Фрэнк не очень помнил, как все происходило. Сандра жужжала про бомбу, которую он собственноручно изготовил, написав свою «Импотенцию интеллекта». Конгрессмен иронически кивал.
Внезапно голос Сандры развеял дрему Бауэра:
– Фрэнк считает, что харизма – никакой не дар божий, а лишь определенные правила поведения.
Фрэнк постарался придать своему лицу выражение крупье, следящего за игрой в рулетку.
– А вы? – спросил Сандру конгрессмен с еле заметной улыбкой.
Та лукаво посмотрела на Фрэнка. Лица он различал плохо. Лишь щурился и старался внимательно следить за тем, кто и что говорит. Но ему это не удавалось. Голоса и реплики сливались в неразличимый звукоряд. Взяв себя в руки, он все же уловил, как Сандра объясняла Томлинсону:
– Для Фрэнка «идеология» – незаконная дочь религии и «случая». – Она загадочно улыбнулась. – У перезрелой невесты солидное приданое: страх всего живого перед смертью. А у шалопая случая воровская «фомка» – идея! Замени он ею Бога – и взберется на его место. Ведь идея бессмертна…
Высокая подтянутая фигура конгрессмена насмешливо шевельнулась. На его выбритом хищном лице застыла легкая тень иронии.
– А вы не допускаете, Фрэнк, что хоть религия и стара, опыта и сил у нее достаточно? Возьмите хотя бы мусульманский Восток…
Бауэру показалось, будто что-то щелкнуло у него внутри. Недолго раздумывая, он швырнул в тлеющий костер гранату:
– Ни хрена! Религия – угрюмая фанатичка. В ее возрасте не только память, интеллект уже не тот.
– А, так вы, я понимаю, за идеологию? – подчеркнуто невинно осведомился Томлинсон.
– Еще та шлюха! Пойдет с любым авантюристом, пообещай он ей как следует заплатить. Благодаря ей политика и выглядит как публичный дом.
Повисло тяжелое молчание. Конгрессмен, демонстрируя идеальную работу дантиста, обнажил в улыбке белоснежную челюсть.
– А вы не допускаете, что может найтись кто-то, кто наденет на нее королевскую корону?
– Почему бы и нет! – икнул Фрэнк. – Что, Сталин и Гитлер исключение, что ли? Продолжить, кто там в очереди за ними?
Улыбка не исчезла с лица конгрессмена, но его казавшиеся безучастными серые глаза как-то по-особенному сверкнули.
– И кто это должен быть? Гений? Лидер? Мессия? – не отступал он.
– Да кто угодно, если его подучить! Хоть студент…
– Студент? – переспросил тот. – И кого вы из него сделаете?
– Да даже конгрессмена. Как вы…
Томлинсон ядовито улыбнулся.
– И что же для этого потребуется?
Фрэнк усмехнулся.
– Цинизм. Чуток актерских данных. Кстати, самых примитивных…
– И вы бы сами взялись это продемонстрировать? – остановил на нем дальнобойный прицел своих глаз конгрессмен Томлинсон.
Потом Фрэнк много раз пытался понять, было ли это спонтанным порывом или хорошо рассчитанной ловушкой. И решил все же, что это ловушка.
– А почему бы и нет? – затянул он на своей шее петлю.
Конгрессмен прищурился.
– Вы это что, серьезно?
– Вполне! – бесшабашно ответил Фрэнк.
– Шутите!
– Нисколько! – уже вошел в раж Бауэр.
– А если вам не поверят?
– Да я на пари готов! – раззадорился Фрэнк.
Ему показалось, что выражение лица Томлинсона в тот момент было волчьим. Ему бы отступить. Отделаться шуткой. Или сказать что-нибудь нейтральное. А он только обвел взглядом оторопевших присутствующих.
Сандра взглянула на Томлинсона. Фрэнк был уверен, что тот побывал у нее в постели. Пронзительный взгляд конгрессмена внезапно обрел твердость танковой брони. Сандра попыталась прийти зятю на помощь:
– Фрэнк, вы слегка переборщили с коньяком и текилой! Потом пожалеете…
– И не подумаю, тещенька!
На лице Сандры вдруг появилось выражение злой насмешки.
– Ах так?! И на что готовы рискнуть?
– Ну, если пари, – развел руками Томлинсон, – то не на пустяк же!
– Давайте не на пустяк! – уже не мог затормозить Бауэр.
– Потом будет поздно, Фрэнк! – В глазах Сандры появились льдинки презрения.
– Не будет! – разошелся Фрэнк еще пуще.
Сандра чуть куснула нижнюю губу и мстительно улыбнулась.
– И даже своего Сальвадора Дали не пожалеете?
Фрэнк вздрогнул. Но отступать было поздно.
– А на что готовы вы?
– На мой «Ламборгини». Мой старый поклонник Джошуа Шмулевич завтра же подберет вам двуногого кролика для эксперимента…