Сведи меня в могилу

– Можно… с тобой? Пож…

– Да, конечно, – как можно более непринуждённо сказал он, оттягивая уголок одеяла со второй половины кровати. С психами только так.

Только легла на ложе, служащее напоминанием её порочности, Богат уже подтянулся, чтобы обнять. Пока шла, коленки так и тряслись – знать, замёрзла. Исключительно утешительный жест. Уже и думать забыл о давнишнем мимолётном желании. А та выгнулась. Ни на чём не фокусируя взгляд, мявкнула: «Нет» и отвернулась, укутавшись по самую макушку. Мужчина скис.

«Вампирша… сука! Когда же это кончится?!»

Не ушёл, потому что податься больше некуда. Лёжа на боку, уже видел фантастические образы, когда почувствовал холодную спину на своей спине. Вини свернулась в калачик. Не жалась, но касалась. Тот навстречу не подался.

«Не дышит… Сдохла?»

Третью, последнюю ночь Вини провела вне дома. Московский храм святой великомученицы Варвары на окраине Зябликово во всём уступал столичным, зато принимал прихожан и после захода солнца. Старенькая церквушка притягивает путников. Вероятнее всего потому, что стоит на южной дороге. Водитель всегда может остановиться, зайти, помолиться. То, что в ДТП невозможно погибнуть, не значит, что нельзя покалечиться. Однако сегодня редкие машины проезжали мимо. Только серебряный Угунди остывал на обочине.

Богат не знал, где его жена. Не звонил. Правильно будет, наконец, спокойно поспать. Без истошных воплей и поехавшей бабы под боком, сминающей одеяло под себя. В конце концов, на завтра ему отведена важная роль. Наверное, самая непростая в его жизни. И ведь никто не побеспокоился, готов ли он к ней. Только накануне вечером Вини с ошалелым взглядом влетела на кухню, с невиданной силой схватила за плечи, закричала, чуть не плача:

– Ты прошёл курсы? Ты прошёл курсы? Ты прошёл?

– Да да! Да! – вырывался Богат.

Курсы по умерщвлению длились три дня: лекция, практика, экзамен. Лицензия на жизнь Винивиан Степанчик лежала на столе вот уже целую неделю, а она только вспомнила. Пришлось повторить несколько раз, чтоб до неё дошло. Чтоб отпустила. Насупилась, как ребёнок, и убежала, хлопнув дверью. Вот и вся её забота.

«Я… я убийца. Твой. Зачем?»

Проверенное временем снотворное, которое не купишь в аптеках, уже начало действовать, однако страшные мысли отчаянно цеплялись за сознание. Проваливаясь в мир снов, Богат подумал, что, была б у него возможность вернуться в прошлое – отказался бы от сделки. Даже если ту ночь пришлось бы ночевать в притоне. Даже если бы остался в проигрыше, не познав справедливости. Даже если бы не узнал Вини заново.

Пока он засыпал, она пряталась от церковнослужителя. Мужчина, облачённый в подрясник, устремлял взор к солее. Чтобы её не обнаружили и не сделали замечания по поводу внешнего вида, прихожанка шмыгнула к узкой винтовой лестнице. Спускаясь, грустно улыбалась. Символично.

Подвальное помещение по планировке дублировало главный зал. Но не было здесь ни царских врат, ни фресок, ни узких арочных окон. Только на голых каменных стенах по периметру висели иконы. Пред некоторыми – кадило. Несмотря на поздний час, на каждом хотя бы по одной горящей свече. Зажжённые кем-то, они прогоняли кромешный мрак, но не холод. Золотые элементы рам отражали капельки пламени. Нимбы светились, как настоящие. Ко всему прочему приложил руку сумрак. Алые одежды святых окрасились в винный, зелёные стали смоляными. Лица укрывала полутень.

Подвал был очищен и отремонтирован в годы эпидемии, чтобы расширить площадь храма, а с ней и социальную дистанцию. Сохранили, как есть. И хорошо. Мама и брат не были набожными людьми. Могли зваться разве что пасхальниками, и то ходили освятить кулич, если лень не задавит. Накануне каждого такого похода в храм голос души обещал Вини очищение, обращение к Святому Духу. А в эти редкие визиты она, переступив порог, будто садилась «на ковёр», как в том фразеологизме. В своей тарелке, где ей не было места. Причина не в людности – в ней одной. Окружение и атмосфера места так не походили на мир за этими стенами. Избавление от духовного разлада возможно лишь в случае неоспоримого примыкания к одной из сторон. Вини знала – это не её путь. Что ей по долгу сердца вечность искать компромисс. Пусть земные страсти, как и у большинства, перевешивали, она возвращалась просить прощения. Молитвы получались нескладными. Образа смотрели с осуждением.

Подвал напоминал временную постройку, отчего больше, чем церковь из детства, походил на жестокую действительность. Не давило величие убранства. Но черты ликов так и не смягчились. Проснулся «внутренний ребёнок», оживляющий всё подряд, вкладывающий тайный замысел в качание ветви на сильном ветру, различающий музыку в цокоте часового механизма. Нехорошо сесть прямо на пол, возле иконы Николая Чудотворца. Предпочесть юбке – джинсы, не покрыть голову платком. Смотреть так, будто задала вопрос, на который ей непременно должны ответить. В самом деле, как депрессивный подросток. И снаружи, и внутри. Осталось только осквернить свято место венозной кровью.

