С момента жалкого и немыслимого избиения Адияля Леонеля Назар Лузвельт долго обдумывал свою позицию и даже переосмыслил некоторые ключевые её аспекты. Ему стало тошно от самого себя, от осознания того, что он позволил себе опуститься настолько низко. Он понимал, что делал это во благо своей любимой дочери, но при этом абсолютно позабыв и о её собственных чувствах и о том, чтобы хотя бы выслушать этого юношу, который так отчаянно рвался к своей возлюбленной. Барон Лузвельт когда-то и сам был женат, от его супруги родилось двое его сыновей, но она вскоре умерла от легочной болезни. С течением лет он смог заставить себя забыть о ней, но вместе с этим забыл, что такое любовь. Став чёрствым, лишившись дара милосердия, Назар Лузвельт обрёл новый смысл существования, что являлся вымышленным воплощением последней воли его усопшей жены, – воспитать детей, которые никогда не будут знать бедности. Утеряв свою душу, он стремился сделать то же и для своих детей, надеясь, что таким образом убережёт их от боли, которую так часто причиняет этот мир. Сердце – на золотой багаж… – с прискорбием осознал барон. Он встал со своего рабочего места, почувствовав, что столь любимое и уютное кресло вдруг стало ему противно. Назар Лузвельт направился в сторону комнаты Лисан, которая уже который день к ряду не горела желанием ни есть, ни пить, ни веселиться, как было ранее, до последних событий.
Постучав трижды, барон обнаружил, что дверь открыта. Лисан никак не ожидала увидеть своего отца, который, к тому же, выглядел так, будто призрака увидел. Никто и никогда не лицезрел, чтобы Назар Лузвельт просил прощения. Войдя в комнату дочери, отец сперва обнял её и поцеловал нежно в лоб, поправив пред этим её растрепанные волосы.
– Доченька, я был не прав. Ты вольна жить! Вольна! Это я глупец, который забыл, что такое настоящая жизнь, это я… Я должен извиняться…
Словно чувствуя этот скрип души, рвущийся из отца, который отдаётся этой тяжёлой хрипотцой и надорванностью в его словах, Лисан расплакалась и закивала, говоря таким образом:
– Разумеется, папа! Как я могу не простить тебя!
– Одно лишь хочу знать я, твой глупый отец… любишь ли ты его, доченька?..
– Да! С каждым днем, – да что там! – с каждым часом мне тяжелее без него!.. дышать!
Отец дурно рассмеялся, приложив ладонь к вспотевшему лицу.
– Какой же я дурак!..
– Отец, не говори так!
– С того момента, как ты увидела его там, на арене, когда услышала его речь, его уверенность, силу, мужественность, зрелость – и всё это несмотря на его юный возраст, ты влюбилась. А я и не заметил этого… Прости!
– Папа! Брось ты всё! Я тоже хороша, ведь ты лишь волнуешься за меня – за свою дочь!
И долго ещё они стояли, обнимаясь и плача.
А тем временем Адияль Леонель уже был задержан на арендованной белой карете за проникновение на частную охраняемую территорию без приглашения и разрешения. Назар Лузвельт, узнав об этом из уст старшего сына, тут же велел снять обвинения с этого молодого человека и выпустить его из камеры заключения (благо, к тому времени он ещё не успел попасть в неё). Затем барон сам же организовал встречу с Леонелем, не предупредив его. Встретив Адияля вместе с его другом Артуром в парке, недалеко от королевского дворца Лерилина, он поспешил подойти, однако вместо тёплого и радушного приёма, которого, впрочем, и не ожидал увидеть после всего случившегося, обнаружил озлобленные взгляды вкупе с настороженностью. Товарищ Адияля аж вынул кинжал.
– Господа, Бога ради, прекратите. Я пришёл с миром. Просить прощения и говорить – лишь говорить, – поспешил пояснить Лузвельт.
– Ну, знаем мы ваше поговорить! – тут же вставил Дебелдон.
– Артур, можешь оставить нас. Он для меня угрозы не представляет, я вижу это.
Дебелдон было нахмурился, озадачился, но всё же смирился с безбашенностью друга и отошёл в сторону, продолжая пристально наблюдать за ходом разговора.
– Приношу глубочайшие извинения, господин Леонель. Я поступил недостойно, – начал Лузвельт.
– Соглашусь. Допустим, я принимаю ваши извинения, – ледяным тоном ответил Адияль.
– Я увидел, что твои намерения честны и… более того – чисты. Я даю добро, но не потерплю, если вдруг узнаю, что ты обидел мою дочь. Правда, теперь я стал сомневаться, что ты бы мог так поступить, – пресно растолковал Назар Лузвельт. Но затем его лицо смягчилось, даже подобрело. – В общем, живите и любите!
– А что делать с тем, что я лишился жилья по вашей вине?
– В каком смысле?
– Инцидент, который произошёл из-за нелепого запрета на въезд на территорию вашего поместья для моей персоны, вынудил дворцовых чиновников выгнать меня и Артура из апартаментов. Вы же наверняка знаете, что основными условиями проживания здесь являются высшая законопослушность и отсутствие каких-либо жалоб на нарушение правопорядка?..
– Решим вопрос, сейчас я хотел бы видеть тебя и твоего друга, если он того желает, в гостях у моей семьи. Надеюсь, таким жестом я окончательно подтвержу прозрачность своих намерений?
Ответ был положительный.
XX.
Собрание нового Совета Короны проходило традиционно в стенах Центрального дворца в столице Невервилля. Стоит отметить, что с победы на последнем сражении и укрепления позиций государства на мировой арене города значительно оживились: возобновилась торговля и общественная жизнь, сняли баррикады, полицейских стало много меньше, а люди даже, могло показаться, стали веселее. В общем-то, практически все население Невервилля, включая даже все слои общества, обрело надежду и теперь уже билось не за выживание, а за победу. Это настроение омрачалось лишь введением строгой политики обновленного правительства в отношении беглецов и дезертиров: многих из них ожидал либо эшафот, либо тюремное заключение – в зависимости от цены человека в государственных масштабах. Так, военных, покинувших страну в тяжёлый период и вернувшихся уже после ошеломляющей победы, ожидала служба без возможности повышения до высоких чинов. Но даже этот пункт политики поддержало большинство населения страны.
– Всем добрый вечер. Это первое собрание в этом кабинете в таком составе, и я надеюсь, что наша работа станет успешной. И это же мнение выражает король, который в силу проблем со здоровьем не смог сегодня присутствовать. Вместо него буду выступать я, десница Его Высочества. Никто же не имеет возражений? – стартовал собрание Леонардо Эйдэнс.
Все собравшиеся, переглянувшись между собой, и промолчали. Впрочем, молчание означало согласие.
– Сегодня собрание будет проходить вместе с Норбертом Изельгаамом, господа. Это вынужденная мера, так как действия общей политики нужно согласовать с дальнейшими действиями армии. Ах да! Господин Изельгаам – полководец и командующий армией в нашем прошедшем сражении. Он занимает должность представителя Высшего Гвардейского Состава, а ранее сидел в этих же креслах.
– Давайте ближе к сути, Эйдэнс, мы все тут друг друга знаем, а если и не знаем, то это не имеет никакого практического смысла, – перебила смугловатая девушка с каштановыми волосами и чёрными пронзительными глазами. Она, как и её напарница Эмма Фоллен, единственные представительницы женского пола в Совете, выглядели вне всяких похвал: белых роскошных платьях с длинными подолами, изумительно ухоженные, опрятные.
– Поддержу Династию, – высказался Робб Лоун, юноша с белыми короткими волосами и ослепительно белой кожей, чьи синие глаза внушали спокойствие и собранность, – не надо задерживаться на пустых вопросах.
Леонардо Эйдэнс, явно довольный настроем Совета, заговорил уже быстрее и увереннее.
