Сведи меня в могилу

– Наркота, говорун. – Вини деловито крутанула кистью. – За это мать отреклась от тебя? Где папа? Сестра? Но вы же, говоришь, все балуетесь.

– Эй!

– Или за похождения твои им стыдно? Отметила, мамка консервативная. Топит за рыцарство. А эскорт – дело такое. Неблагородное.

– Ты перегибаешь палку, – вырвалось у Богата. Напыщенно киношное.

– А ты сдаёшь позиции. Я выиграла!

Победно вскинула руки. Никак не показывала, что тот своими пассажами истоптал её. Сровнял с землёй. От самоуничижения спасла пустота. Дыра души, выеденная затяжной депрессией – дверь в убежище, где нет эмоций.

– Я спал с сестрой. Довольна?

А нет, что-то всё же осталось. Способность удивляться. Вини посмотрела на Богата пронзительно. Он – на носки ботинок.

– Я спал с ней. Вот чего мама сердится. Вот почему её рука не дрогнула. – Его лицо приняло ехидное выражение. – Но хоть слово про фамильцев, и, клянусь, дорогая, мы сильно поссоримся.

Настала пора Богату мириться с тишиной, что вынуждала продолжать. Неприятно признавать поражение, отчитываться, как школьник. Награждать соперника медалью из собственных запасов… Пусть подавится.

– Ох, Вини, и угораздило же тебя так промахнуться! Случилось это вскоре после выпуска. Завалился с мальчишника друга домой, пьяный вусмерть. А Златая рыдала, рыдала. Рассталась с любовью всей жизни. Слёз было, у-у-у… Много с чем водку намешал. Но и пальцем бы её не тронул, если б не присосалась. Я-то спать шёл. А она полезла…. Договорились – никому. Коне-е-ечно! Дура. Дура! Двести с лишним девке – не знает об экстренной контрацепции. «Ужас! Аборт от брата!» Лять, как мерзко, – его аж передёрнуло. – Очень скоро, считай на следующий день, сошлась со своим. Матушке, батюшке поплакалась – результат ожидаем. Разумеется, она жертва, – рассказчик стрельнул глазами в Вини. Сойдёт за намёк. – Это теперь куда ни шло, но всё равно под запретом кровные наследники полоумия родителей. А тогда, в глубинке, с таким бонусом – похуже убийства. Вся семья отвернулась. Выписали из квартиры. А по прошествии лет Златая так и не нашла меня. Значит – не искала. Ясен пень, я ж её «испортил»… а то, что я… Не знают, каково это, глазеть в чужие окна и знать, что у тебя такого нет. Мои не выглядывают меня. Не ждут. Ночь тёплая, а мне холодно. Раньше мог неделями не появляться дома. Только когда потерял его, будто вся вселенная рухнула на меня. Будто чёрная дыра проглотила. И я один в этой…

Не договорил. В горле словно свинец застыл. Собеседница кашлянула.

– Не волнуйся. Я унесу эту тайну с собой.

– И всё?

Вопрос неожиданный. Взгляд исподлобья смущал. Маленькие укольчики распространились по всей спине.

– Порядок. Я толерантна.

– Я не такой!

– Да-да, прости, – прикусила внутреннюю сторону щеки. – Прости. Просто термин такой. Сейчас это нормально… Ну, раньше, конечно, не совсем, но…

– Нет. Ты прости, – спас её Богат. – Что не сказал спасибо. На твой выбор – за что.

Та резко, с шумом выдохнула. Губы сами собой растянулись в нежной улыбке. Ответной вежливости не последовало. Не достало самообладания.

Когда кутались в спальные мешки, по обе стороны от костра, последнее пламя успело обглодать худые веточки и залечь в золе. Рыжие переливы в трещинках углей меркли, уступая первенство электрическому фонарю. Желать спокойной ночи не хотелось. Она уже с ними.

– О! – Богат указывал наверх, зная, что супруга не проследит за его рукой. – Звёзды. Рассосались тучи.

«Уже спит, наверное».

– Повезло им, – через время ответила Вини.

– Тучам?

– Звёздам.

– Что?

– Меняются. Схлопываются и взрываются.

Тот жадно втянул холодный воздух с ароматом хвои и берёзовых листьев. Заверил:

– Люди тоже меняются.

– И ты?

Сперва Богат оскорбился. Потом призадумался. Напрягся.

– Не заметил? – лениво подкидывала Вини. – Это проклятие. В фильмах и книгах вампиры чахнут, утрачивают жажду к жизни. Потому что не живые. А мы – да. В каком возрасте законсервировались, в таком и остаёмся психологически. С теми же потребностями, с теми же загонами. Умнеем, если хотим, но прыгнуть выше головы не можем. Никогда не сможем. Время застыло. Страха нет. Это Эдем.