Но во взгляде Вини крылся не вопрос – просьба не обижаться. К кому? К чему? Да ко всем и всему, кто хоть в теории того заслуживал. Ведь сейчас, после бессмысленной беготни и приступов истерики, к ней, наконец, пришёл покой. Не страшно. Не плохо. В подвале храма она как никогда чувствовала себя уместно. Будто весь её жизненный путь, все пятьсот сорок три года прошли для того, чтобы накануне прийти сюда. Домой. И суровые взгляды святых, как у мамы, на самом деле демонстрируют неравнодушие. Любовь. И сырой стылый воздух как формалин с привкусом медового воска.

Приложив затылок к колонне, Вини провела на полу два часа. Лишь раз подняла глаза – на старушку в чёрном, шаркающей от одной лампады к другой. Служительница не поворачивала головы в её сторону. Схлопывала язычки пламени подушечками пальцев, складывала свечи в мешочек. Прихожанке в своём молчании не было скучно, но невольно засмотрелась. Как ни старалась быть хорошей, далеко ей до мирности этих женщин. До душевной целостности этих людей.

Время, наполненное бесконечной умиротворённостью, ползло медленно. В безопасности клонит в сон, но не в случае Вини. Она вообразила, как ей перепадёт дар вечного бодрствования, если останется здесь. Из полудрёмы вырвало предчувствие. Чьё-то присутствие вне поля зрения. Подрываясь, девушка обошла колону, выглядывая кого-то в темноте. Когда нашла – широко распахнула глаза. Разомкнула губы, сжимая челюсти. Головки бровей поползли вверх, придавая лицу вид драматичной маски. На горизонтальном бетонном выступе под потолком прятался он. Не белоснежный, без оливкового стебелька в клюве, но самый настоящий, живой голубь. Сизая птица едва слышно скребла когтями, устраиваясь поудобнее. Вини, как зачарованная, смотрела и не верила своим глазам. Тот, кого видела на улицах города каждый Божий день, здесь и сейчас породил такой спектр чувств, от праведного ужаса до благоговения, что не удержись за стену – сползла бы на пол. Будто со стороны услышала свой шёпот:

– Посмотри на меня.

Совпадение, символ, знамение в образе голубя не мотнуло головой. Как бы Вини того ни хотела – не мотнуло. На помощь пришли знания из уроков биологии. У птиц не бинокулярное зрение, и то, что она видит один глаз, вполне может значить, что он смотрит. Похоже, в никуда… Внутри защипало. Защемило.

Голубь, скорее всего, напуганный чрезмерным вниманием к своей персоне, взметнулся к одной из икон и, не сумев устроиться на узкой раме, вылетел через открытую дверь. Вини ещё долго смотрела ему вслед. Не верила, что Он всё-таки оставил её. Одну. В темноте. В неведении, что там, наверху, рассвет. Для всех, кроме неё.

Глава 11 – Похороны

Открыв дверь ударом ноги, он вбежал в светлую комнатку. Хищно огляделся. Возле туалетного столика, у распахнутого окна, нашёл полуголую Вини. Потревоженная вторжением, она стыдливо прикрывалась и пятилась. Не говоря ни слова, мужчина грубо схватил её за плечо и поволок за собой.

От попытки вырваться у неё только сильнее стянулась кожа, спутались ноги. Девушка сжала его запястье железной рукой. Тот отпрянул, взвыв от боли. Пока разглядывал, не сломала ли ему чего, отбежала. В этот момент выход преградили трое охранников. Вини, уже наплевав на свой внешний вид, махнула им.

– Стойте! Не надо. Это мой брат.

По уставу, в этом крыле Траурного дома никого, кроме заказчицы и провожающего, быть не должно. И администратор вызвал их по рации для выполнения конкретной задачи – догнать и выпроводить нарушителя.

– Пожалуйста, выйдите.

Один из них кивнул остальным, и господа удалились. Только Богат протиснулся внутрь, тихонько притворив за собой дверь. А Витариарх так и стоял в углу, держась за запястье. Мокрые глаза его маслянисто поблёскивали. Излучал напряжение. Бомба замедленного действия, и время на исходе.

Часто дыша, Вини выпалила:

– Чего цапаешь? Мне же больно.

Голову его потряхивало, как от тремора.

– Ты дура?

– Эй! – подал голос Богат.

Но шурин не дал заступиться. Тыча в него пальцем, раскатил громогласное:

– Ты вообще закройся, пока я тебя не убил!

– Вит, – тот примирительно закачал руками. – Вит, успокойся. Ты пугаешь её.

Витариарх глянул на сестру. Опустил глаза. Богат продолжил:

– Крики ничего не решат. Ничего не решат. А если будешь буянить, я позову ребят… Полегче. Выпей, если надо. Там, на столике возле тебя.

Брат едва не пружинил. Точно привязанный, топтался, не зная, куда деваться. Свояк прав. От этого он чувствовал себя ещё хуже. Будто земля разверзлась под ногами и затягивает в свои глубины. Медленно, как топь. А Вини только ресницами хлопает. Не протягивает руку.

Его голос охрип от натуги:

– Это что за новости? – по лицу пробежала судорога. – Свадьба – постфактум, смерть – по факту!

Вини нахмурилась:

– Ты сам не приехал знакомиться. Если так заботило…

– А меня никто не приглашал! Фоточки на работе смотрел.

Смягчилась:

– Так ты всё-таки обиделся?

Витариарх хохотнул сквозь зубы.

– Обиделся? Да, обиделся! Что у меня сестра умирает и сообщила о том в приглашении. В приглашении! За день до! – почесал за ухом, прерывисто выдохнул. – Я прибью тебя, когда приедем домой. А пока…