Неприкасаемые. Легион. Хранители

Поделившись этим страшным признанием, Морган сел в свое кресло и как ни в чем не бывало, налил себе виски, выпил его, и опять почесался.

Асраилу показалось, что Морган обезумел, лишился рассудка – вот так незаметно, прохаживаясь, а затем сев перед своим камином и почесывая свои тестикулы. Таким откровенным и жутким бредом ему показались его откровения. Недопустимо было даже думать об этом, не то что произносить вслух. Это ведь самое страшное преступление, это такое табу, что нарушитель сразу становился изгоем, и никакие крепости, войска или расстояния не могли ему помочь предотвратить неумолимое и страшное возмездие Неприкасаемых. От которого не откупиться, и не раскаяться. Такое случилось в их истории однажды – один Неприкасаемый убил другого – мерзкий Кадавр поднял руку на их сестру Глорию… И тогда они все объединились, и нашли преступника. И убили его общими усилиями. Как и его Хранителя. Чтобы тот не смог помочь своему хозяину вернуться в земную и телесную оболочку.

Асраил быстро встал, вернее, выпрыгнул из своего кресла, и навис над Морганом, объятый приступом гнева, протягивая к Неприкасаемому свои слегка дрожащие руки.

– Ты что, сошел с ума??!! Ты поднял руку на своих братьев?!! Ты понимаешь, что ты сделал??!!

Но Морган вдруг изменился в лице и засмеялся нервным смехом, смотря испуганно на Асраила.

– Я пошутил!!! Ты что! Ты же знаешь, у меня всегда было дурацкое чувство юмора! Я…

Асраил не удержался и со всей силы ударил Моргана по лицу, так сильно, что с него слетел его парик. Он обмяк в своем кресле, но тут же пришел в себя, и закричал неожиданно по-женски, заголосил, завыл, и в комнату мгновенно забежали его слуги, и седой Дворецкий запричитал и заохал. Асраил так грозно взглянул на них, что они разом исчезли за дверью, осторожно прикрыв ее за собой. Потом он нашел в себе силы сесть возле Моргана, вернуться в кресло, с которого он вскочил, и чтобы успокоиться, отхлебнул виски из стакана, который он прежде не решался пить, зная гадкую натуру своего братца.

– Ты мразь, Морган. Мне жаль, что среди Неприкасаемых есть такая темная личность, как ты, – сказал он глухим и страшным голосом, в то же время, понимая, что и в нем самом есть та же червоточинка, та же темная половина. Иначе, чтобы он делал тут, в компании этого амбициозного и беспринципного гада. И почему не предпочел компанию Ангеллы, которая показалась ему очень встревоженной, когда он увидел ее в Праге. Черт, в нем даже зашевелилось чувство стыда и раскаяния перед своей сестрой. Он ведь ее брат, и должен помогать ей.... А не бегать, как подсевший на наркотики школьник к своему дурно пахнущему дилеру, и забываясь в наркотическом дурмане, игнорировать немую мольбу о помощи в глазах своей сестры… А может быть, помощь нужна была ему самому? К нему был обращен ее обеспокоенный взгляд, за него переживала она, а не за себя?

"Черт, неужели со временем я стану таким же мерзким и подлым, как Морган, с такой же отвратительной и откровенно смешной внешностью, которая с головой будет выдавать меня настоящего, не справившегося, не одолевшего свои пороки и своих демонов", – думал он, и понимал, что такая перспектива у него есть. Но он вдруг осознал, что в нем есть и желание не уподобиться своему родственнику, желание или шанс, но если это шанс, то им надо уже и воспользоваться…

– Ну, ты и псих! – громко выдохнул Морган. Он уже казалось, пришел в себя, и теперь встав на слегка дрожащие ноги, передвигал свое кресло подальше от своего вспыльчивого родственника.

– Мне уже пора, – произнес Асраил. – Надо поставить в известность всех, о твоей, с позволения сказать, инициативе. – Он больше не хотел оставаться в замке, стены которого, как казалось ему теперь, источали такую же гнусную энергию, которую распространял вокруг себя владелец этого огромного и зловещего дома.

– Подожди полчаса, вертолет еще заправляют. У него очень большой бак. Как у яхты. Зато, какая скорость… Даст фору любому истребителю! – Морган опять сел на своего излюбленного конька – перечислял уникальные преимущества своих игрушек.

"Ладно, тридцать минут здесь я еще переживу. Хотя что они там заправляют? Наши вертолеты ведь летают совершенно на другом виде топлива.... Почти вечном…", – думал Асраил, и с удивлением ощущал, что по телу его растекается легкая и приятная усталость, и он уже как-то расслабленно, без гнева и почти улыбаясь смотрел на Моргана. Который прилаживал свой слетевший парик на свою лысину, на которой произрастали отдельными кустами волосы какого-то подозрительного пегого цвета.

– Ох уж эти парики. Ох уж эти Хранители. Великие мастера… А помнишь Средневековье? Вот были времена, никогда не знаешь, какой день может стать твоим последним. Хранители так долго возились с каждым костюмом. То есть с телом. Никаких технологий. Одна сплошная магия. Рецепты. Зелья. Заклинания. Не то что сейчас – пластическая хирургия, нейрохирургия. Тело легко может протянуть хоть триста лет. И мы еще убивали сами. Сражались с людьми. Не то что теперь… Ты же грустишь по тем временам, когда и сам мог, прямо как твой Закария, полоснуть какого-нибудь подонка лезвием по горлу. Я прав? Когда наш Кодекс не был таким строгим. Но я горжусь, что выжил, прошел эти, как и другие, страшные и неспокойные времена. Я всегда был на острие каждой эпохи. Всегда брал удар на себя. И помогал всем, и своему Хранителю, и своим братьям и сестрам…, – Морган опять делился своими воспоминаниями и наблюдениями, отметив и свои скромные заслуги.

– Ни черты ты не помогал. И это мы выживали. Да, мы сражались. Уж такое было время… А ты вертелся вокруг своих негоциантов. Ростовщиков. Феодалов. Выжимал каждого, у кого было золото и камни, – Асраил лениво опроверг программное заявление Моргана и прикрыл глаза. Его, как казалось ему, охватывает дрема, и он вдруг понял, что виной тому было виски Моргана, которое он все же выпил. Опять он его провел. Чертов…

– Ну да, ты выживал, – произнес Морган, с удовлетворением наблюдая, как Асраил погружается в некое подобие комы. – Хороший виски, да? Односолодовый. А какое приятное послевкусие… Прямо глазки закрываются, да?

Морган встал с кресла и подошел к креслу Асраила. Тот отметил про себя, что его брат надел парик задом наперед, но говорить об этом уже не хотелось. Он силой своей энергии боролся с этим коварным снотворным, но пока ему удалось лишь вернуть ясность мысли, а свое тело он пока не мог пробудить, оно оставалось удивительно вялым и непослушным.

– Это одна из моих разработок. Средство, чтобы обездвижить Неприкасаемого. Любого. А у меня в крови вечный антидот. Ну ладно, ты пока отдохни, а я напомню тебе про те времена. Раз уж мы, как настоящие родственники, выпили и слегка расслабились. Расчувствовались. И кого-то из нас даже слегка развезло. Но, не будем про это…

Асраил прикрыл глаза, чтобы не выдать себя, он все понимал и все слышал и чувствовал, только не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Черт, он же ходит тут, этот выскочка, совсем рядом. Дотянуться бы только до его горла…

