Проклятье из Тридесятого царства

Фил и Хан синхронно переглянулись. Не было причин не доверять этому мужичку. Раз он знал, что Змей помог ребятам сбежать, значит – тоже соучастник этого преступления. Хотя стоит признать тот факт, что, на самом деле, ребята не доверяли никому. Таков уж этот мир.

Поднявшись с земли, ребята струсили с одежды песок и представились, назвав свои имена.

Фил плелся позади своих друзей и новых знакомцев. Парень погрузился куда-то глубоко в свои мысли, и теперь, нервно покусывая нижнюю губу, пытался разобраться, что делать дальше. Больше всего его волновала собственная дальнейшая судьба. В частности, снято ли с него проклятие, которое обрекло его на верность ершовой короне, и можно ли вернуться домой? Как это вообще работает? «Странно, но сбежав из замка, я все еще жив. Может, у проклятия есть свой срок действия?». Фил задумчиво почесал лоб. «Что это за место такое – Тридесятое царство? Больше напоминает какое-то дешевое реалити-шоу. Бесит! Дома такой, как есть, я никому не нужен, и здесь мне тоже никто, по-моему, не рад. Восхитительно! Мне прям везет по жизни – рассуждал он про себя, – еще и Хан здесь застрял по самое «не балуйся». В долбанном мире без канализации и интернета. Но, если быть до конца честным, – это был его личный выбор. Он знал, что не вернется. И что-то я не заметил в нем особого рвения домой. Хотя… Ведь его там тоже никто не ждет. Уверен, приемная семья Хана его даже не искала. А здесь у него есть шанс найти хоть каких-то родственников, пусть и очень дальних. Ладно, допустим, Хана можно понять. А Мара? Жила бы себе спокойно в своей женской секте в лесу. Кто ее просил вообще помогать? Куда ее теперь деть? Девочку без роду и племени… Хотя… – Фил резко затормозил, – Постойте-ка… Что это за место такое – Тридесятое царство? Неужели это совпадение: трое никому не нужных людей оказались случайно втянутыми в запутанную опасную историю? Что если это вовсе не случайность? Что если Тридесятое царство так устроено? Царство ненужных… детей».

«Фил! – услышал он раздраженный голос Хана, – Ну, где ты там застрял?!». Парень смахнул все свои тяжелые мысли и, опустив голову, ускорил шаг. Ноги проваливались в сыпучий вязкий песок, идти было тяжело. Фил облизал соленые от морского ветра губы и провел рукой по распушившимся от влажности волосам. Парень даже не заметил, как на горизонте показалась маленькая рыбацкая деревушка, состоящая из десятка покосившихся изб. Несколько пришвартованных лодок покачивались на разгулявшихся волнах. Море чернело на глазах, загоняя белую пену на песчаный берег. Внушительного размера клубки рыбацких сетей, ряды деревянных бочек – все это ясно очерчивало круг занятий местных жителей. Морская комка была свалена, будто сено, в гигантские кучи, на вершине одной из них которой грелся в лучах солнца упитанный рыжий кот. Рядом не было не единого деревца, от того поселок выглядел каким-то неимоверно тоскливым. «Наверное, летом здесь гораздо приветливее», – подумал Фил, увидав наконец-то очертания унылой деревеньки.

Войдя в третью с конца избу, ребята окинули взглядом рыбацкий интерьер. Здесь явно жили холостяки: покосившиеся от времени и ветра деревянные стены, сквозь трещины которых проникают тонкие белые лучи солнечного света и сквозняк, пропахли рыбой и солью. На рассохшемся столе в хаотичном порядке расположилась немытая кухонная утварь с темным налетом копоти и налипшей мелкой чешуей. Ноги липли к грязному полу. Впрочем, не только ноги, но и пыль, чешуя, комья кошачьей шерсти и луковая шелуха. На фоне черных стен едва можно было различить не менее черную печь. Если бы не рядом валявшиеся в разнобой поленья, то ее можно было бы и не заметить.

– Мы здесь живем только в лучшие месяцы для улова. В основном, с мая по октябрь. В начале ноября все отсюда едут домой в родные деревни, – будто оправдываясь, прокомментировал увиденное входящий следом за ребятами Гриша, – ну, вы проходите, не стесняйтесь, – радушно пригласил он гостей. Сейчас печку натопим и станет уютнее.

Мара заметно содрогнулась и поежилась, потирая руками свои плечи. Сквозняк здесь задувал со всех щелей. Девушка замерзла еще на улице у моря, но, казалось, в остылой избе еще холоднее. Прохор протянул Маре куртку из дубленой овчины. Девушка благодарно кивнула. Хану тоже досталась такая же. Парень даже не скривился, когда в нос ударил еще более резкий запах рыбы, чем тот, который витал вокруг. Настолько бедолага продрог. Фил и Хан подхватили скамью, стоявшую у стола, и потащили ближе к печи. Прохор и Гришка сделали тоже самое. Все согласились с тем, что для начала неплохо бы погреться, а уж потом все остальное. Когда с кончиков пальцев Мары спало онемение, девушка достала скрученные листы бумаги и предложила продолжить чтение, которое они прервали на берегу. Ребята охотно поддержали. Мара продолжила:

Кащея не взлюбила мать,

Он ей чужой, он ей не сын.

И на руки боялась брать,

Младенец ей отвратен был.

Но пуповина – связи нить

И сына колдовская сила,

Что смог Яге он подарить,

Навеки их родством сцепила.

Но мать в себе таила злость,

Гнетясь несчастием и пленом.

Никто не в силах ей помочь –

Затеяла Яга измену.

И тайны Черной Книги Зла

Смогла девица изучить:

Коль Демона убить нельзя,

То его можно заточить.

Но у всего своя цена,

И колдовство – не исключенье,

Ведь для победы мать должна

Воздати жертвоприношенье.

На жертвенный алтарь она

Своего первенца несет.

Предать огню его должна,

И только так свой мир спасет.

Младенца плач и крик в огне

Пробрали Демона до дрожи

И хоть у злобы сердца нет,

Но сын был всех ему дороже.

Безумный Демон крик издав,

Сотряс все эхом гулким,

Он сам себе хребет сломав,

Упек свой дух в шкатулку.

Три куклы темный дух его

Надежно охраняют.

От взлома пагубное зло

Собой оберегают.

И первый солнца ясный луч

Все пробудил живое

Развеял тьму тяжелых туч

Развеял все дурное.

Яге свободой рано веет,

Несчастной невдомек.

Что на бессмертие Кащея