Поздняя весна. Повести и рассказы

Обнимай меня до исступленья,

Чтоб не взвидела тьмы и огня,

Всех стихий чтоб услышала пенье,

Чтоб забыла, как звали меня!

Если девушка всё же другая

В твоём сердце построила дом,

Пусть об этом сейчас я узнаю

И уйду, хоть, признаться, с трудом.

***

Неожиданно жаркие губы

Взорвались поцелуем в ночи…

Сбились города скрипки и трубы…

Что ты мелешь, дурак?! Замолчи!

Последняя строчка относилась к Бронеку, главарю гопников, прервавшему наш едва начавшийся волшебный поцелуй. Получилось необычно. Утром нужно показать стихотворение Яреку. Интересно, что он скажет?

Записав стих, я улеглась в кровать. Если вы думаете, что я так и не сомкнула глаз в ту ночь, то глубоко ошибаетесь. Едва коснувшись головой подушки, я отключилась, как электроприбор, отторгнутый от розетки. Разбудил меня верный будильник в три тридцать утра. Я проведала всех парней по очереди, поправила сползшие одеяла и, шатаясь, отправилась восвояси. Сегодня моя очередь шататься по дому заспанной. Ярек должен хорошо отдохнуть.

После пятичасового сигнала будильника я уже не ложилась. Умывшись и почистив зубы, я оделась для пробежки и отправилась навестить сначала Ваньку, который спал сном фермера в период жатвы, потом Милана, укрывшегося с головой одеялом и тихонько сопевшего оттуда, а затем Ярека, снова скорчившегося от боли.

Я ввела ему препараты, помассировала спину, посидела с ним, как накануне. Когда Яреку стало лучше, он объявил, что голоден, как волк. Оно и понятно. В последний раз мы основательно ели ещё до посещения театра.

Я отправилась в кухню готовить завтрак. Вытащила из холодильника молоко, яйца, растительное масло, достала из шкафчика муку, соль, сахар и развела тесто для блинчиков.

Я пеку блинчики сразу на двух, а иногда и на трёх сковородах. Когда делаешь так, не надо стоять, как часовой на посту, с кулинарной лопаткой, нервно зажатой в руке, и ждать, пока зарумянится одна сторона блинчика. При много-сковородочном способе готовки процесс идёт непрерывно, и гора блинчиков растёт с фантастической скоростью. Этому научила меня одна знакомая, инженер по образованию. Бауманку в своё время окончила. Общаясь с ней, отчётливо понимаешь, что абы кого в знаменитой академии не держат! Талант инженера-рационализатора, если уж он есть, проявляется во всём, даже в таких бытовых мелочах, которые на самом деле, конечно, никакие не мелочи.

Повариха семейства Котников, судя по всему, тоже тот ещё рационализатор. Всё у неё в кухне устроено настолько по уму, что диву даёшься! Самое необходимое находится под рукой, так, что даже впервые попавший сюда человек без труда отыскивает то, что ему нужно. Кулинарных инструментов – целая коллекция, сковородок – по несколько штук каждой разновидности, а одинаковых, словно сёстры-близнецы, блинниц – целых три! Именно, как мне надо.

Всё это превращает процесс готовки в несказанное удовольствие.

Скоро блинное тесто в тазике иссякло, а горка блинчиков, напротив, выросла до внушительных размеров. Этого должно хватить для завтрака троих оголодавших парней и одной фельдшерицы-мини-футболистки.

Я положила на большую, красивую тарелку пять блинчиков, свёрнутых треугольниками, плюхнула на неё же по ложке сметаны, джема и мёда, натёрла по небольшой горке сыра и шоколада. Получилось красиво и аппетитно. Ещё я сварила большую чашку кофе, как любит Яромир.

Водрузив на поднос тарелку блинов, чашку кофе, сахарницу и стопку бумажных салфеток, я отправилась с ним к Яреку. Проходя мимо комнаты Ванечки, я заметила, что от двери слегка тянет сквозняком. Неужто следит за мной? Что ж, с него станется! Впрочем, возможно, мне это просто показалось, либо дверь закрыта недостаточно плотно.