– Да ты заколебала! – ни с того, ни с сего вспыхнул он. Как в потухшем угольке под дуновением ветра вдруг забьётся огонь. – Аморфность – только твоя проблема! Твой осознанный выбор. В курсе ли, нет, любовь не возникает из ничего. Если чего-то хочется, надо прикладывать усилия. Не уповать, сложив лапки, на манну небесную. Искать, общаться. На свидания ходить.

Вини не это имела в виду. Но он первым начал…

– Сходила на одно. Хватило. А что я сделаю? Мне притворяться, пока не колыхнётся? Вот то же – уповать. Как у вас легко это! Давай встречаться? А, давай. Просто потому что! Я так не умею и не хочу.

– На одно?! Вау… Ты, я смотрю, человек дела.

– Ищешь ссоры?

– Мы уже ссоримся.

– Тогда спокойной ночи!

Шорох брезента – Вини повернулась на бок, лицом к лесу. А потом, когда сознание Богата затуманилось, до ушей его донеслось:

– Родители в своём маразме могли бы гордиться тобой теперь. Независимый, держишь «тараканов» на привязи. Настоящий мужчина.

Собеседник искал в сказанном тень насмешки. Не нашёл ни её, ни чего-то путного для ответа. А та и не ждала. Засопела.

По возвращению домой Вини в первую очередь сорвала настенный календарь. Напрягал страшно. По очевидным причинам без часов могла определить, который час. Единственный живой свидетель порчи ни в чём не повинного альбома с циферками только напомнил, что, если понадобится, всегда рядом. Напомнил и сбежал. Сначала в спальню, переодеться, потом – в город.

– Звони. Но вечером я тут, – отчитался супруг напоследок. Даже не попросил подвезти. Распахивая окно, Вини услышала, как хрустит кирпичная крошка под колёсами такси.

Все три дня от рассвета до заката особняк томился в одиночестве. Солнце-самодур калило черепицу, ветер-егоза игрался с хрустальными бусами люстр, надувал шифоновые шторы, точно паруса. Дом ждал хозяйку, чтобы затопился камин. Ждал того драгоценного гостя, чтоб в носках прокатился по гладкому паркету до своей спальни. Ждал и не знал – дни прошлые сочтены.

Лихая езда, катание на коньках, стрельба в тире, участие (и проигрыш) в заплыве по Москве-реке на лодках, караоке, лазерный пейнтбол – Вини ныряла во всё, что отвлекало и выматывало. Чтение книг, просмотр кино, посещение культурных мероприятий по этой причине перенеслись на никогда.

Но всегда неумолимо приближался вечер. Не отсрочить, не отменить. Небесный мрак гнал безнадёжную дурочку обратно в её склеп. Наваливался огромной жирной тушей, усыпанной акне-звёздами. Лыбился месяцем. Смеялся над ней, прыскал метеорами. Не Вини в полной мере поняла Богата, когда тот остался без семьи и крыши над головой. Это он в далёком прошлом едва не упал в ту яму безнадёги, куда летела она. То есть убеждённость в собственной никчёмности пред силами высшими. Да хотя бы человечеством.

Первая ночь ознаменовалась душевным подъёмом. Отдавшись эйфории, Вини (как) в последний раз танцевала под музыку из наушников. Бойкую, басистую, выворачивающую душу наизнанку. Беззвучно подпевала, и через полчаса безумных плясок взорвалась… По-настоящему! Господи! Будто живьём резали. Орала, хрипела, рыдала взахлёб. Сердце просило милости. Не настало ещё его время! Но пустая часть души наслаждалась страданием, распаляя, разжигая истерику. Певцы надрывались напрасно. На этом концерте им быть бэк-вокалистами. Вини забыла обо всех. О супруге тоже. Он не мог не проснуться от этого рёва. Спросонья решил, что жену терзают бесы. Проверять не пошёл.

На вторую ночь она явилась сама. Привидением. Различив боковым зрением живую тень, хозяин спальни подпрыгнул на постели. Едва сдержался от брани. Время за полночь, но, слава Богу, бодрствовал. Если б эта дура за плечо его спящего взяла, нависла – втащил бы и извиняться не стал. Вид её не взывал к жалости. Супруга внушала страх. Источала его. Белая, как смерть, в одной офисной рубашке. Волосы – патлы. Глаза – две монеты, серые и круглые. Под глазами синяки – следы бессонницы. Вини бесцельно вела руками по воздуху. Сипение её вызвало полчище мурашек: