Письма к незнакомцу. Книга 5. Красота

Диана отвезла своего рыцаря в замок Экуен, знаменитый своими эротическими витражами. Платонический период их отношений близился к завершению. «Смелее!» – шепнули Амур и Психея с легкомысленного гобелена, и юноша решился войти в спальню дамы своего сердца…Диана де Пуатье никогда не была распутна. В пятнадцать лет её выдали замуж за пятидесятишестилетнего барона, полностью погрязшего в государственных делах. А после смерти супруга – вдовство. Генрих стал для неё благодатной бурей после долгой засухи. Она, потрясённая, написала стихи.

И вот Амур однажды утром

Преподнёс мне прелестный цветок…

И знаете, этим прелестным цветком

Был свежий, полный сил и энергии юноша.

Дрожа и отводя глаза,

«Нет-нет» – сказала я.

«О, Вы не будете разочарованы!» – заговорил Амур

И вдруг преподнёс мне восхитительный лавр.

«Лучше бы мне, – сказала я в ответ, –

Быть такой же мудрой, как королева,

Но тут я затрепетала, задрожала, Диана поддалась…

Что это был за лавр, мы можем только гадать… Бесспорно то, что Генрих вышел к чувственному оазису и узнал, сколь разнятся услады плоти, освящённые любовью, с пустыми телодвижениями, которым доводилось юноше предаваться ранее. В знак этого чудесного открытия он украсил совмещённым вензелем DH (Диана-Генрих) свои перстни и одежды.

Ей шестьдесят, ему – сорок.

«Я вас умоляю всегда помнить о том, что никогда не любил и не люблю никого, кроме вас!»

Такие слова приятно слышать женщине и в двадцать, и в сорок, но в шестьдесят лет особенно приятно. Почему он сказал ей это? Так говорят перед прощаньем. Или король предчувствовал свою кончину?.. Нелепое, смертельное ранение на рыцарском турнире…

Сразу же распрямилась ущемлённая гипотеза любовного треугольника – Екатерина Медичи. Диана не была допущена проститься со своим поклонником и покровителем… Последние семь лет жизни она провела в отдалённом замке Анэ…

«Старость меня в замке не застанет!»[151 - Старость меня дома не застанет -\\ Я в дороге, я в пути!Строчки из песни «Сердце моё», слова В.Харитонова, муз. В. Шаинского.] – вот каким был её девиз в эти годы. Так и случилось: ни старость, ни смерть не застали Великую Мадам врасплох. Она ушла из жизни молодой в шестьдесят шесть лет. Не захотела видеть увядшим своё лицо, чувствовать немощным своё тело. Собралась, сделала последние распоряжения, приняла зелье и уснула, мечтая о скорой встрече со своим рыцарем…

А помните ли Вы, Серкидон, возглас Андре Моруа? Когда у нас были перепутаны две Дианы – мифологическая и живая? Ошибка эта не случайна. Многие поколенья французов считали живым воплощение мифологической богини Диану Пуатье. В образе богини на картинах, на рисунках, на гравюрах, на эмалях её лицо, шея, плечи, руки, ноги… И, конечно же, груди, точь-в-точь такие, как у Дианы-охотницы.

Случайно ли это сходство? Нет, не случайно. Не только обликом, но и образом жизни Диана де Пуатье была похожа на Диану-охотницу более всех женщин мира. Она вставала с первыми лучами солнца, обливалась холодной водой из живого источника, а потом два или три часа скакала на лошади по лесу или охотилась.

Что же происходило в эти часы? Земная женщина вбирала в себя энергии как земные, так и космические. Напитывалась ими по самую свою прекрасную маковку… Какая прилежная ученица Галины Сергеевны Шаталовой! Не важно, что родилась эта ученица на четыреста лет раньше учительницы. Главное делает всё правильно.

Пьер Брантом на правах придворного летописца посетил Мадам за год до её добровольного ухода и записал, что её красота могла растопить даже каменное сердце.

Во время беседы вспоминали старые времена, короля Генриха, былое могущество, былую славу. Брантом в который раз завёл разговор о секретах молодости. Прекрасная полубогиня в который раз рассказала про режим, про то, что никогда не пользовалась румянами и пудрой, отказывалась от вина, табака и каждый вечер принимала ванну из тёплого козьего молока… В конце примолвила: «Но самое главное, каждый день нужно заниматься чем-то приятным, засыпать, не держа в голове тяжёлых мыслей, а просыпаться с радостью».

Серкидон, я понимаю, что ванна из тёплого козьего молока доступна Вам не каждый вечер, но последние слова Мадам требуют только духовных вложений. Прислушайтесь к ним.

Крепко жму Вашу руку, до следующей груди, до следующего письма.

-24-

Приветствую Вас, Серкидон!

