Наследник

Наспех собранный кофр тревожно погромыхивал на каждом камне и выбоине брусчатки. Ноутбук я нес отдельно, в пакете, прижимая его к груди, потому что одна ручка уже надорвалась. На Жанну рук не хватило, и это тревожило. Она непредсказуема. Она коммунистка.

Впрочем, она шла за мной покорно, как ребенок. То есть нет: Стасик никогда так за мной не ходит, разве что за Эллой. И Стасику я теперь не привезу никакой модели, поскольку оставшиеся после ресторана деньги почти полностью ушли в уплату штрафа… а сын не простит. Он давно уже много чего мне не прощает, и в первую очередь моей аморфной бесхребетности. Почему я не спустил эту девицу в окно? Или не вызвал портье, на худой конец?!..

– Николай, – робко подала она голос из-за моей спины.

Я не ответил.

– Вы хотите меня убить? – тихо и трагически спросила она.

Я усмехнулся:

– Как ты догадалась?

– Интуиция.

Некоторое время мы молчали. Я старался отвлечься, подумать о чем-то менее нелепом и более достойном, но никак не мог: неприятное свойство слабой натуры, склонной к зацикливанию. Перед глазами снова и снова проворачивалась мерзопакостная картинка: черепашья шея Людмилы Потаповны, выглядывающая в приоткрытую створку номера напротив. Людмила Потаповна – не только моя коллега по институту, но и бывшая одноклассница Эллы. Собственно, я теперь могу и не возвращаться домой. Так будет лучше для всех.

А завтра – открытие секции. Чтение моего доклада. Во время которого по рядам будут, шурша, расходиться информационные волны из эпицентра над черепашьей шеей. А может быть, на симпозиум тоже не идти? А провести оставшееся время до обратного самолета в…

– А куда мы идем? – пискнула сзади Жанна.

Было самое время послать ее подальше. Сообщить, что направляемся мы уж точно в разные места, а для убедительности со скрежетом развернуться посреди брусчатой мостовой. Кстати, куда это мы… то есть я зашел? Не останавливаясь, огляделся по сторонам. Светящихся витрин и реклам вокруг больше не наблюдалось, фонари стали обыкновенными, лысыми, не парижскими, и к тому же горели через один-два. В окнах домов кое-где пробивались в щель между портьерами яркие полоски. Но очень редко.

Как-то некстати вспомнились давешние крики. Надо было все-таки вызвать полномочников. С чего это вдруг я послушался сопливую прожорливую девчонку?

– Давайте ко мне… – заикнулась было она.

И сама осеклась, не дожидаясь моего гнева. В гневе – настоящем, я имею в виду – я страшен. Элла может подтвердить. Правда, она давно научилась блокировать во мне ростки настоящего гнева. А теперь, увы, мне предстоит по возвращении обратная ситуация…

Я тряхнул головой, героическим усилием воли прогоняя из сознания шею Людмилы Потаповны. Самое разумное – снять комнату в какой-нибудь другой гостинице; я склонился было к этому варианту, но вспомнил, что денег у меня нет, даже на самый дешевый угол. Переночевать на вокзале?.. под мостом?

– Я говорю, давайте ко мне, – уже смелее предложила Жанна. Ее интуиция, разумеется, работала безотказно. Папка «Ментальные отклонения». Если только оно получится – автогеном…

Коммунистка догнала меня и теперь шла на полшага впереди: видимо, указывала дорогу. Рыжий – впрочем, в темноте никакой – хвост на ее затылке мотался из стороны в сторону. Ботинки, тоже одинаково никакие, звучно топали по брусчатке.

Каких-то час-полтора назад я умолял эту девицу «взять меня с собой». Быть моим гидом по городу чуждых и небезопасных коммунистов. Странно вспомнить…

– Мы уже почти пришли, – сказала Жанна. – Во-о-он, видите?.. коммунистическая гостиница. Но обывалов тоже пускают. Кто хочет.

Нет уж, спасибо. Не горю желанием.

А впрочем… Я знаю за собой эту склонность: в неприятных ситуациях убеждать себя самого, будто в происходящем есть некая польза и высший смысл. Будто мне вообще крупно повезло, что обстоятельства сложились именно так и не иначе. К сожалению – или к счастью? – мне никак не удается привить такую способность Стасику.

Коммунистическая гостиница… Да это же почти коммуна! Действующая модель звез… извините, коммуны, да еще в условиях Парижа! Мне действительно повезло: без малейшей доли иронии. И я еще докажу…

Прижал к сердцу ноутбук и рванул за ручку забуксовавший в какой-то щели кофр.