Войдя к Яреку, я нашла его свежим, умытым и улыбающимся. Он перемещался по комнате прыжками на одной ноге и делал вид, что находит это забавным. Ярек постоянно шутил, я улыбалась в ответ, но мне сразу же подумалось, что такими темпами у него непременно разболится второе колено, потому что нагрузка на него возросла в разы.

Впрочем, думать о плохом сейчас не нужно. Это может отразиться на моём лице и расстроить Ярека. Пусть он лучше с аппетитом уплетает свой завтрак и шутит, как может.

Я зачитала Яромиру своё последнее стихотворение, сразу пояснив, что последняя строчка к нему отношения не имеет. Он слушал с горящими глазами, позабыв о своём голоде.

– Это обо мне стихотворение? Правда? – Спросил Ярек ошарашенно. – Ещё никто не посвящал мне таких стихов!

– Каких это – таких? – Поинтересовалась я с улыбкой.

– Настоящих! – Выдохнул Ярек, заставив меня почувствовать волну удовольствия.

Надо сказать, Яромир в то утро не уставал поражаться мне. Он очень удивился, когда увидел, что я принесла ему на завтрак блинчики, а не пару бутербродов с тем, что завалялось в холодильнике.

– Когда ты успела за ними сбегать, Яничка? – Поинтересовался Ярек, набрасываясь на еду. – Или ты заказала доставку?

Когда я сказала, что напекла блинчиков только что сама, Яромир чуть было не рухнул со стула.

– Да, ты у меня не только великий медик, голкипер и поэтесса, а ещё и волшебница! – Воскликнул он.

Смеясь, я обняла Ярека сзади за плечи, нежно поцеловала в висок и пожелала ему приятного аппетита.

– Я должна идти, – сказала я. – Мне нужно ещё осмотреть Ванечку перед пробежкой.

Яромир не удерживал меня, не просил побыть с ним ещё хотя бы часика два, а лучше весь день. Так ведут себя, надо сказать, многие пациенты, но Ярек серьёзно кивал в ответ на мои слова, не забывая при этом целовать мне руку. Я ещё раз поразилась его выдержке и чувству ответственности и, поцеловав любимого в губы, с большой неохотой вышла из его комнаты.

За дверью меня ждали его величество Иван Робертович собственной персоной. Его зелёные, как крыжовник, глаза были нехорошо прищурены.

– С добрым утром, Ванечка! – Приветствовала я его, ощущая лёгкую панику, зарождающуюся где-то в глубинах грудной клетки. – Как вы себя чувствуете?

– Отлично! – Объявил Иван торжественно и тут же саркастически поинтересовался: – А, что это у нас тут происходит? Гордый, неприступный фельдшер носит завтраки в постель человеку-псу?

– Что вы городите, Иван? – Возмутилась я. – Яреку почти всю ночь было плохо! У него недавно операция была на колене!

– Он вам уже пожаловался? – Ванька скукондил жалостливую рожицу и притворно всхлипнул. – На что только не пойдёшь, чтобы охмурить девчонку! – Закончил он зло.

– Я вам не девчонка, и никто меня не охмурял! Не мелите чушь, Иван! – Рассердилась я.

– Так уж и никто? – Насмешливо спросил юный злыдень. – Не лгите, Яничка! Вы и сами к нему неравнодушны, а он… этот дурак и запойный пьяница… Он только и смотрит, кого бы ему охмурить! Всю жизнь такой был, таким и останется!

Большая часть этого содержательного разговора происходила между нами на ходу. Топоча ногами и активно жестикулируя, мы с Иваном постепенно переместились в кухню-гостиную. Ванька увидел горку свежевыпеченных блинчиков и изрёк:

– О! Вот, вы как для него стараетесь! Поднялись пораньше, чтобы напечь любимому блинчиков? Думаете, он это оценит? Думаете, он женится на вас? До чего же вы наивны, Яничка!

После таких слов мне страстно захотелось съездить сопливому наглецу по физиономии. Желательно, чем-нибудь тяжёлым.

Вместо этого я вдохнула-выдохнула три раза и самым спокойным тоном, на какой сейчас была способна, спросила:

– Что же вы предлагаете мне делать, Ванечка?

– Я предлагаю вам забыть о нём раз и навсегда! – Последовал незамедлительный ответ. – Ещё я предлагаю вам усвоить, Яничка: Яромир не совсем свободен.