– Ну так вот, Средневековье. Ты выживал? Как бы не так. Ты странствовал по всей Европе, разъезжал на своих коняшках. То тут повоюешь, то там. То турнир у французского короля, то при германском дворе какие-то рыцарские забавы задумают. И ты едешь туда. И таскаешь всюду своего Хранителя. И свою свиту. И впечатляешь прекрасных дам своими победами. Весь такой гордый, красивый, благородный. А Ангелла возится с Легионом. Вербует новобранцев. Спасает, как всегда, своих любимых смертных. Наставляет бойцов, находит для них работу. Впечатляет и сводит с ума щедрых вельмож, которые жертвуют на нужды ее отряда, который сражается за правое дело. Вершит правосудие. То с разбойниками схватится, то с рыцарями сойдется, которые обложат данью какую-нибудь деревню, и грабят всех, кто попадается им по пути. И насилуют. Но не суть…

И вот, однажды тебя ищут. Один епископ и его друг барон. Один влиятельный вельможа. И, кстати, мой друг. Мой партнер. Деловой. С которым мы проворачивали очень прибыльные дела. Но сейчас не об этом. И они ищут тебя, чтобы предать страшным пыткам и лютой смерти. И они обращаются ко мне, потому что я всегда все знаю. Это мое хобби – владеть информацией. Полным досье. На каждого, кто может принести мне либо прибыль, либо неприятности. И это приносит мне свои дивиденды. И я мог бы указать им твое местоположение. Я знал, где ты свил свое гнездо. В Черном замке… Но я не стал этого делать. Как-никак, мы родственники.

И кто ты думаешь, рассказал им, как добраться до твоего замка? Это была другая твоя родственница, эта дура Гранж. Которую ты как-то ранее, уж не помню, когда точно, извини, унизил на одном турнире, назвав ее Ужасной Дамой. Ну, признаю, это было чересчур. Мог бы просто промолчать. Хотя я тебя понимаю. У всех свои особенности, что характера, что внешности. Свои стандарты. Ты у нас всегда аристократичный красавчик, хоть и мрачный. Ангелла всегда куколка, хоть и бойцовская. А Гранж всегда выглядит как потрепанная проститутка. Или вульгарная простушка, которая косит под светскую даму. А я всегда вот такой простолюдин. Очевидно, наша сущность влияет на наши тела, и наша энергия всегда делает свое дело. Тут уж хоть поселись в салоне пластического хирурга, широкую задницу Гранж не превратишь в изящную попу Ангеллы… Да, попу.... О чем я говорил.... Ах, да, о том, что я не такой уж злодей, которым ты считаешь меня. Я лишь более дерзкий и решительный образец личности, к который ты неумолимо приближаешься. В которую превращаешься. Это твоя судьба. Ты слушаешь меня, Асраил?

В этот момент в комнату заглянул старый Дворецкий, как понял Асраил, услышав его обращение к Моргану, и тот, махнув рукой на заснувшего гостя, обдав его ветерком, удалился из комнаты, куда-то, куда его так настойчиво звали.

Асраил приоткрыл глаза и, признав в своем брате еще большего негодяя, каким он его считал ранее, отвлекся, словно опытный эскапист, решив отложить проблему Моргана до лучших времен, и ожидая, пока его тело не вернется под полный контроль его разума, погрузился в воспоминания.

Глава 14.

Битва у Черного замка.

Асраил всегда со смешанными чувствами вспоминал те времена. Средневековье – мрачное и наполненное насилием, кострами Святой инквизиции и ранним рыцарством. Еще не произнес папа Урбан II свою знаменитую речь, которая привлекла к нему внимание его целевой группы, и помогла оттеснить других кандидатов, мечтающих о папском престоле. "Вот что творит правильное позиционирование и спичрайтинг", – думал Асраил, размышляя много позже про эти времена и понимая, что люди были и остаются жертвами пропаганды и успешных PR инструментов. Так что Крестовые походы пока были лишь отдаленной перспективой, и все пока варились в собственном котле из своих забродивших соков, не выплескивая это жутковатое варево на другие территории.

Он наслаждался царившими тогда нравами и порядками. Жестокостью. Скорыми расправами. Заблуждениями и практиками. Теорией, не требующей доказательств. Но, скорее тем обстоятельством, что ему не нужно было прятать свои способности, ведь вокруг рыцарей и их силы ходило множество легенд, в которых они всегда были отчаянно смелыми, сильными и благородными. Но благородства то как раз и не хватало, все было наполнено кровавыми и корыстными деяниями, постоянными стычками одной знати с другой, и рыцари, защищая честь своих сюзеренов, вечно сходились в сражениях, не особо задумываясь о причинах всего происходящего. А лишь пытаясь выжить, и отдать дань своим базовым инстинктам, пересчитывали, как обычные наемники, свои гонорары, за чаркой вина, которые были весьма скромные.

Но его наслаждение омрачал один факт – его тело старело и слабело. Он пребывал тогда в другой оболочке, не в образе энергичного и высокого СЕО, который прибыл в Прагу для проведения очередной охоты на отступников. И Закария бы не узнал этого высокого пожилого человека, слегка сгорбленного, с седыми длинными волосами, которые спадали на его высокий, прорезанный острыми морщинами лоб. Его нос, которому бы позавидовал бы любой орел, или другая благородная птица. Узнал бы, может быть, только глаза, а они всегда оставались теми же, не менялись ни цветом, ни разрезом, не зависимо от тела, в котором находился Неприкасаемый.

И вот уже дряхлеющий Асраил, срочно нуждался в обновлении своего главного предмета гардероба. Его Хранитель перенес бы вспышку чумы в одном из поселений, куда они прибыли накануне, ведь Асраил постоянно вливал в него свою энергию. Он бы выжил, если бы уже не был уже таким неизбежно старым. Дотянув в эту эпоху до возраста в почти сто лет, и таким образом прожив жизни двух, а то и трех человек. И умер, испустив дух на руках своего Хозяина, так трагически рано, ведь новое тело его повелителя и хозяина еще не было до конца готовым.

И его повелитель, сам уже слегка покачиваясь и чувствуя боль в суставах, и удивляясь этим новым ощущениям, похоронил его на местном кладбище, унылом погосте, с помощью пары местных жителей, и пожертвовав местным монахам и прибывшему из Рима епископу, солидное количество золотых момент. Высыпал им их щедро в их трясущиеся от волнения и жадности широкие ладони из тяжелого мешочка, что был привязан к его поясу. Чтобы они провели процессию, поминальную службу и отпели душу раба божьего. Убедив их веско и спокойно, что покойный не был ни еретиком, ни колдуном, ни менестрелем. А просто мастером.

– Уж очень Вы внимательны и добры для рыцаря, ведь этот покойник – просто-напросто смерд, который, наверняка, был при жизни нищим выпивохой… Не то что вы, такой благородный и щедрый господин, – сказал ему с поклоном ему Брат Пит, толстый монах, наблюдая своими маленькими заплывшими глазками, неслыханное для тех времен участие этого благородного пожилого и знатного господина в судьбе одного из своих слуг. А этот вельможа, стоя перед ним в богатого кроя плаще, черном, как и одеяния под ним, печально смотрел на последнее пристанище своего Хранителя. Но что этот смертный позволяет себе – говорить так неуважительно о великом мастере!

Асраил взглянул на него хмуро своими глазами, они слегка слезились, но оставались такими гордыми и горящими, что Брат Пит вздрогнул и поспешил ретироваться. И скрыться в своей келье, чтобы уединиться там со своей долей полученного золота и кувшином эля. А Асраил мрачно стоял под таким же серым небом, которое заволокли вечные тучи, и солнце уже казалось, никогда не вернется в эти места. Как и радость, как и самая жизнь, бьющая ключом и не боящаяся самых разных проявлений себя, будь то обычные хлопоты, или скромные праздники в честь удачной охоты или небывалого урожая. Асраил с тоской думал о том, что он может выпасть из этого непрерывного цикла и превратиться в свою настоящую сущность –синий шар, потрескивающий и испускающий искры. Нечто, напоминающее не то сгусток энергии, не то шаровую молнию. И этот шар будет долго, очень долго искрить где-нибудь в темной пещере или на вершине какой-нибудь неприступной горы… а возможно поднимется гораздо выше и унесется навсегда, потерявшись на небосклоне…

Но его отвлек от мрачных мыслей какой-то шум, и он с удивлением увидел, приподняв свои седые брови, что монахи тащат к костру какого-то юношу, который отбивался и кричал, что он не колдун, а мастер. Который старается познать законы природы и создать хотя бы что-то отдаленно напоминающее живых существ – зайцев и оленей. Чтобы не охотиться на полях и в лесах, которыми владел местный барон, суровый и быстрый на расправу, на дичь, которую он, как и всю землю вокруг, считал исключительно своей собственностью. И по этой причине парень, сирота, пухнущий от голода, изучал труды алхимиков и древних целителей и ученых. Пробравшись в библиотеку местного монастыря. А потом распотрошил зайца, и пытался оживить его. И рисовал, создавая картины такие живые, словно он своим волшебством запирал в полотнах души людей. Асраил ухмыльнулся сурово, и приблизился к месту предполагаемой казни своего нового Хранителя.

Отогнав уверенно слегка трясущейся рукой палачей, то есть сбив с ног епископа и парочку монахов, своей затухающей силой, которая намекнула на то грядущее наказание, которое они все уже давно заслужили. Но пока они лишь пытались привязывать этого избитого парня к столбу, чтобы сжечь его на костре, как колдуна, который призывал на их головы новый визит страшной гостьи, прибирающую к своим липким рукам жизни людей – черную чуму.

– Он резал зайца в своей хибаре, он создал там целую лабораторию, он колдун и чернокнижник! Он читал недозволенные книги! И воровал их в храме! Он вызывал саму смерть, которая приходит к нам новыми вспышками бубонной чумы! – кричал епископ, зло поглядывая на Асраила, поднимаясь на ноги, но боясь подойти к нему близко.

– Вы бы лучше сжигали крыс, – негромко ответил ему Асраил, и приказал подбежавшим к нему слуге и оруженосцу отвязать парня, и вести его к его запряженным бодрыми лошадками повозкам. Да, Асраил перемещался с небольшой свитой, и теперь свое законное место там займет этот парень. На прощание, он отвязал мешок с золотом от пояса и кинул его епископу, обещая, что сам отвезет парня в Рим, к самому папе, и расскажет ему о той службе, которую они с таким рвением исполняли здесь, не боясь ни черта, ни дьявола. И заслуженно карая еретиков. За любую крамолу или колдовство. Но епископ и монахи лишь проводили его злобным взглядом, и, деля полученное золото, говорили о том, что этот могучий старик в черном – настоящий, самый древний и опасный колдун. Которого епископ поклялся найти и предать огню. С помощью своих сподвижников, настоящих святых – местного барона и его родственников. А Асраил, сразу забыв про них, уже присоединился к обозу, и они поспешили отсюда прочь. Подальше от этого места, забытого богом.

Спустя несколько месяцев, набродившись достаточно, с остановками в разных городах и деревнях, они подъезжали к крепости, в которой Асраил когда-то основал свое гнездо. "Родовое", – почему-то думал он про него, хотя никаких предков или потомков у него не было, и быть не могло. Ну, разве что духовных.