Полевые исследования продолжаются!

Справка: правила пользования гостиницами Парижа для коммунистов

1. Не использовать в номерах кипятильников, открытого огня и разрушительных энергетических явлений;

2. По возможности ограничить ментальные воздействия на персонал.

* * *

Ни за что бы сюда не вернулась, если б не Николай.

Но я действительно по-крупному его подставила – кто бы мог подумать, что в обывальских отелях служат такие козлы?! Именно глядя на них, я примирилась с мыслью, что можно переночевать тут. А потом постаралась и примирила его: впрочем, куда бы он делся ночью, бедный? Зато теперь все по-другому. Если здесь обывал, то какая же это коммуна? Просто гостиница.

Я жутко проголодалась. А как вы думали?! – один несчастный салатик за весь вечер, и то, наверное, повезло. Врал Стив, что в парижских ресторанах можно прямо так и есть. Он всегда врет, все знают, только Андрей почему-то ведется. Ну и я за компанию.

Надо что-то придумать. Я и придумала: сразу при входе зомбанула портье и направила его в супермаркет за продуктами. Правда, пришлось держать длиннофокусную волну, не переставая думать о списке покупок, но последнее было даже приятно. Пока он бегал, мы с Николаем поднялись в номер.

Портье вернулся даже раньше, чем я рассчитывала. Похоже, у них в Париже правда круглосуточные супермаркеты на каждом углу; удобно. Спускаться искать девушку с кухни было страшно в облом. Я отбила пару ножек с табуретки, скомкала сверху бесплатный глянцевый журнал – захотелось его пролистать, но пофиг, стрельну в соседнем номере – и, поднатужившись, спромоглась высечь приличную искру.

Переключилась на портье. Тот исправно нарезал свинину ломтями для экспресс-барбекю, другой рукой сбивая соус: очень важно, чтобы ни соус, ни мясо не перестоялись. Но на что бы нанизать?.. Я осмотрелась по сторонам в поисках арматуры, проволоки или вязальных спиц, увидела обалделую физиономию Николая, сидевшего верхом на кофре, прыснула, а когда снова сконцентрировалась, соус уже, конечно, расслоился. И мясо выпустило половину сока.

Пришлось так и есть. Правда, спаржа в топленом масле вышла ничего. И хлебцы пропеклись; но хлебцы – это вообще плевое дело, про них и думать как следует не обязательно. Раскодированный портье порекомендовал мне повнимательнее читать какие-то правила. Смотрел он при этом почему-то в костер.

– Угощайся, – предложила я Николаю, когда начала наедаться, а кое-что еще оставалось. – Тебе понравится.

– Спасибо, я не голоден.

Я кивнула, пережевывая мясо: точно, он же уплел ту горячую гадость, как миленький. Ладно, его проблемы. У него, кажется, по жизни полным-полно проблем.

Распахнулась дверь, и в номер ворвалась сумчатая девушка из соседнего номера. Я дала ей и детенышу по ломтю мяса и попросила журнал. Сумчатая ускакала. Сверху грохнуло: я сначала подумала, что гроза, а потом вспомнила про штангиста. Если б не Николай, поднялась бы сейчас посмотреть, как он тренируется. Жаль, конечно, если такой мужик окажется вроде Андрея… а скорее всего. И где сейчас, интересно, Андрей со Стивом?.. он кричал – или не он?

С потолка посыпалась штукатурка – прямо на лысину Николая.

– Это от штанги, – объяснила я. – Тяжелая, килограмм двести. Плюс ускорение.

– Теперь я понимаю, – сказал Николай.

С его стороны это был явный – как его? – прогресс.

– Понимаю, почему ты хотела ночевать у меня, – поспешил он меня разочаровать. – Здесь, конечно, не заснешь. Послушай, Жанна, может быть, погасишь костер? Уже ковер занялся…

Я махнула рукой. Потом передумала, загасила. Когда дракон Данкиного малого спалил нам обои в прихожей и в кухне, вся коммуна неделю с Данкой не разговаривала. Хотя то наша коммуна, а тут…

Попробовала удержать себя в руках. Тут просто гостиница, и точка. Удобная, с восприимчивым персоналом, прикольными соседями и даже собственным обывалом под боком. Одним словом, Париж!..

Заскочила сумчатая с журналом. Я ее послала: журнала уже не хотелось.

Хотелось плакать.

– А с другой стороны, – морщась, рассуждал Николай, – ты должна воспринимать все это иначе, нежели я. У вас в коммуне ведь обстановка примерно… Ты что, Жанна? Что с тобой?!