Не зря мы в прошлом письме освежились яблоками, ох, не зря. Слушайте нечто типа притчи.

«Жил-был садовник один. Однажды тёплым весенним утром посадил он саженец, яблоньку. Очень беспокоился – приживётся ли саженец, очень обрадовался, когда прижилась яблонька и стала расти, делаясь всё стройнее и крепче. Заботливо поливал добрый садовник своё деревце, окучивал и бережно подрезал черенки. Спасал весною от града, а зимой укрывал от мороза. С волнением ожидал первые листочки и, как ребёнок, обрадовался, когда они появились. Новый приступ счастья вызвала первая завязь, начало яблочка. Яблочко наливалось и крепло не по дням, а по часам. Скоро созрело оно полностью и висело крепкое, молодое, красуясь на ветке, поблёскивая бочком. Каждое утро выходил садовник любоваться своим яблочком, и слёзы умиления текли по его щекам. (Терпенье, Серкидон, подходим к концу нашей истории.) Но вот однажды под вечер проходил мимо сада высокий статный детинушка. Увидел он дразнящий плод (о-о-о!), потянулся, сорвал яблочко и сожрал его с хрустом».

А кто виноват? А никто не виноват! Всё по делу. Должны быть на свете и добрые садовники, и стройные яблоньки, и детинушки красномордые, пожирающие яблочки так жадно, что аж семечки в разные стороны!..

Считайте, что поговорили мы о яблочках, которые фрукты, а теперь поговорим о яблоках любви… Приглашаю Вас в иной сад. В Эдем. Как мы вовремя! Ой-ля-ля, поворотный момент в истории человечества: Ева протягивает Адаму яблоко… Вот он отведал от запретного плода и увидел, как прекрасна рука дающая, вот его блуждающий взгляд сосредоточился на груди подруги … Адам отбрасывает прочь огрызок и говорит:

«О, как они на яблоки похожи…»

Впервые женские груди сравниваются с яблоками! Почему об этом одностишье никто не знает? Оно неведомо, потому что не записано. Нечем было писать. Причём «нечем было писать» в квадрате. Не было букв. Не было и средств написания.

Ну всё. Уходим, пока мы не размякли, пока не привыкли к райскому блаженству. Уходим из Эдема, хватит того, что видели, а скандала с последующим изгнанием дожидаться не будем…Вслед за первым поэтом – Адамом – десятки, сотни поэтов в течение тысячелетий, воспевая женские груди, сравнивали их с яблоками.

Давайте, Серкидон, пробежимся по поэтам, а то мне заскучалось.

Древнеегипетский певец, имя которого засыпало и песком Аравийских пустынь, и песком времён, непонятно как, неясно на чём – не иначе кайлом на камне – настучал:

Уста моей любимой – розовый бутон.

Груди её – яблоки любви…

Древнегреческие стихотворцы выводили стилом на папирусе.

Аристофан[152 - Аристофан (444 – 387 до н.э.), древнегреческий комедиограф.]:

Как награду держал я в руке два яблока –

Двойной плод, выросший на одном стволе…

Феокрит[153 - Феокрит (300 – 260 до н. э.), древнегреческий поэт.]:

– Что ты делаешь, сатир, почему трогаешь мою грудь?

– Пробую твои поспевшие яблочки.

Петрарка[154 - Франческо Петрарка (1304 – 1374), итальянский поэт.] гусиным пером, и точно до встречи с Лаурой, писал о том, что груди должны быть небольшими, белыми, круглыми, как яблоки, упругими, а далее произошла судьбоносная встреча, которая всё изменили, затмила, смешала…

К поэтам, которые писали авторучками и более совершенными изобретениями для написания букв, мы не побежим. Остановимся. Пусть они по поверхности смысла марафонят без нас. Останемся с теми, кто пишет гусиными перьями. Заглянем к философу Гегелю. Благо поэты и философы – существа близкие, соседи по астралу. Почему из всех немецких философов мы выбрали Гегеля? Этого хмурого аскета, глядя на которого думаешь: а знает ли он, что у женщин есть груди?..

Но, Серкидон, это только первое впечатление. Я уверен, что ничто человеческое не было чуждо родоначальнику европейской диалектики, и однажды он, не иначе как потягивая яблочное вино (апфельвайн), поведал общественности, что мир сгубили три яблока: яблоко Евы, яблоко Париса, яблоко Ньютона.

Что я Вам скажу, Серкидон, апфельвайн – напиток слабоалкогольный, но коварный. Не иначе философ находился уже в изменённом состоянии сознания. Судите сами. Ладно, яблоко Евы. Мы с Вами всё видели, а задержись ненадолго, и пронаблюдали бы, как человечество (в количестве двух человек) пошло по кривой дорожке.

Первое яблоко – соблазн.