Профессия – лгунья

И снова нас обдало ужасом и необъяснимым чувством гадливости.

– Быстро, быстро! Работать, – торопил приказным жестом Куя.

– Что там вякает этот абориген? Идти работать клоунами для тех стариков? – злилась Ольга.

– Нам обеим идти к ним? – спрашивала я его.

– Да, да! – кивал он.

– Слава богу, – вздохнули мы с облегчением.

Это были двое пожилых мужчин. Один из них по-английски предложил мне сесть возле него.

– Вы говорите по-английски? – обрадовалась я и пожала его руку своей трясущейся рукой.

– Да, немного, – сказал он, широко улыбаясь.

На что я, почему-то, глупо повторила раз пять, что не знаю японского.

– Меня зовут Митсунорисан, – сказал он и ткнул себе в нос.

– А меня зовут Катя. Простите, что у меня с носом? Мне уже говорили про нос, – сказала я.

Любая тема, попавшаяся под руку, была возможностью заполнить напряженную паузу, которая часто возникает во время знакомства даже у опытных хостесс. В данном случае подходящей оказалась тема «носа». Я удивленно таращила глаза и хохотала без повода. Бросив взгляд на Ольгу, я увидела у неё такое же глупое выражение лица с фальшивой улыбкой в тридцать два зуба. Мы старательно изображали беспочвенное веселье пустышек. Словом, мы играли в дур.

Гость удивился:

– У вас всё нормально с носом. Красивый нос, – сказал он и потрогал свой нос на всякий случай.

– О-о, спасибо! Но вы только что ткнули себе в нос.

– Я-я? – удивился он и снова ткнул себе в нос.

Я уставилась на его нос. Он поймал мой взгляд:

– А-а! Нос! Да! – сказал он и, рассмеявшись, пояснил:

– Я! Я!

– Я – нос?! Я это душа, сердце. Я! – произнесла я со значением и указала себе в область грудины, – Ольга! Когда они говорят о себе, то тычут себе в нос! – сказала я.

– Правда? А то я думала, что они все говорят про мой большой нос. Я уже комплексовать стала, – сказала она.

– Что? – спросил Митсунорисан.

– Мы обе думали, что все гости говорят про наши большие носы! – перевела я Ольгу.

После чего Митсунори перевел мой перевод своему другу. Так мы играли в поломанный телефон до того момента, пока гости не заказали себе и нам пиво. Тогда все стало проще. Под воздействием алкоголя реальность стала выглядеть удобоваримой, и языковой барьер почти перестал быть таким уж ощутимым даже для Оли. Она совсем не знала английского, но после пива неожиданно для себя обнаружила школьные резервы в своих хитрых закоулках мозга. Гость её тоже едва ли владел английским, но зато активно жестикулировал, и теперь этого было достаточно. Мой гость широко улыбался и, осторожно поглаживая меня по руке, заискивающе заглядывал мне в глаза. Я же напряженно улыбалась в ответ и нервно потирала колени. У меня сильно потели руки от волнения. Я страшно боялась обнаружить это и безуспешно сушила ладони о колени.

Потом гость поднялся и отправился в направлении туалета. Ко мне подошел Куя и всучил полотенце. Его недовольный взгляд говорил о том, что мне следовало самой взять полотенце в кухне. «Иди за гостем», – показывал он мне глазами. «Ненавижу тебя, Абориген», – злилась я на Кую и плелась к туалету. Поскольку он контролировал нашу работу, выходило так, будто законы клубов были его идеей.

Вернувшись, Митсунори попросил меня спеть по-русски. Я растерялась, стала отнекиваться, но после второго стакана пива согласилась.

– Вот, вот русская песня, которую очень любят все японцы! – сказал он, указывая мне на номер песни в каталоге.

Зазвучала фонограмма, и я узнала «Миллион алых роз».

– О, вряд ли я помню, – сказала я неуверенно.

– Помнишь, помнишь, – отвечал мне гость с той же улыбкой.

– Жил-был художник один,

– обречённо запела я, понимая, что дальше слов не знаю, —

Много он песен любил
И как-то в свой юбилей
Выбросил он всех чертей.

Ольга покатилась со смеху. Я под столом наступила ей на ногу и продолжила:

Зря вы заставили петь
Я ведь не знаю слова
И вот однажды из дней
Я вас покину, друзья

«Господи, какой ужас, какой ужас! Что делать?» – кипели мои мозги.

– У-у! Браво! – повизгивая, кричал Митсунори и на мое счастье в экстазе выхватил у меня микрофон и дальше запел по-японски.

Я взглянула на часы. Прошло меньше часа. Время было резиновым в стенах клуба. «Да что же это, – думала я, – столько сил уходит на роль дуры, на этот вымученный смех, а в результате нет конца этой проклятой работе. Неужели так будет каждый день?».

Измученные и отупевшие, мы молча выкатились из машины, молча ехали домой в лифте, молча ложились спать.

– Как медленно идет время… – засыпая, сказала Оля.

IX

Когда закончилась наша первая рабочая неделя, мы, озадаченно уставившись в календарь, пытались понять, как всего семь дней могли растянуться в бесконечность. Чего только мы не пережили за это время. Каких только людей не перевидали.

Это и вечно пьяный улыбчивый гость, который во время пения на каждом слове кланялся так низко, что несколько раз не на шутку ударился лбом о пол. Видимо, память о феодальном прошлом пробуждалась в его генах после принятия изрядного количества спиртного.

Это и наивный трогательный Ольгин гость Такеши. Его очень влекло к ней, но он всегда держался скромно и застенчиво.

– Не трогай меня! – сказал он важно.

– А я и не трогаю, – сказала ошарашенная Ольга.