Тяга к свершениям: книга четвертая

– Да как он устроиться-то на работу? – в недоумении обратился к сыну Леонид Федорович. – Он же в розыске.

– Ну и что? Вполне можно работать неофициально. И вариантов полно…, – Майский вдруг остановился, услышав донесшийся с кухни громкий щелчок, но поняв, что это подал сигнал вскипевший чайник, продолжил. – Поехал бы даже на север. Я ему предлагал несколько неплохих вариантов. Так он же не захотел. Там же трудиться надо, а он привык всю жизнь заниматься тем, чем вздумается.

– Дядя Паша под чьим-либо руководством работать теперь не сможет, – осторожно заметила Марина. – Он боится, что не оправдает надежд, боится не справиться – у него вера в себя пропала.

– Никакая вера у него не пропала, – недовольно буркнул Майский. – Просто самомнение огромное. Ему же надо, чтобы обязательно по имени-отчеству обращались. Как он с таким самомнением на кого-то работать будет?.. Хэ-х, – усмехнулся Майский, – вы выдели, какие он ценники в магазине понаделал? Он же на каждом из них свою роспись поставил! Нет, ну не глупо ли?

– А что здесь такого? – как будто даже возмутился Леонид Федорович, делая это в свойственной ему беззлобной манере. – Ну, расписывается, и что? Они с Тамарой и в старом магазине всегда так делали: ценники подписывали, чтобы продавцы на товар свою накрутку не делали.

– Я тоже сначала подумал, это у него с тех времен привычка осталось. Но потом понял, что здесь другое, – заметил Майский, обращаясь по очереди то к отцу, то к Марине. – Во-первых, сейчас он сам у себя продавец и смысл в таком своеобразном подтверждении цены полностью пропал; а во-вторых… вы бы видели, как тщательно, с какой любовью он выводит свою роспись на каждом ценнике, на самой захудалой брошюрке, стоимостью в пятнадцать рублей. Ему это нравится, это своеобразное самолюбование такое… А как он рассуждать на разные темы любит! Привык, что в городке ему все в рот заглядывали. Конечно – там королем ходил. Разве захочет он сейчас на кого-то работать?

– Дяде Паше сейчас тяжело: все имел – и все потерял, – задумчиво сказала Марина. – Я сколько раз его не видела – он непременно в одной и той же одежде был. Уже полгода: и весной, и летом, и осенью – всегда в черных своих стоптанных туфлях, брюках и рубашке этой синей. Рубашка вся рваная, по краям рукавов нитки торчат; зашита кругом, да так неумело зашита…, – печально проговорила она, и вдруг вскинув голову, обратилась к Майскому: – Я слышала, он в религию ударился?

– Ударился, – согласно кивнул Майский. – Библию всегда с собой носит. При этом во все сразу верит: и в Христа, и в Будду, и в Фэн-Шуй.

– Фэн-Шуй? – удивился Леонид Федорович.

– Давно уже – с тех пор, когда мы вместе работали. Он тогда еще статуэтку какой-то лягушки в магазин притащил. Поставил ее прямо посредине прилавка: «Деньги, – говорит, – притягивать будет». Дома у себя открытки с драконами и черепахами по стенам развешал…

– Как бы он со своими религиями от земли не оторвался, – качая головой, тревожно заметил Леонид Федорович.

– И все каких-то потрясений ждет, – продолжал Майский. – То пророчество Майя придумает – о конце света предупреждает, то мировая экономика у него вот-вот рухнуть должна. И как с ним не встретишься – всегда какую-нибудь глобальную катастрофу обещает.

– Я тоже заметил, – согласился Леонид Федорович. – Последний раз, когда его видел, он мне про экономический кризис рассказывал, про пузыри какие-то, про то, что деньги обесцениться скоро должны. Что все обесценится.

– Бедный дядя Паша, – тихо сказал Марина. – Это он так говорит, потому что сам все потерял… Он же из полного достатка почти в нищету опустился, и сейчас искренне верит, ждет, когда вокруг тоже все рухнет. Это его последняя отчаянная надежда на справедливость. Глубокая обида гложет его, и он в душе надеется на всеобщий упадок, успокаивается этими мыслями…

В комнате снова повисла тишина. Некоторое время все сидели молча, вовсе не вспоминая о вскипевшем на кухне чайнике.

– Паша очень открытый, отзывчивый человек, – разрушил молчание Леонид Федорович. – Мы тут ходили с ним в садик за Алиной. Я поднялся в группу, а Паша остался покурить на улице. Выхожу через пять минут – он уже во всю с охранником болтает. Потом выяснилось, что он, за то время пока меня не было, успел с ним познакомиться, узнал, где тот работает, какой у него график и даже размер зарплаты… Он же всегда всем помогал. Никому в просьбе не отказывал. Каждый второй житель в городке хоть раз или поработал у него, или занял в долг… Когда депутатом районного собрания был, то из своего кармана ремонт дорог оплачивал. Хэ-х, это что за депутат такой, который за свой счет дороги делает? – с горькой усмешкой заметил Леонид Федорович, но в то же время в голосе его чувствовалась гордость за брата. – Добрейшей души человек! И что у него не клеится?

– Вот потому и не клеится, что добрый и доверчивый, – нахмурившись, сказал Майский. – Помогал всем и что? Где сейчас те, кому он помогал? Никому не нужен оказался. Помогать следует нуждающимся, а не всем, кто только попросит, – тут Майский задумался, будто пытаясь сообразить что-то, но ничего, по-видимому, не придумав, продолжил. – Даже и не знаю, где доброта и доверчивость дяди Паши могли бы пригодиться, но с предпринимательством они точно несовместимы. В бизнесе совсем другие качества требуются. Тут нельзя быть наивным – здесь правит конкуренция. Нужно каждую секунду ожидать удара и быть готовым отразить его. Таким как дядя Паша в бизнесе не место.

– Да-а-а, в России хороший человек – плохой предприниматель, – задумчиво проговорил Леонид Федорович.

Он хотел еще что-то добавить, но не смог, потому что мысль его прервал раздавшийся в квартире звук дверного звонка. Услышав его, Леонид Федорович сразу пошел открывать дверь, а вслед за ним, невольно следуя старой выработанной до автоматизма привычке, направилась в коридор Марина.

Звонившим оказался невысокий мужчина, бурят со смуглым худощавым лицом. Он был одет самым, что ни на есть обычным и неприметным образом: в туфли, джинсы, коричневую куртку поверх серого кардигана и тонкую вязаную шапочку. У мужчины был крайне напряженный и хмурый вид; высоко подняв голову он пристально осмотрел открывших ему Леонида Федоровича и Марину, которых видел сейчас впервые.

– Здравствуйте, – громко и вызывающе произнес мужчина, обращаясь к Леониду Федоровичу. – Вы Леонид?

– Да.

– А Павел Федорович Майский ваш брат?

– Да.

– Я могу пройти?

– Да, – растерянно ответил Леонид Федорович, и отошел от двери дальше в коридор.

Мужчина снял вязаную шапку, под которой оказались скатанные в сосульки тонкие редеющие волосы, и зашел в квартиру, привнеся с собой резкий специфический запах пресноводной рыбы.

– Я торгую омулем в ларьке по соседству с общежитием, в котором живет ваш брат, – оказавшись внутри, сходу начал незнакомец настойчивым и размеренным тоном. – Пятнадцать дней назад, двадцать девятого сентября, он занял у меня десять тысяч рублей, пообещав вернуть деньги через неделю, однако до сих пор так ничего мне и не возвратил… Я пытался связаться с ним по телефону, но он не берет трубку. Дома я тоже его найти не могу… Когда он занимал деньги, то сказал, что в случае какой-либо непредвиденной ситуации я всегда смогу обратиться за своим долгом к вам, и так как я уже неделю не могу выйти с ним на связь, то прошу теперь вас вернуть мне занятые вашим братом десять тысяч рублей.

Все время, пока мужчина говорил, Леонид Федорович слушал его с ошарашенным видом, а когда тот закончил, еще с минуту продолжал стоять, не проронив ни слова, то опуская свой взгляд, то вдруг резко поднимая его на незнакомца.

– Но…, – начал было совершенно сбитый с толку Леонид Федорович, и тут же фраза его оборвалась. – М-м-м…, – протянул он, и снова замолчал. – Я же совсем не знаю вас, – наконец смог произнести он что-то осмысленное. – И тем более, как я могу быть уверен, что брат занял у вас деньги?

– Конечно. Я могу подтвердить свои слова, – не выказывая ни единой доброжелательной нотки, все тем же строгим деловым тоном ответил ему мужчина, доставая из внутреннего кармана своей куртки небольшой, аккуратно сложенный в несколько раз листок бумаги. – Вот расписка вашего брата в том, что он двадцать девятого сентября занял у меня десять тысяч рублей, – с этими словами мужчина развернул листок и, взяв его одной рукой сверху, другой снизу, протянул вперед, но не передавая, а выставив как бы для ознакомления.

Вытянув шеи, Леонид Федорович и Марина принялись изучать представленную бумагу. На тетрадном разлинованном в клеточку листе действительно было изложено все, о чем говорил незнакомец, и если об авторстве самого текста расписки еще можно было поспорить, то тщательно выведенный замысловатый и вместе с тем совершенно несуразный автограф, стоявший под ней, безо всякого сомнения принадлежал Павлу Федоровичу.

К этому моменту Марину уже переполняло желание возмутиться нахальному требованию незнакомца и заявить, что Леонид Федорович не намерен отвечать за долги брата; но, несмотря на остроту, с которой она ощущала всю несправедливости складывающейся ситуации, страх перед возможным конфликтом и желание избегать столкновений сдерживали ее порыв.

– В расписке указаны мои паспортные данные, – добавил между тем мужчина, доставая все из того же внутреннего кармана свой паспорт. – Вы можете убедиться, что я и есть тот самый человек.

Леонид Федорович сверил все данные с паспортом и еще на раз внимательно прочитал текст расписки. Все совпадало в точности. Он отстранился от бумаги и озадаченно взглянул на стоявшего перед ним мужчину. Сомнения обуревали Леонида Федоровича. Некоторое время он продолжал колебаться, после чего медленно, будто повинуясь какой-то неведомой внешней силе, развернулся и уже собирался направиться в спальню, но неожиданно уперся в стоявшего в коридоре возле входа в зал Майского.

– Кто занял у вас деньги? – обращаясь к мужчине, строго спросил Майский.

– Павел Федорович Майский, – совершенно не ожидая такого вопроса, произнес бурят, впервые с самого своего появления выказав некоторое замешательство.

– Ну, так вот и обращайтесь к Павлу Федоровичу, – еще тверже сказал Майский. – На каком основании вы заявляетесь сейчас сюда?

– Я не могу найти его… И к тому же он лично направил меня, сказав, что в случае чего я смогу обратиться за долгом к вам.

– А больше он вас никуда не отправлял? С чего вы взяли, что имеете право вот так приходить к совершенно незнакомым людям с требованием денег?

– Я же объясняю – он сам ваш адрес мне дал. Собственноручно написал, – заявил мужчина, судорожно начав разворачивать листок, который уже успел сложить.

Развернув расписку, он повернул ее обратной стороной, где действительно имелся какой-то адрес. Леонид Федорович наклонился вперед, чтобы прочесть текст, но Майский даже и не шевельнулся.

– Меня не волнует, что написано на обратной стороне расписки, выданной вам человеком, здесь даже не присутствующим, – заключил он. – Вы обращаетесь не по адресу, и можете даже не рассчитывать решить тут свои финансовые проблемы.

С озлобленным выражением лица мужчина выслушал Майского, но когда тот закончил, ничего ему не сказал, а требовательным тоном опять обратился к Леониду Федоровичу.

– Или вы вернете мне долг вашего брата, или мне придется заявить в соответствующие органы!

– А вот это уже здравая идея! – повысив голов в тон разошедшегося мужчины и зло улыбнувшись, сказал Майский. – Давайте вызовем участкового, и пусть он поможет разрешить все возникшие вопросы.

Желая, видимо, что-то ответить на это предложение мужчина открыл было рот, но, так и не произнеся ни звука, закрыл его, с силой стиснув зубы. Вернув расписку и паспорт в карман, он застегнул куртку и вышел из квартиры.

Леонид Федорович закрыл дверь, и все втроем вернулись в зал.

– Ничего себе, – с хмурым и напряженным выражением лица выговорил Майский, усаживаясь на то же кресло, где сидел до этого. – Просто заявился домой к совершенно незнакомым людям и стал требовать деньги.

– Вообще! – неожиданно сильно возмутилась Марина. – Да как настойчиво и нагло требовал, будто это мы у него занимали. Хватает же наглости людям так себя вести.