– На повестке сразу несколько вопросов. Во-первых, я выскажу просьбу короля… вернее, распоряжение, которое вы можете оспорить. Звучит оно следующим образом… – Он вынул из штанин помятую бумажку, развернул и начал читать: – Во что бы то ни стало повысить до предела возможного потенциал армии коалиции. Для этого необходимо организовать новые учреждения для военного обучения и призвать как можно большее число новобранцев. На следующем месте по приоритетности следует срочная реорганизация сельского хозяйства. Иными словами, очень важно возродить животноводство и выращивание растительной продукции. Также вернуть в действие оборот металлов и металлургию. Я кончил.
– Сразу хочу сказать, что согласен с предложением короля, – вызвался Филипп Норман, человек средних лет и плотного телосложения. – Но думаю, у уважаемых министров по вопросам финансов есть свои мысли по этому поводу.
– Верно, – согласилась Эмма Фоллен, темнокожая девушка с салатово-зелёными глазами. – Это абсолютно невозможно по той простой причине, что ныне нет ни времени, ни ресурсов воплотить такой план.
– Да и мы не оправились после колоссальных потерь после «Битвы трёх зверей», которые, впрочем, мы удивительным образом отрицаем по сей момент.
«Битва трёх зверей» – так названо было прошедшее сражение при границах княжества Ибиз, где впервые в таких масштабах схлестнулись три государства: Невервилль, Игъвар, Лерилин.
– Подтверждаю заявление Робба Лоуна, – вставил Изельгаам, – у нас, действительно, потери исчисляются тысячами и значительно превосходят потери самого Игъвара на том сражении. Нам повезло, что лорд Дезевон недооценил нашу армию и направился в поход с таким ничтожным войском. Также сыграли роль действия командования лерилинской части коалиции и довольно чёткие и предусмотрительные распоряжения Его Величества.
– При всём уважении, господин Изельгаам, но сейчас мы не рассматриваем, почему мы вышли победителями, а преимущественно обсуждаем, что делать сейчас, – вновь перебила Династия Харт.
– Давайте вы все вспомните, что не на базаре находитесь. Установка короля – не предмет обсуждения. Её выполнение не оспаривается, ваши претензии могут касаться лишь того, как станете вы выполнять её. Ясно? Я жду дельных предложений, господа, а не сухой болтовни, – выдал Леонардо Эйдэнс, как из арбалета. Вкупе с его холодным демоническим взглядом речь привела в чувство практически всех собравшихся. Молча сидел лишь Льюис Фоттейд, который знать не знал, что забыл на этом собрании, где все являлись компетентными в своих отраслях экспертами, кроме него самого.
– Что ж, имеется предложение, – произнесла Династия Харт. – Правда, оно… Радикальное и даже в некотором роде бескомпромиссное.
– Говорите, – дал добро Эйдэнс.
– На три года сроком вы должны сократить до минимума все военные траты и отменить по возможности все военные операции. Отпустить ситуацию, так скажем. Вернее, направить силы на восстановление своих сил, а не на погоню за противником.
– Что?! – взбеленился Изельгаам.
– Спокойно, солдат, это мера нужна в любом случае. Сейчас, после «Битвы трех зверей», мы не имеем никаких сил продолжать сопротивление в наступлении. Мы протопчем земли несомненно, но столицу Юга не захватим. А дальше последует уже ответный удар, который уже наверняка мы отразить не сумеем.
– Вы предлагаете… сыграть в размен монетами?! – воскликнул Филипп Норман.
– Да, – ответила за коллегу Эмма Фоллен, – именно так. Я в полной мере поддерживаю этот вариант. Мы потеряем преимущество, но получим шанс восстановить силы и тогда уже прокатить Игъвар до исходной точки. Три года – срок оптимальный.
– Что же теперь?! Вновь терпеть издевки Игъвара по отношению к нам? Плюнуть на могильное поле под Ибиз и ждать?! – воспламенился Изельгаам.