Сказка с (не)счастливым концом(?)

– Не понимаю. Расскажи, да без утайки! – Паша заподозрил, что ДЖАРВИС хочет что-то скрыть от него, и не намерен был слушать полуправду.

ДЖАРВИС уловил пашин настрой и решил сказать все как есть.

– Первый приказал похитить ее и держать как рычаг давления на тебя. Планировалось запустить в средства массовой информации сведения об участии твоей матери в бандформировании, которое планировало противоправные действия в отношении властей.

– Моя мама? В бандформировании? Что за бред! – перебил его Паша.

– Представь себе. Они хотели вынудить тебя на какой-либо безрассудный поступок. Чтобы ты раскрыл свое местонахождение.

– Черт бы подрал этого Первого и всю их кодлу! На кой хрен я им так сдался? – тут Пашу, словно молния, пронзила догадка. – Они что, как-то узнали про тебя? – ему вдруг резко сделалось дурно, и он тяжело оперся на перила.

– Не выдумывай, – осадил его ДЖАРВИС. – Конечно же, нет. Однако, они сопоставили кое-какие данные и заподозрили неладное в твоем графике восстановления. Как я тебе говорил раньше, без моего вмешательства ты бы не пережил этого инцидента. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сложить два и два и получить четыре. И им это удалось. Первому очень интересна твоя персона. Сам понимаешь, он ведь немолод. А тут такая способность к регенерации тканей.

– Ты же обещал, что они от меня отвяжутся? – запаниковал Паша. – А теперь получается, что эта охота никогда не закончится?

– Именно поэтому я и изменил твой облик, не забывай об этом, – флегматично сказал ДЖАРВИС. – Не беспокойся. Мы всегда будем на шаг впереди. Да и потом, Первый, повторюсь, не молод. Тебе достаточно потерпеть еще несколько лет, а потом все забудется. Им будет просто не до тебя.

– Да уж, несколько лет… сейчас медицина на таком уровне, что этому козлу будут продлевать жизнь еще лет двадцать! – Паша, наконец, спустился на первый этаж и, осознав тот факт, что он опять проголодался, отправился в гостиную, вдыхая манящий аромат кексов с корицей.

Его вниманием всецело завладело широкое блюдо, с горкой наполненное аппетитной выпечкой. Оно стояло посередине овального стола, занимавшего добрую половину кухонной зоны гостиной.

Паша взгромоздился на высокий стул и по-хозяйски пододвинул блюдо к себе, наклонясь к нему практически вплотную, чтобы как следует насладиться чарующим запахом детства.

Съев разом четыре кекса, он подумал, что неплохо было бы чем-нибудь смазать их тернистый путь к его желудку. Паша подошел к холодильнику и достал оттуда литровый пакет молока. Теперь дело пошло гораздо лучше. На семнадцатом кексе Паша громко крякнул. Молоко давно кончилось, и последние пять штук он проглотил насухую. Ему вдруг стало совестно, что он смолотил так много, и он решил оставить последние три кекса маме на завтрак.

В животе приятно потяжелело. Паша снял пиджак и прилег на кожаную кушетку, располагавшуюся около камина. Он решил отдохнуть несколько минут, а потом пойти проведать мать, но уже через две минуты забылся тревожным сном.

Проснулся Паша лишь на следующий день. Он открыл глаза и увидел стоявшую на квадратном стеклянном столике рядом с кушеткой чашку, источавшую насыщенный кофейный аромат.

– Спасибо, мам! – крикнул он, приподнимаясь. – Тебе уже лучше?

– Раиса Петровна еще не спускалась к завтраку, – раздался позади него мужской голос.

Паша резко обернулся и увидел позади себя крупного мужика, сидевшего за кухонным столом. Рядом с ним стояла такая же чашка, как перед Пашей, и лежал пистолет.

– Кто вы? – Паша постарался, чтобы его голос звучал поуверенней. – Это вы ее сюда привезли? Сколько сейчас времени?

– Так точно – по-солдатски ответил мужик и улыбнулся. Точнее, он попытался улыбнуться, но получился какой-то издевательский оскал. Во рту незнакомца сверкнул золотой зуб. – Мы с напарником. Он снаружи. Я – Глотов, – он говорил короткими фразами, точно выплевывал пули. – Сейчас десять тридцать семь утра.

– Понятно, – Паша встал с кушетки. Им овладело нехорошее предчувствие. – Пойду поднимусь наверх.

Глотов коротко кивнул, но Паша уже не смотрел на него, быстрым шагом выходя из гостиной. Взлетев по лестнице, Паша в два прыжка преодолел коридор и очутился перед маминой комнатой.