Он уже подробно разъяснил своему новому Хранителю суть его работы, усадил в большую повозку, которая была передвижной лабораторией старого мастера, и теперь этот уже сытый и довольный подмастерье, изучал книги старика, успешно расшифровывая его каракули и символы. И он, которого Асраил, как обычный человек, страдающий начинающимся склерозом, и решивший не запоминать его прежнее, смертное имя, нарек Тигелем. И ждал от него, с надеждой успешного завершения его главной задачи – нового тела. И его юный Хранитель, как и Вайда в 21 веке, возился со своими колбами и реагентами, колдуя возле походной печи, которую он топил дровами и подбрасывал ароматные растительные масла. Ведь настоящие мастера своего дела никогда не использовали уголь. И он бережно завершал дело своего предшественника, робко посматривая на сурового Асраила, который смягчался, смотря на его уверенную и вдумчивую работу. Он удивлялся, откуда у простолюдина такие тонкие и умелые пальцы, и такая светлая голова, понимая, что он даст фору по сообразительности и талантам любому зазнайке благородных кровей. “Трудись, парень, время мое на исходе”, – хрипел Асраил, наблюдая за Тигелем, который кроил и выращивал его новый земной облик. Наполняя его магией, рецепты которых он подчерпнул у Асраила и отошедшего в мир иной старого волшебника, труды и достижения которого явились для него откровением и вдохновляли на полное раскрытие своего потенциала.

"Не зря я ему доверил рецепт и тайну энергии", – думал Асраил, заезжая в ворота замка, и передав поводья своему слуге, уже шел в свои покои, туда, где он может уединиться и просто сидеть у камина, смотря на огонь внутри него. Но его слуга, почтительно согнувшись в поклоне, докладывал, что у его Светлости гостья, очень знатная дама – его сестра. Он озадаченно нахмурился – сестра? Затем он приказал расположить Хранителя в специальной комнате, оборудованной большой печью и заставленную соответствующим инструментарием, и где одну из стен занимала целая библиотека, и направился к себе. Войдя в большой и темный зал, слегка прохладный, в любое время года, он увидел у жарко пылающего камина улыбающуюся Ангеллу, которая вскочив с кресла, уже направлялась к нему.

Она выглядела как особа королевских кровей – невысокая и очень изящная блондинка, с тонким станом и высокой прической, на платье наличествовали скромные украшения в виде цветов, камней и перьев. Да, это был воспетый менестрелями образ прекрасной дамы, героини романтических баллад. Она выглядела даже хрупкой, и он, узнав ее, с тихой гордостью за свою Семью, оглядывал ее аристократичное лицо, прямой тонкий нос и высокий лоб. "Что-то я расчувствовался", – подумал Асраил и понял, что его стареющее тело дает о себе знать, он с неким неудовольствием находил в себе признаки обычного старика – сентиментальность и излишнюю чувствительность. Он заставил себя нахмуриться, но все равно его глаза радостно блестели – он был рад видеть Ангеллу.

В другой ситуации, она бы напустила на себя кроткий и даже покорный вид, такой привычный для женщин того времени, а передвигалась бы она скромно и медленно, семеня мелкими шажками. Но встреча со своим братом была другим делом. В ее глазах, казалось, была такая уверенность и сила, какую не найти в глазах самых смелых и храбрых мужей. А в каждом движении ощущалась странная для такой хрупкой дамы энергия. И, как показалось ему, от нее веяло скрытой печалью и состраданием, которые она редко проявляла к нему. Обычно сильному и даже жесткому.

– Приветствую тебя, рыцарь, – обратилась она к нему, не утруждая себя ни поклоном, ни даже намеком на него. – По турнирам уже не разъезжаешь, прекрасных дам своей статью и храбростью не радуешь. Предпочитаешь общество епископов и монахов?

Он прошел к своему креслу возле камина и неспешно опустился в него – выглядел он при этом слегка озадаченным. Что она имеет в виду?

– Тебя ищут. Тот самый епископ, которого ты сшиб с ног. И у которого отобрал его жертву, какого-то парня. Новый Хранитель, да? – Ангелла посмотрела на него с улыбкой, но затем опять нахмурилась.

– Так вот, этот слуга церкви объявил тебя великим колдуном, наперсником дьявола. Поборником темных сил, который спасает от справедливого суда еретиков и чернокнижников. И сопровождаемый несколькими рыцарями, а также с кучей солдат, уже направляется к твоему замку. Я, каюсь, подслушала их мысли, когда направлялась в эту сторону и остановилась на одном постоялом дворе. Я с этими господами оказалась за соседними столами. Уж что-то очень мерзкое он замышлял, как показалось мне, когда я увидела его глаза. И вообще, он весь такой гадкий…, – ее всю передернуло, и она испытующе посмотрела на Асраила.

Он покачал головой, смотря на нее слегка отстранённым взглядом, погружаясь в свои размышления. "Как это всё не вовремя", – подумал он. Он уже и забыл про этого епископа, и теперь лишь труды и таланты нового Хранителя занимали его мысли. Как и его новое тело. Когда же оно будет готово. Успеет ли он…

– Спасибо, что сообщила мне об этом, сестра. И лично привезла эти новости. Располагайся, где пожелаешь – любая комната и мои слуги в твоем распоряжении, прошу тебя… – он жестом показал Ангелле, что весь его замок в ее власти, и опять задумался, обратив взор на поленья, объятые огнем.

Но Ангелла продолжала тормошить его и подняла с кресла, и они уже вышли из замка, черного и старого, как его хозяин, но весьма крепкого и неприступного на вид. Они медленно взобрались на крепостную стену и Ангелла посмеиваясь, подталкивала его в спину, когда они поднимались по лестнице, в то же время, понимая, что Асраил слишком и как-то очень быстро ослаб. Впервые она видела его таким, и прятать тревогу за него ей было все труднее. Но ее страх давал о себе знать, что проскальзывало в ее взгляде, и она старалась не думать о том, что случится, если молодой Хранитель, о котором он рассказал ей кратко, иногда прерываемый приступами кашля, не успеет довести до ума тело, которое начал создавать еще его предшественник, старый мастер ее брата. Тогда от Асраила останется лишь небольшой яркий шар, который будет очень трудно пристроить в новую обитель. Ведь для перехода Неприкасаемого в новое тело, нужно и его прежнее. Еще не остывшее. А она даже ничем не может помочь ему, она сама сейчас была без Хранителя, которого потеряла при схожих обстоятельствах – ему отрубили голову. Он не выдержал самосуда и мракобесия, творимого повсюду и пытался спасти прекрасную девушку, которую обвинили в колдовстве. И уже абсолютно голой, сорвав все ее небогатые одежды, собирались пытать и четвертовать. Объявив предварительно похитительницей и пожирательницей младенцев. А он не мог смириться с попранием и уничтожением такой красоты, этого венца творения… И с таким откровенно глупым и страшным, абсолютно не справедливым обвинением смириться не смог. Назвав его прилюдно клеветой и наветом. И, его, конечно, тоже казнили, а она была в это время на турнире, налаживая связи для помощи Легиону, где какой-то дурно пахнущий рыцарь, вокруг которого вились мухи, объявил ее свой дамой сердца. И ей стоило больших трудов не смотреть на него язвительно и мрачно. И потом она очень долго горевала и корила себя, понимая, что не сможет даже похоронить своего Хранителя нормально – его кинули в яму, с такими же грешниками, и закидали их тела камнями. Какие же страшные времена, почему люди так жестоки друг к другу.... И теперь она может потерять и Асраила, одного из Неприкасаемых, ее брата, и она поклялась себе, что этого не случится.

Вдруг Ангелла показала рукой на приближающихся к стене трех всадников и взяла Асраила за руку, пытаясь передать ему как можно больше своей энергии. Вдалеке виднелись еще люди, как на конях, так и пешие, Ангелла насчитала около семидесяти тех, кого привел епископ и его друг, злой и жадный барон, требующий вернуть ему того мальчишку, который браконьерствовал в его владениях.