Хромантин. Сказ о колдуне-разбойнике

Кроме того, только ему удалось вернуться живым из рощи друидов и принести нам весть о приходе злодея-колдуна.

Перед лицом смертельной опасности я назначаю тебя, сэр Мартин Сайрус, странствующим рыцарем. Лишь твой отец был удостоен такой чести. И ты продолжишь его дело».

От этих слов графиня упала в обморок. Придворные стали обмахивать её, пока та не пришла в чувство.

– Ваше Высочество, откуда Вы узнали, что я – сын Ричарда Храброе Сердце?

– Ты очень похож на него, сэр Мартин. Ведь я же принял его во дворец ещё совсем юным.

Стоявший перед королём старший советник подтвердил слова правителя кивком головы.

Король поднял церемониальный клинок и торжественным движением коснулся им сначала одного плеча Мартина, затем – другого, тем самым закрепляя его высокое нынешнее положение. Гости пришли в восторг, зааплодировали, неспешно разошлись по своим местам за столами и приступили к приёму пищи. Сэр Мартин Сайрус не ожидал услышать подобное и сел между графиней, столь внезапно оказавшейся его родной матерью, и Эммой. Они не спешили притрагиваться к еде, пребывая в смятении, а постоянно поглядывали на Посвящённого, не зная, как преодолеть неловкое молчание.

XXVIII

Внезапно во время праздничного пиршества в зал ввалился королевский служащий и истерично завизжал: «Ваше королевское Величество, в Вашем лесу обосновались браконьеры. Они убивают зверей!»

«Что за прекрасный повод проверить, на что способен недавно посвящённый сэр Мартин» – хитро улыбаясь и глядя в мою сторону, сказал Король.

Я понял намёк и под громкие аплодисменты покинул залу. На пороге меня перехватила графиня и стала причитать: «Будь осторожен, сынок! Не рискуй понапрасну, не хотелось бы потерять только что обретённого сына». А Эмма лишь крепок обняла меня и пожелала удачи. Приняв от слуги одноручный клинок, оседлал своего коня по кличке Буран. Скакун был крепким и выносливым. Он домчал меня до Королевских лесов в мгновение ока, и спешившись, я привязал его к дереву, а сам отправился к месту, о котором сообщил служащий. Мужики в меховых одёжах решили пострелять в уток прямо на территории Королевского Пруда. Я подбежал к первому стрелявшему и резко выхватил его оружие, удивив трёх его приятелей. Не задумываясь, прижал горе-охотника к стоявшему позади дубу и вырубил его. Обернувшись, заметил лишь, как засверкали пятки его товарищей. Бросившись в погоню, решил обхитрить их и застал врасплох, когда те решили перевести дух. Они попытались оторваться от меня ещё раз, не подозревая о том, что бегут прямо в руки к солдатам. Так, я совершил свой первый подвиг, и преступники оказались за решёткой. Только собирался насладиться триумфом и рассказать об успехе матушке с Эммой, как из леса на меня налетел перепуганный старик-крестьянин. Он просил о помощи: бандиты напали на его деревню, находившуюся совсем недалеко от Королевского Леса. Вновь оседлав скакуна, как можно быстрее поскакал в деревню.

Бандиты грабили крестьян, нагло воруя у них зерно и скот. Завидев меня, они бросились в атаку. Верхом на своём бравом скакуне, я смог уложить добрую их половину. Оставшихся обратил в бегство. Сельчане щедро отблагодарили меня. Я с удовольствием принял их благодарность и направился к замку.

Прошла пара месяцев. Я помогал простым людям и защищал их от набегов. Иногда король поручал мне особые задания – чистка главных дорог от грабителей, поимка сбежавших преступников из мест заключения. И вот однажды в очередной раз мне предстояло отправиться в поселение по просьбе одного из жителей.

Я добрался до злополучной деревни и подъезжая, увидел знакомых всадников с ромбами.