– Мам, ты проснулась? – он аккуратно постучал в дверь и прислушался, но в комнате было тихо. Подождав с минуту, Паша вновь постучал – без ответа.

– Мам? Я захожу. – он дернул ручку на себя и вошел в комнату.

На столе у окна все так же горел торшер. Мама лежала на левом боку, отвернувшись к стене и поджав под себя ноги, словно стараясь защититься от сильной боли.

– Мам! – Паша подбежал к кровати и легонько потряс Раису Петровну за плечо, пытаясь разбудить.

Женщина, словно тряпичная кукла, опрокинулась на спину, и Паша заглянул в ее, теперь уже невидящие, темно-карие глаза.

– Нет, мама, нет… – прошептал он, обессилено падая на колени рядом с ее бездыханным телом.

Копившееся все эти безумные дни напряжение, наконец, вырвалось наружу, и Паша горько и безутешно зарыдал, спрятав лицо в ладонях.

– Ну почему? Почему все это происходит со мной? – простонал он сквозь сжатые до боли зубы, сотрясаясь всем телом от лихорадочной дрожи.

– Если хочешь, я могу убрать боль, – раздался вкрадчивый голос ДЖАРВИСа.

– Пошел к черту! – зло крикнул Паша и, раскачиваясь, стал биться головой о деревянную боковину кровати.

– Дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо… – с монотонностью метронома повторял он после каждого удара.

– Если тебя это успокоит, она не страдала. Смерть от сердечного приступа мгновенна и, практически, безболезненна, – решил, наконец, вмешаться ДЖАРВИС, когда счет ударов перевалил за тридцать.

– Зато страдаю я! – огрызнулся сквозь слезы Паша, продолжая самоистязание.

– Вы с матерью последнее время не были близки…

– Она – моя мать! Тебе не дано этого понять, бесчувственное ты нечто! – Паша в сердцах долбанул кулаком по полу. По паркету зазмеились трещины. – Зачем ты это сделал? – спросил он у ДЖАРВИСа, увидев результат своего удара.

– Что именно? – невинно ответил тот и добавил: – Говори, пожалуйста, про себя.

– Ты знаешь, что. Это! – Паша проигнорировал просьбу и показал на пол.

– Ах, это… Ну, знаешь. Мне же надо было как-то тебя встряхнуть.

– Да пошел ты, – буркнул Паша, поднимаясь на ноги. – Что мне теперь делать с мамой? Я же не могу ее так оставить! – он сел на стул и только сейчас заметил на столе две кучки гречневой крупы – одна побольше, другая поменьше. – Что это такое? – озадаченно пробормотал он, рассматривая крупинки. Слезы перестали течь, оставив после себя на щеках сухие дорожки.

– Гречка, – сообщил очевидное ДЖАРВИС. – Паша, я отдам распоряжения, чтобы твою маму похоронили на… – он на несколько секунд прервался, сверяя информацию, – ну, скажем, на Кузьминском кладбище, здесь, в Москве. Ничего?

– Я где-то краем уха слышал, что московские кладбища сейчас закрыты для новых «постояльцев».

– Для ваших важных чинов, как и для меня, это – не проблема. Ваганьковское кладбище не обещаю – это будет слишком, а вот Кузьминское, чтобы не привлекать излишнего внимания, в самый раз.

– Делай, – кивнул Паша, задумчиво перебирая гречневые крупинки.

Несколько минут он сидел молча, смотря на маму невидящим взором. В памяти пролетали обрывки сценок из детства. Бесконечные ссоры отца с матерью отошли на второй план, оставив лишь хорошее. Паша вспомнил, как мама мазала ему зеленкой разбитые коленки, приговаривая при этом: «У кошки боли, у собачки боли, а у Пашеньки заживи». Или тот раз, когда они с папой подарили ему на девятый день рождения большой самосвал с красной кабиной, и он от радости минут пятнадцать скакал по комнате. Или летнюю поездку в Сочи, где они все вместе прыгали в море с разбитого волнолома. Папа сигал в воду «рыбкой», а Паша с мамой – «солдатиком». На его глаза снова навернулись слезы.

Паша взял маму за руку, крепко ее сжал и пробормотал: «прости, мам». Затем он прикоснулся губами к ее холодному лбу и, развернувшись, вышел из комнаты, сопровождаемый звуками «Реквиема» Моцарта.

Он спустился по лестнице и зашел в гостиную за пиджаком. Глотов все так же сидел за кухонным столом, внимательно наблюдая за пашиными перемещениями.

– Она умерла, – сказал Паша головорезу.

Тот кивнул и повернул голову влево, указывая пальцем на передатчик в ухе. – Я в курсе.