Сказка с (не)счастливым концом(?)

– Думаю, что это его мать. Нам повезет, если дело обстоит так, как ты думаешь.

– Даже если она разглядела мое лицо, это не повод ее убивать! Тем более, что новый я еще нигде не засветился! – горячился Паша. – Я смотрю, для тебя человеческая жизнь вообще ничего не значит!?

– Зря ты думаешь, что не засвечен, – ответил Морган, игнорируя последнее заявление Паши. – Тебя опрашивали те сексоты в Чехове. Ты дважды пересекал государственную границу. Это – немало. Кто знает, к каким выводам могут прийти представители госбезопасности, если они свяжут все эти эпизоды воедино?

– Не нагоняй волну! – отмахнулся Паша, подныривая под шлагбаум. – Камеры ослепил? – он настороженно покосился на деревья и вжал голову в плечи.

– Конечно да. Кстати, дроны только что передали сигнал тревоги на дежурный пульт. До приезда опергруппы осталось порядка семнадцати минут.

– Замечательно! Надеюсь, у нас не проколото колесо или что-то в этом роде? – Паша добежал до машины и кулем свалился на сидение, раздавив несколько шоколадных плиток, которые были обильно разложены там.

– Подкрепляйся, – бросил Тамаш, срывая тойоту с места. Он, конечно же, уже был в курсе ситуации.

– Тамаш, что ты сделал с той женщиной? – подозрительно спросил Паша, неторопливо снимая фольгированную обертку с первой шоколадки. Особого голода он не испытывал, но взбудораженные нервы требовали некоего успокоения.

– С какой? – в голосе цыгана сквозило недоумение. Было ли оно наигранным, Паша не понял.

– Которая с собакой гуляла, – уточнил он и внимательно посмотрел на глаза водителя через зеркало заднего вида. Те были абсолютно бесстрастными.

– Я не понимаю, о чем ты, Романо, – сказал Тамаш, не сводя взгляда с дороги. – Мимо машины никто не проходил. Я отъеду на безопасное расстояние от поселка, а ты пока подумай, куда мы направимся дальше.

– Как этот черт узнал, что я проник на участок? – потребовал объяснений Паша, обращаясь к Моргану. – Ты же сказал, что камер внутри периметра быть не должно?

– Наверное, Разин установил следящее оборудование в частном порядке, – слегка отстраненно, как показалось Паше, ответил Морган. – Видимо, оно работает автономно, поэтому я и не смог обнаружить сигнатуры активности через Сеть.

– До этого момента я полагал, что у тебя схвачено абсолютно все, – скептически подумал Паша.

– И очень зря. Это сильно расхолаживает. Тем более, что никто в этой реальности не может охватить буквально все. Бога, как ты знаешь, не существует.

– Если, как ты говоришь, у него стояли личные камеры, то зачем было покушаться на старушку? Все равно, мою физиономию засняла аппаратура!

– Я склоняюсь к тому, что у нашего почившего полковника были установлены датчики системы объемной сигнализации, без подключения видеокамер. Их бы я заметил.

– Романо, ты определился с нашим дальнейшим маршрутом? – подал голос Тамаш. Они как раз выезжали на трассу.

– Давай домой, – устало сказал Паша и лег поперек сидений, сняв ботинки и поджав под себя ноги.

– Может, пора опять поменять личность? – думать об этом не хотелось, но если Морган ошибается насчет камер, или бабка все-таки сможет каким-то образом описать его внешность следакам…

– Я думаю, пока рано, – возразил Морган. – Если твой фоторобот появится в системе розыска, я узнаю об этом первым.

– Может, все-таки в аэропорт? – спросил он после непродолжительной паузы.

Паша, в свою очередь, задумался над этим предложением. – Утро вечера мудренее, – сказал он чуть погодя. – Мне надо сперва переспать со всем этим, - Паша махнул рукой себе за спину, где оставался Разин со своей древней, но еще живой мамашей. – Морган, я тебя еще раз прошу – не уподобляйся этим скотам, для которых человеческая жизнь дешевле спичечного коробка… Я не хочу становиться монстром! Я не какой-то там, – Паша поискал в глубинах памяти полузабытое имя одного марвелловского персонажа и выудил его наружу. – Я – не Веном, – он помедлил немного, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. – Скажи мне, что мы – не Веном, – Паша почувствовал, как под одеждой по его рукам побежали мурашки.

– Мы – не Веном, – послушно повторил Морган. – Что за чушь ты придумал? Хочешь сказать, что я – какая-то инопланетная жижа с наклонностями маньяка-социопата? Это же просто смешно.

– Извини, Морган. Мне надо было удостовериться.

На этом их разговор затух. Паша погрузился в собственные мысли. Морган, видимо, тоже.

Тамаш, с пашиного молчаливого одобрения, негромко включил радио и всю оставшуюся дорогу слушал какую-то адскую военно-патриотическую передачу, ведущий которой с придыханием рассказывал о технико-тактических характеристиках российского ядерного и неядерного ракетного вооружения, и его способностях достичь стратегически важных объектов вероятного противника.

Перечисляя западные города и промышленные центры, невидимый фанатик подбирал каждому из них свой вид ракеты и соответствующий тоннаж в тротиловом эквиваленте, чем вызывал все новые и новые взрывы хохота и возмущения у цыгана.

– Нет, ну ты посмотри на этих помойных крыс! – восклицал он, сначала тихо, а затем, распаляясь, все громче и громче. – Посмотри на этих гнусных, никчемных, отсталых питекантропов! На кого вы своей сучковатой ядерной дубиной замахиваетесь?! Вы хоть что-нибудь за свою жизнь создали, чтобы разрушать? Дебила кусок! Ты хоть был когда-нибудь в Париже? Видел Лувр? Сровняет он с землей Брюссель. Да вас, придурков в зоопарках надо вместо добропорядочных обезьян показывать!

– Тамаш, – не выдержал Паша после получаса прослушивания этого балагана. – Зачем ты такую срань включил, мы же с тобой цивилизованные люди!

– Эх, Романо, – цыган выкрутил громкость радио до минимума. – А представь, сколько людей, наших с тобой соотечественников, между прочим, слушает это дерьмо, и на полном серьезе верят, что не сегодня, так завтра мы жахнем из всех орудий по «проклятому Западу»? И это – только одна передача из многих тысяч подобных! Радио, телевидение, газеты, даже приличный кус интернета… Все под завязку забито этой гнусной пропагандой и разжиганием ненависти. В церквях сейчас знаешь, что проповедуют?! Уж не человеколюбие, о нет, дорогой ты мой!

– Тамаш, Тамаш, постой, – перебил Паша возбудившегося водителя. – Ты ж цыган! Перекати-поле! У вашего народа, насколько я знаю, нет таких рамок и границ, какие установлены у тех же русских или, к примеру, татар. Табор снялся и ушел в небо! О каких соотечественниках ты говоришь?

– Может, я, Романо, и цыган, – Тамаш гордо выпрямился на своем сидении и выпятил грудь колесом, – но я не отделяю себя от русского народа. Я здесь родился и вырос. На моих глазах страна прошла путь от железного занавеса и клятого ослом коммунизма до рыночной экономики и некоего подобия свободы и открытости миру. А теперь мы семимильными шагами маршируем в каменный век, чего даже проклятым коммунякам не снилось! О, нет! «Такой хоккей нам не нужен!», как говорил в свое время один известный комментатор.

– Комментатор? – переспросил Паша. – Причем здесь хоккей?

– Не бери в голову, это я так, для красного словца… Оп! – За разговором Тамаш немного зазевался, и они чуть не впечатались в едущую в своем темпе фуру. В последний момент цыган резко вывернул руль и ушел от столкновения, едва не задев при этом маневре другую машину.

– Тамаш, твою мать! – воскликнул Паша, вцепившись побелевшими пальцами в обивку переднего сидения. – Следи за дорогой!

– Виноват, – процедил тот, но Паша заметил веселый блеск его глаз и скептически покачал головой.

– Сумасшедший, – прошептал он достаточно громко, чтобы увидеть в зеркало, как губы цыгана медленно расходятся в беззвучной усмешке.

– Так кто же, все-таки, расправился с семьей Ивановых? – спросил Паша Моргана, когда их машина уже заезжала в знакомый подземный гараж.

– Тебе нужны имена конкретных исполнителей? – моментально отозвался тот, будто ждал этого вопроса.

– Ну, главного-то заказчика я узнал по голосу…

– Командовал опергруппой Вячеслав Семенов, сотрудник контртеррористического подразделения ГСБ и секретарь Первого.

Перед глазами Паши появилось фото ничем не примечательного мужчины, из той породы людей, которых вы ежедневно встречаете на улице и уже через минуту не можете вспомнить их черт. Единственное, что показалось Паше странным в облике Семенова, были его глаза. В них ощущалось что-то… неправильное что ли. Какой-то неестественный блеск.

– Это ему Первый…

– Не Первый, а Узурпатор! Какой, к черту, он Первый? Первый среди кого? Мне надоело, что мы зовем его так! – перебил Моргана Паша.

– Узурпатор, – поправился тот, – давал указание разобраться с девушкой. Самое же непосредственное и деятельное участие в этом…, – он на долю секунды запнулся, словно подбирая подходящее слово, – процессе принимал Иван Брудов.

Перед глазами Паши появились еще две фотографии. Судя по всему, это и был Брудов. На снимках он был запечатлен в профиль и анфас. Лысый череп со скошенным низким лбом, массивные надбровные дуги, приплюснутый и свернутый набок нос, оттопыренные уши. Вид типичного уголовника.

– Майор спецотряда исполнения наказаний ГСБ. Этот человек саморучно казнил девушку, а затем и ее родных, тогда как остальные члены бригады выполняли второстепенные роли.

– Вот мразота, – скривился Паша. – От одного его вида блевать тянет! – стойкое отвращение как от внешнего вида Брудова, так и от осознания совершенного этим подонком, переросло внутри Паши в жаркое желание возмездия.

– Взять бы эту тварь, да и подвесить за яйца вниз головой! И чтоб собаки его жрали! – вырвалось у него неожиданно вслух.