Это навеяло тягостные воспоминания, и я резко направил коня на них, от чего конники, не ожидавшие подобного манёвра, потеряли равновесие и свалились с лошадей. Но тут же опомнившись, ринулись вдогонку. Умело правя Бураном, я вилял между ними, разя неповоротливых противников неожиданными, но смертоносными ударами своего меча. Когда осела пыль, клубившаяся от недавнего боя, земля была усеяна мёртвыми телами наёмников.

Дошедшая до короля весть о моей расправе с досаждавшими всем всадниками- бывшими слугами Фарса Руша, повергла в шок некоторых советников. Старший из них сиюминутно призвал лишить меня звания и выслать из страны. Впервые за всю историю король выразил протест против Совета. Входящие в него вельможи в первый раз покинули заседание в полном составе.

Король Гордон неспокойно сидел на троне, а на душе у него было темно. Погружённый в раздумья, он полагал, что защищая своего верного воителя, нажил врагов в лице влиятельных в обществе людей. Его опасения подтвердились, когда за дверью усилились шаги. Двери распахнулись и вошли советники с враждебно настроенными лицами. Старший советник не церемонясь, направился к правителю и, едва подойдя ближе, бросил тому под ноги грамоту. Подняв её и прочитав, Гордон Хмурый пришёл в неописуемую ярость. В грамоте был указ об отставке короля и подписи всех десяти советников. Ведь все законы в основном решались и принимались Советом, а король лишь мог подтверждать. В его руках располагалась лишь военная власть. В этом король и нашёл свою лазейку: он позвал солдат, дабы свершить правосудие. Члены Совета призвали, в свою очередь тех, кто имел претензии к решению короля в отношении этого безродного юнца, который был удостоен рыцарского звания. И их число явно превышало численность воинов личной охраны короля. Переворот становился неизбежен. Король понимал, что мог погибнуть, но сдаваться на милость недругам не собирался. В тронном зале разразилась страшная битва, больше похожая на бойню. Солдаты гибли с обеих сторон, однако наёмников пострадало значительно меньше. А вот королевская стража замка была полностью разбита. Городские стражи закона предпочли преклониться перед новой властью, только немногие из них оказали сопротивление, за что и были убиты. Были и такие, кто покончил жизнь самоубийством, пав от собственных мечей, не посрамив воинской чести. Сам Гордон принял казнь достойно, несмотря на то, что теперь его тело висело на столбе, предназначавшийся для предателей.

Влиятельные вельможи сумели поселить в умах людей идею о том, что король виновен во всех их бедах. И люди поверили этой наглой лжи и провозгласили Торговый Совет, как новый орган государственной власти в стране. А так как наследников у предыдущего правителя не имелось (ведь младшего сына заговорщики заранее умертвили, а женщины не имели тогда права наследовать престол), то и торговцы крепко заняли правящую позицию.

Королева же заранее знала о свержении власти и о том, что её муж не сможет подавить мятеж, и скрылась в неизвестном направлении.

Сэр Мартин воспринял случившееся болезненно – ведь купцы с детства были его врагами (помня гибель от их рук деда Парамона и пожары, уничтожившие несколько селений). Он знал, что они не остановятся ни перед чем, чтобы устранить и его.

Первым делом, советники прислали герою петицию об его изгнании из страны вместе с матерью и «дочерью разбойника», как они называли Эмму. В противном случае, наёмники устроят кровавую резню среди населения. Перед Мартином стоял нелёгкий выбор: бросить королевство на произвол судьбы под управлением этих продажных чиновников и сохранить жизнь себе и близким либо рискнуть и отстоять честь короля и народа. Последнее предполагало возможность пожертвовать собой, тем самым показав себя преданным Королевству и простым людям, живущим в нем. Но из двух зол, как говорится, Мартин выбрал меньшее: ушёл с близкими ему людьми из графства. Дом, в котором они жили, заколотили, дабы он не достался скупщикам.

Что касается старины Грэкхема, то, к счастью, эта новость до него не дошла, потому как из-за нелояльного к торгашам брата ему приходилось держаться подальше от властей. А уж зажиточных купцов, испортивших ему всю жизнь, он боялся как огня.

А потому Мартин с графиней и девушкой Эммой отправились к старому знакомому, егерю, хоть путь предстоял и неблизкий. На то, чтобы покинуть графство, Мартину было дано пять дней: таким образом, герой вполне успел скрыться от глаз нынешних правителей и начать разрабатывать план вместе с Грэкхемом, который бы помог восстановить справедливость. Юный рыцарь не собирался бездумно мстить предателям, в его намерения входило совсем другое – донести до друидов весть о происходящем и попросить у них совета, как следует поступить в сложившееся ситуации.

XXIX

Графиня де Лябер

Вот уж не думала, что такое когда-либо сможет произойти. Ещё так недавно, мой сын с честью и добротой исполнял свой долг. Но теперь, какие-то торгаши стали принимать законы. А о чем думала королевская чета, когда держала у себя людей, способных родную мать продать за гроши? Впрочем, странно одно обстоятельство – во время переворота не было видно ни королевы, ни её детей.

Что же это могло быть, неужели в заговоре замешана супруга короля? Нет уж, зная уважаемую Элизабет, такое не скажешь. Как раз наоборот она оставалась верна своему мужу и народу. Даже среди графов и баронов о ней отзывались с лучшей стороны, а иначе, зачем им вообще приходить на её приглашения. Сейчас же их мнения разделились, и некоторые из них ради положения и денег, отдались новой власти.

А на что могла повлиять я? Да ни на что. Помнится, моё первое появление при дворе расценили не иначе как слежку- не верили, что являюсь высокородной. И только господин де Лябер, да упокоит его Всевышний, подтвердил мои «полномочия», за что я ему очень благодарна. Эх, помню его предсмертное желание: «Береги графство, оно принесёт тебе удачу». Сейчас со слезами на глазах я вспоминаю этот завет, и моё сердце разрывается от горя. Однако материнский инстинкт говорит мне: «Ванесса, пока твой единственный сын со своей любимой живы, ты ещё всё можешь спасти». Может и так, да только с тех пор как мы ушли с наших родных владений, получается со вчерашнего дня, Мартин угрюмо шёл по пути к дому своего друга-егеря, который мог бы ему помочь. Встреча с этим милым человеком взбудораживала во мне самые светлые надежды. Я верила своему сыну и покорно шла за ним.

Что же до Эммы, то настроение этой девушки не иначе как взволнованным назвать нельзя. И я её понимала: мало того, что она боялась за будущее, которое нас ждёт, так ещё и состояние Мартина отнюдь не радовало. При попытках заговорить с ним, она наталкивалась на холод и не знала, что и думать. Приходилось ей идти рядом со мной, чтобы я тешила её, чем могла. Стараясь отвлечь от печали и грусти, вспоминала свои давние истории молодости и знакомство с Ричардом. От этого Эмма немного улыбалась, а вот мой сын лишь настороженно прислушивался то ли от немой опасности, что нас ожидала либо вслушиваясь в слова моих пересказанных историй.

Внезапно он обернулся в нашу сторону, когда речь зашла о родственниках, то есть о моих родителях и пропавшего мужа.

«Скажи, мама, а почему с тех пор после того случая в королевском дворце, ты так ничего мне и не говорила о тех, кто были моими бабушками и дедушками» – с обидой произнёс мой сын.

Я постаралась выразиться мягче: «Понимаешь, сынок, ты и так был загружен своим долгом странствующего рыцаря, что я и не стала забивать тебе этим голову. Подумала, что всему своё время. Да и ты сам не был заинтересован в этом до последней минуты».

Мой мальчик насупился и решил оправдаться: «Да, точно. Похоже, я слишком много уделяю вниманию своей сбывшей мечте и практически перестал видеть тех, кто рядом со мной и помогал мне в её достижении. Простите, ты и Эмма мои самые родные люди».

Несмотря на далёкий путь, впервые мы вместе. В знак того, что это так, я, Эммочка и Мартин обнялись, словно не виделись довольно давно, пообещав друг-другу, что на новом месте также будем жить в мире и согласии, как и прежде.

После столь трогательной сцены, мой Мартин заметно преобразился и уже стал больше времени в пути разговаривать с Эммой. Я же, как любящая мать, радовалась за детей и в мыслях желала им долгой и счастливой жизни.

Наш путь продолжался легко, хотя и не без приключений. Ночевать приходилось в особых штуках, называемых у охотников – палатками. Они представляли собой длинные колья, которые можно было нарезать из стойких веток и на них ставились выделанные кожи животных. Их на День Рождения сыну преподнёс Грекхем. Его подарок нас очень выручал, как в знойные, так и в дождливые дни. Питаясь практически подножным кормом и тем, что Мартину удалось добыть с охоты, сами занимались приготовлением еды. Пока мы шли на протяжении трёх дней, нам не попалось ни одного человека, у которого могли бы поинтересоваться последними новостями. Разве что со стороны было видно, как трудно приходилось крестьянам, не сумевшим продать излишки зерна и вынужденным дополнительно заниматься выпечкой хлеба. И даже это помогало им хотя бы прокормить себя и соседей. А может, что ещё и продать, коли повезёт. Не мудрено, что тёмные руки богачей за столь короткий срок смогли перевернуть жизнь простых тружеников, принудив их работать по своим заказам и в угоду собственным интересам.

На четвёртый же день произошло то, о чем хотелось бы упомянуть. Тогда был довольно пасмурный день, облака так и спешили закрыть за собой последний свет. Не удивительно – ведь скоро осень. Мартин был встревожен. Причина тому нам казалась ясна – он боялся опоздать. И вдруг впереди нас стоял рыцарь в черных латах точь-в-точь, как у короля Гордона. Невольно мы поклонились ему, уверовав, будто сам король восстал из мёртвых, а вместо него погиб кто-то другой. Сомнения развеялись, когда латник снял свой шлем с забралом. Лицо кареглазого русоволосого юноши предстало перед нами.

Нам было знакомо это лицо…

«Седрик»!!– прокричали мы разом.

Да, мои глаза не подводили – перед нами стоял пасынок госпожи де Люнгваль, с которой я виделась в последний раз только во время схода всей знати. Нам хотелось знать больше о том, что произошло с теми, с кем ранее мы могли общаться во время королевских заседаний. Седрик сухо отвечал: «Рассказывать особо нечего – после переворота дамы и господа разделились на два лагеря. Сами, понимаете на какие. Моя же матушка не успела принять выбор, потому как её силой забрал с собой один из баронов, неоднократно принимавший свататься за неё. А мой отец он как-то быстро поверил об измене матери, и теперь поставляет своё оружие всем без разбора, лишь бы умел с ним обращаться и соответствовал военному возрасту. Я же не могу смириться с тем, что как преданный сторонник короля, не обнажил меч и не проткнул им себя, поскольку весть о смерти самодержца настигла меня куда позже. Мне не хотелось умирать, однако тем самым нарушил клятву рыцаря – умереть за своего короля любой ценой…»

Далее Седрик обратился к моему сыну: «Может быть Вы, сэр Мартин, облегчите мою участь и сразитесь в поединке на смерть. Или боитесь запачкаться? Я так понимаю, Вы и сами не свершили своей клятвы».

Мартин держался, как мог: «Седрик, я не давал такого обещания. Умереть во славу Государя – истинная награда, но это смерть на поле боя с неприятелем там, что сидит во дворце, распивая вина и доводя население до нищеты. Если мы убьем, друг друга, то кто, в конце концов, остановит этот беспредел».

– Твои слова звучат убедительно. Но рыцарская честь не даёт мне сделать необходимый тебе выбор. Кто знает, быть может, ты в сговоре?

– Посмотри на меня, рыцарь. Разве стал бы я скрываться от богачей, будь их подхалимом.

– А может, ты их лазутчик и хочешь убить всех, кто был причастен к королю Гордону?

– Если такова твоя воля, то давай сразимся. За правду!

– Я готов!

«Мальчики, не надо… Мартин…» – послышался голос Эммы.

– Не бойся, моя дорогая подруга, этот поединок я посвящу в честь тебя.

«Сынок, а нельзя решить по-другому» – попыталась вмешаться я.