Фарватер

– Где я могу найти капитана?

В этот момент я как раз услышал всплеск за спиной. Я еле сдержал улыбку.

– Капитана только что выкинули за борт.

Ее очаровательное лицо удивленно вытянулось, она разинула рот (конечно, недостаточно широко, чтобы нарушить этикет) и робко осведомилась:

– А… прошу прощения?..

Я засмеялся и показал на плывущего у флортимберса Тима.

– Понимаете, у корабля заросло дно, и наш капитан отважно пустился вплавь, чтобы его освободить.

Она перегнулась через фальшборт и с тревогой спросила:

– А он не утонет?

– Капитан хороший пловец.

– А акулы?

– Единственные акулы, которые водятся здесь, не больше средней собаки.

Успокоившись за судьбу “капитана”, она заинтересовалась другим.

– Капитан так молод?

– Да. Он очень талантлив, великий человек. Скоро его вытащат, и вы с ним поговорите. Извините, у меня дела, – я снова едва коснулся козырька несуществующей шляпы и отошел. Девушка снова обратила взор за борт.

Сколько я не раздумывал на этот счет, но все же я так и не смог прийти к ответу на вопрос: почему всем угодно разговаривать со мной, когда я за штурвалом? Смотрите сами: Джил; Гарри с Хетом и разницей в несколько минут; Тим. Юная аристократка присоединилась к их числу.

– Объяснитесь, пожалуйста. Капитан, – она выжидающе-надменно посмотрела мне в глаза. Я вспомнил обстоятельства нашего последнего разговора и, не удержавшись, рассмеялся.

– Извините, пожалуйста. Стало быть, меня выдали?

– Именно. Благодаря вашему искрометному флотскому юмору я понятия не имела, с кем имела честь говорить, и не представилась. Мадемуазель Розет Джоанн д’Эйри, – она протянула руку ладонью вниз. Я рассеянно, следуя привычке, по-мужски пожал ее, чем явно смутил девушку.

– Дюк, – я украдкой посмотрел на девушку – говорит ей мое имя что-нибудь или нет? Она никак не подала виду, что это навело ее хоть на какую-то нехорошую мысль.

– А фамилия?

– Я ее не знаю, – со смехом пожав плечами, ответил я. – Отца, который мог бы мне ее дать, я никогда не знал. Может быть, и имя мне не принадлежит. Возможно, меня на самом деле зовут Ричард, или Джон… – я сделал полушуточный поэтичный жест рукой. – Но уж Дюком я всегда назывался, да и поздно что-либо менять. Слушайте, а позволите задать вопрос?

– Разумеется.

– От кого вы взяли вашу фамилию? Кому она принадлежит?

Девушка улыбнулась.

– Знаете, капитан, это достаточно странный вопрос, но вы с ним попали в самую точку. Это непопулярный случай, но мое имя я унаследовала от матери. Видите ли, мой отец чем-то похож на вас – у него не было настоящей фамилии – его полное имя исходило из перевода его прозвища во времена службы на флоте. Но это было до того, как он поженился с моей мамой – она милосердно поделилась с ним своим знатным именем.

Она засмеялась, но я не последовал ее примеру. Вице-адмирал без имени. Мне и так уже это было известно, но я все же спросил:

– А как зовут вашего отца, мадемуазель?

– Кид, – с толикой удивления ответила она и оживленно добавила: – Вы знаете его?

– Нет, нет, нет! Я… слышал о нем. Великий человек, не правда ли?

Господи, почему?? Неужели в этом мире не оказалось другой девушки?? Только теперь я увидел глаза и волосы, укравшие свой цвет у отца. Но в чертах лица все-таки отчетливо была видна Джил.

– Вы абсолютно правы.

Розет улыбнулась и неспешно повернулась, чтобы посмотреть на Море.

– Я догадываюсь, где вы слышали имя моего отца. Название, выплавленное на рынде, сказало мне, что я нахожусь на шхуне, носящей имя “Буря”, и…

Всякая улыбка исчезла у меня с физиономии. Пять тысячелетий назад еще надо было сменить колокола. Конечно, она была не виновата, я понимал это, но все же, наверное, я ответил ей слишком резко.

– Нет, вы ошиблись.

Она снова смутилась. Поняв свой промах, я быстро исправился:

– Если бы вы родились пятнадцатью годами ранее, и в вашем нынешнем возрасте взошли на борт этой шхуны, то вы бы действительно оказались на “Буре”. Однако будем же жить настоящим и вспомним, что находимся мы сейчас на “Ла Либре”, – я снова быстро глянул на нее – утекло настоящее название шхуны или нет? Кажется, нет. Да и откуда бы кому-нибудь знать?..

– “Ла Либре”… – повторила она. – "Свободная", в переводе, не так ли?

– Вы правы. Вы владеете языками, как я посмотрю?

– Очень слабо, – скромно заметила она. – Родители были уверены, что мне это пригодится. Если все, зачем мне понадобятся в жизни те годы их изучения – это единичный случай перевода названия вашего судна, то по возвращении у нас с ними состоится серьезный разговор.

Когда мы насмеялись (причем смех у нее был высокий, мелодичный, подрагивающий, как струна), она спросила:

– Этот язык является вашим родным?

– О, нет. Родного языка, кроме того, которым говорят все люди на земле и не только люди, у меня нет. Я жуткий метис, настолько, что даже не берусь сказать, чья кровь во мне смешалась.

– Стало быть, вам просто нравится это наречие?

– Оно, безусловно, очень красиво, – согласился я и задумчиво добавил: – Тем более оно мне приятно, что на нем говорит моя любимая.

Розет понимающе покивала головой. Прежде чем она пустилась в расспросы по этой отрасли, я заметил: – Далеко же вы забрались от дома.

– Видите ли, я… – она замялась, совсем, как ее мать, – меня… Отправили подышать целебным морским воздухом, – нашлась девушка, сгоняя краску с лица. – Кто же знал, что такое произойдет, – тихо произнесла она, снова отводя взгляд. – Я так и не поблагодарила вас за то, что вы…

– Я сказал вам это раньше, повторюсь и сейчас, – перебил я. – Благодарить вам стоит только провидение, которое пригнало нас к месту вашего бедствия.

Последовала неудобная пауза, которую я решил прервать словами: