Жертва и хищник. Роман

Эдюля выручил его, не потратив ни цента. Человек этот, как убедился старый Джошуа, некоронованный король манипуляций. Но свой долг Шмулевич до сих пор не возвратил. Теперь он получил первое напоминание – серенький воробышек осторожно прочирикал в его мозгу: сейчас дело за тобой.

Он прикрыл глаза. Лицо его исказилось злобной гримасой. Позорное поражение надо было проглотить так же спокойно и сдержанно, как и победу.

– Ладно, – стиснув зубы, произнес он, – но меня впутывать в это не смей.

– Вот видишь, – с удовлетворением в голосе сказал Эдюля, – друзья познаются в беде.

Он был мастер говорить пошлости.

Джошуа пересилил себя и вонзился в Эдюлю взглядом.

– Это все? Или еще что-нибудь? А кто расходы оплатит?

Но Эдюля вдруг изобразил на лице якобы внезапно мелькнувшую у него в голове гениальную мысль.

– Слушай, а знаешь, если так, я готов! Ради Сандры…

Джошуа Шмулевич скользнул по нему оценивающим взглядом. Не поверил, но все-таки.

– Если ее дочка пошлет этого Фрэнка Бауэра на хрен, я готов на расходы…

Старый еврей прошептал матерное ругательство.

– Ладно! Его зовут Стенли Кларк. Сам он из какой-то дыры, но ошивается в Лос-Анджелесе.

– Думаешь, подойдет?

– На роль жиголо? – ворчливым голосом спросил Шмулевич.

…После ухода Джошуа Эдюля еще долго расхаживал по своей квартире на углу Шестьдесят Восьмой стрит и Пятой авеню, топча огромный туркменский ковер. Этой экзотикой он продуманно покрыл паркет в салоне. Ворс делал шаги вкрадчивыми и таинственными. А это ему нравилось. Наверное, именно так ведут себя изнеженные любимчики судьбы, которым все достается на блюдечке с голубой каемочкой. Почему-то именно они вызывали у Эдюли желание подражать. Он понимал, что это блажь, лишнее и может только помешать, но ничего с собой поделать не мог.

Эдюля был доволен собой. Он сделал все что мог и еще кое-что. Вынюхал в разных местах подноготную Сандры-Акулы. А главное – вплотную приблизился к Фрэнку Бауэру. Сукин сын более чем вдвое старше своей набитой либеральной дурью жены. Старый черт приманил ее в университете еще студенткой и теперь ловит кайф. Говорят, дочка Сандры души в нем не чает. Но его, Эдюлю, не проведешь! Выкрутасы старого краснобая не могут не приесться. Жиголо теперь был в его руках. Оставалось лишь обработать Нэнси.

– 9 —

Эдюля привык ковать железо, пока оно горячо. А поскольку такие комплексы, как нерешительность или застенчивость, были для него неведомы, принялся названивать Джошуа. Раз, два, десять, пока тот, яростно чертыхаясь про себя, не послал к нему выбранного им кандидата в жиголо.

Эдюля только что вышел из-под душа, напевая от хорошего настроения. Он стоял в ванной перед огромным, во всю стену, зеркалом и, прищурившись, критически, но с симпатией разглядывал свою фигуру. Включив в розетку прибор для сушки волос, он пытался придать своей реденькой шевелюре подобие элегантной прически. Под жужжание фена Эдюля выполнял расческой сложнейшие пассы. Внезапно раздался телефонный звонок.

– Мистер Зарецки?

– Я! – придал своему голосу чарующую приветливость Эдюля.

– Стенли Кларк. Мистер Шмулевич сказал мне…

Эдюля чуть снизил концентрацию задушевности в голосе. Но тон его все равно оставался приветливым.

– Где вы, дружок?

– В Бруклине: Оушен авеню – Эс-Ти стрит.

– Хватайте такси и гоните на Манхэттен. Я живу на Шестьдесят восьмой. Угол Пятой авеню. Верну вам потраченное с лихвой.

Через сорок пять минут швейцар вызвонил Эдюлю по внутреннему телефону:

– Вас спрашивает какой-то Стенли Кларк…

– Да-да, это ко мне…

Эдюля открыл дверь. На пороге стоял не очень высокий молодой человек с нервным, но красивым лицом. Ярко-голубые глаза, густая, цвета расплавленного золота коса позади и покрытая особым морским загаром кожа. Он глядел на Эдюлю вопросительно и встревоженно.

– Эдвард Зарецкий! – представился Эдюля. – Можете называть меня просто Эдвард.

– Мистер Шмулевич сказал…

– Да-да-да! Я знаю, – вальяжно остановил его Эдюля. – Он рассказывал мне о вас как о талантливом актере.

Эдюля понюхал надушенный воротник своего роскошного банного халата и жестом пригласил гостя сесть на стул.

– Ничего не поделаешь: в театре такое иногда бывает. Артисты остаются без роли. Сосут свой собственный локоть. – И он доверительно хихикнул.

Гость облизал губы. Чтобы ободрить его, Эдюля уселся на другой стул, рядом с огромной китайской вазой.

– Джошуа говорил, для чего вы мне нужны?

– Сказал, что профессор Бауэр ищет кого-то на роль начинающего политика.

Эдюля едва не поперхнулся от нахлынувшего на него приступа смеха. У него даже задрожали плечи. Он еле сдержался, чтобы не расхохотаться.

– Фрэнк Бауэр – великий фантазер, – булькающим от смешинок голосом произнес он. – Он очень скоро убедится, что ни хрена у него не выйдет, и выставит вас за дверь. А ведь у вас, кажется, долги…

Есть ли долги у этого актеришки, Эдюля не знал. Сказал так, на всякий случай. Но, видимо, попал в цель. В глазах парня сверкнуло беспокойство.

– Все мы иногда попадаем в трудное положение. Поверьте, Стенли, кто-кто, а я с этим знаком.

Он принялся расхаживать по комнате. Полы его халата развевались, как крылья огромной хищной птицы.

– Но надо быть оптимистом. Да-да, большим, неунывающим оптимистом!

Гость слегка закусил левый уголок нижней губы.

– Политиком он его сделает! – вдруг хрюкнул Эдюля. – Мозги ведь у тебя работают? Небось соображаешь, что для этого нужно? Фрэнк Бауэр – старый болтун и мудак! А вот я тебе могу предложить дело. И еще какое выгодненькое! Если, конечно, умеешь держать язык за зубами.

Актер не сводил с него взгляда.

– Обещаю, в накладе не останешься. Но если проговоришься…

– О чем?