Край

Твари угомонились, крики прекратились, взрывы хохота превратились в шуршание пакетов. Расползлись по закуткам, ищут припасы. Грядет застолье.

Не беда. Снова соберутся у огня и начнут противно хрустеть костями, двигать челюстями, перемалывая запасы мертвых душ. Они беззащитны, поглощены трапезой и не слышат ничего вокруг. Шумят, радуются мясу, пьют воду, заедают хлебом, сыплют крошками, хвалятся мертвечиной, обмениваются добычей. А он уже за спиной, он готов.

Осталось единственное движение до второй невозможности. Он сделает все, чтобы твари не отобрали секреты, накопленные ценой жизни.

55.

– Что, товарищи, дерябнем? – робко предложил Клещ. – Оно, конечно, возбраняется, но не по-человечески как-то получается, человек преставился…

Они сидели на двух скамейках вдоль стены и отдыхали по случаю обеденного перерыва. Посредине лежала старая дверь на четырех стопках пустых перевернутых ведер, используемая в качестве импровизированного стола.

Между тем, производственный процесс шел вовсю. В емкостях продолжало кипеть содержимое, распространяя довольно неприятный приторно-сладкий запах.

– Мы же на работе ни-ни, – сказал Пепел. – За попытку – увольнение.

Повернулись к Костылеву, который должен разрешить ситуацию, высказав решающее заключительное слово. Он, в свою очередь, почесал затылок в поисках компромиссного решения.

– Короче, так, – определил он, – по пятьдесят и ни каплей сверху.

Михалыч бродил по помещению, переходя от одного аппарата к другому и наблюдая, как в емкостях булькает красноватая жижа. Он молчал, изредка двумя-тремя словами давая рекомендации, вроде «добавить сахару», «не хватает яблок». Какую-то непонятный порошок он добавлял собственноручно, не доверяя никому и определяя дозировку на глаз. Пыль хранилась в емкости, которую Костылев держал у себя, производя постоянные взвешивания. Платон объяснил, что ни один грамм не должен пропасть и за ее сохранность Костыль отвечает головой.

– Ну, помянем, – Клещ разлил бутылку и теперь возвышался над всеми со стаканчиком. – Не чокаясь.

Дружно выпили за упокой Антона Павловича, скоропостижно скончавшегося в расцвете лет.

– Золотой мужик, – сказал Андрюша. – Никогда не отказывал, ежели к нему за помощью обратишься.

– Я ему две сотни задолжал, – вспомнил Пепел, – Отдать не успел, так он и не спрашивал.

– Говорю же, золотой человек, – повторил Клещ.

Помолчали, потом Лука выдохнул и предложил:

– Партийку в «козла» бы…

– Можно, – согласился Костылев. – По столу не надо бить с размаху, а то сюда академики сбегутся.

Игра пошла довольно резво. Давно не играли и соскучились по старым добрым временам. Платили им хорошо, но какой толк от получки, если на нее нельзя гульнуть, как следует?

– Иногда хочется на недельку отпуск взять, – мечтательно говорил Клещ. – Отдохнуть от души – и снова на работу.

– Не заработал еще, – отвечал Костылев. – Наладим поточное производство, тогда и будете отдыхать поочередно.

В процессе игры общее настроение улучшилось, и в ход пошли шутки и анекдоты, слово за слово, набирая громкость.

– А Михалыч? – шепотом спросил Клещ.

– Работает.

Стеклодув держался обособленно и в общественных мероприятиях участия не принимал. Никто не решался обращаться к нему без повода, кроме как по острой служебной необходимости. Он приходил в любое время, когда ему вздумается, и ходил вдоль «технологической линии», гипнотизируя арендованное оборудование. К его поведению привыкли и не обращали на него внимания, подсознательно держась от него на почтительном расстоянии.

Громыхнуло.

– Что там случилось? – встревожился Пепел.

– Михалыч буянит. Ну его…

Пятьдесят грамм оказалось маловато, и Костылев разрешил еще по одной.

– Но больше ни-ни, – покачал он пальцем. – Ввиду исключительности повода.

Добавили. Игра оживилась, только Костыль время от времени прикрикивал на особо расшумевшихся.

Пепел быстро сдал кости и сидел, со скучающим видом наблюдая за партией со стороны.

– Перерыв кончается, а мы пайки еще не съели, – опомнился Клещ. – Увлеклись.

– Точно! Точно! – загалдели мужики, доставая свертки.

Пепел достал бутерброды с яйцом и принялся есть их всухомятку, уставившись на горку костей домино. Он жевал и думал, что Василиса как-то резко охладела к нему. Это радовало – он знал, что сделает с ним Костыль, если узнает.

Он поднял глаза на Костылева, сидевшего по другую сторону стола и уминавшего сухую гречневую кашу, запивая ее водой из алюминиевой кружки. Позади него стояла металлическая бочка, в которой горело пламя, отчего вместо лица, Пепел видел лишь контуры Костыля.

– Чего уставился, жри быстрей. У нас еще работы непочатый край.

Вдруг подозрительная тень одним большим прыжком подскочила сзади к Костылю, и через мгновение тот выгнулся, заревев не хуже медведя.

– Что ж творишь, б…

В наступившей суматохе Пепел не сразу разобрался, что произошло. Все резко повскакивали с мест, опрокинув импровизированный стол, и с криками бросились на помощь Костылю, который сумел встать и теперь боролся с Михалычем, весьма успешно сражавшимся со слабеющим противником, несмотря на малый рост.

– Я тебя прибью, мелкая скотина!

На мгновение перед Пеплом мелькнула спина Костыля, из которой торчал нож, использовавшийся для распечатки ящиков.

– Убивают, братцы! – закричал Клещ и бросился на помощь.

Их тела связались в стонущий и пыхтящий клубок.

– Помогайте! – прокричал задыхающийся Клещ, пытаясь оторвать руки Михалыча от Костыля.

Пепел глянул под ноги и увидел подходящий кирпич, использовавшийся для придавливания бумаг, чтобы их не унесло сильным сквозняком. Он понял, что пришла пора действовать.

– Берегись! – заорал он, схватил холодный шершавый кусок керамики, и размахнулся, чтобы как следует врезать Михалычу по затылку.

Когда он опускал кирпич, стеклодув резко пригнулся, увлекая за собой дерущихся, и Пепел с опозданием заметил, что импровизированное оружие движется по траектории, заканчивающейся головой Костыля.

Костылев еще и повернулся на крик, и угол кирпича попал ему точно в висок.