заговаривайте! Бросили здесь и не почесались разузнать, куда я пропал! – разозлился Коренев, которому было наплевать, отчего золотистый ретривер вел себя, как голодная дворняга.

– Поверьте, я тоже удивился, не разыскав вас на месте. Я же просил не уходить!

– Не надо вешать лапшу на уши! – Коренев не верил ничему. – Вытаскивайте меня отсюда немедленно!

– Не могу, я пытался. Насколько мне известно, вас застали с поличным во время хищения, и вы обязаны отработать ущерб в трехмесячный срок, так сказать.

– Вы издеваетесь, что ли? Я здесь четвертый месяц торчу по вашей милости! Кусачки стоят копейки! как можно за эту мелочь сгноить человека в душегубке?

– Увы, серьезное дело, такие вещи на фабрике не проходят безнаказанно. Кроме того, система видеонаблюдения показала, что вы нанесли дополнительный ущерб, когда повредили опору паропровода. Оценка потерь от упущенной выгоды в связи с трехдневным простоем с учетом прямых расходов на ремонт автоматически продлила срок вашего пребывания на фабрике, так сказать.

– Надолго?

– На год и четыре месяца.

Коренев застонал.

– Я хочу обратиться к руководству!

– Исключено, – заявил Владимир Анатольевич. – Вы же сами слышали, Директор в отъезде и появится через три недели. Я бы рад помочь, но с порядком на фабрике строго.

– Каким порядком? – вспылил Коренев. – Каждый второй ворует безнаказанно!

– Во-первых, что позволено Юпитеру, не дозволяется быку, а во-вторых, компетентные органы без нас разберутся, – сурово отчитал Владимир Анатольевич и утешительно добавил: – А о вас я не забыл и по возвращении Директора постараюсь с ним переговорить. Вы, кстати, книгу пишете в соответствии с договором? Сроки прошли, пойдут штрафные начисления за неустойку.

– Нет, не пишу и даже не пытался, – прорычал Коренев, всерьез разозлившись.

– Жаль. У вас имеется богатый опыт, и вы можете излагать по личным впечатлениям. Взгляд изнутри, так сказать.

– Как писать, если по прошествии четырех месяцев я не имею ни малейшего понятия о продукции фабрики?! По-вашему, я должен работать в две смены – утром смазывать подшипники, а вечером – скрипеть гусиным пером при свете восковой свечи?

– Поэтично и верно по содержанию, так сказать, чувствуется рука мастера. Продукция фабрики представляет засекреченную информацию, которую вам никто сообщать не станет. А писать следует не о сухих цифрах технических отчетов, а о людях, об их взаимоотношениях. Передайте семейную атмосферу предприятия, где рабочий коллектив – словно одна большая семья, – предложил Владимир Анатольевич. Пес наконец-то успокоился и смирно сидел у его ног. Мурзик лениво сполз на землю и потрусил к столовой.

– Что-то я не заметил никакой семейной атмосферы.

– Это потому, что вы зациклены на собственных проблемах, а надо смотреть на людей, находящихся рядом, – пояснил Владимир Анатольевич. – Мне пора, я должен бежать, но про вас помню. Я в вашем благополучии заинтересован, как в себе самом. Я это, фактически, вы. Мы с вами одно целое, если вы понимаете, о чем я говорю. В конце концов, вы же фабрику и построили, так сказать.