– Вы направляетесь в Париж, графиня? – спрашивал, между тем, де Парди.
– Да, господин барон, я еду в столицу.
– К родственникам, вероятно?
– Нет; я приглашена ко двору королевой.
– Королева пригласила вас в Париж? Лично?
– Да; ко мне прибыл её гонец; я буду придворной дамой её величества.
Девушка заметила, что спутник барона, хоть и едет полуотвернувшись, но, тем не менее, внимательно прислушивается к каждому её слову. Когда Дом сказала, что приглашена в столицу лично королевой, то бросила в этот момент взгляд на руку рыцаря де Круа, и увидела, как судорожно сжались его пальцы в стальной перчатке на рукояти меча.
«Что могло так его взволновать в этой болтовне? – удивленно подумала Дом. – Он явно чем-то встревожен!»
Продолжая отвечать на вопросы барона, она украдкой приглядывалась к его другу. Вот он опять посмотрел на неё… Светлые глаза! Где, где она их видела? Мишель де Круа… Мишель!
Её вдруг озарило. Конечно! Точно такие же глаза были у того крестьянина там, у реки! И он тоже назвался Мишелем! И у него была такая же фигура! Высокий рост… широкие плечи…
Как странно! Что это все могло значить? Она теперь уже откровенно разглядывала рыцаря. Плащ на нем не богатый, как на бароне. И лошадь – совсем для него неподходящая! Не то что высокий гнедой жеребец, – вот на нем этот человек смотрелся бы совсем по-другому… А шпоры золотые! И латы. Хоть Мишель де Круа и запахнул плащ, но Доминик все же разглядела серебряные насечки. Такие доспехи не по карману простому рыцарю!
Плащ… конь… латы… Если этих двоих мужчин поменять местами, – и она мысленно это проделала, – то все встанет на свои места. «Они поменялись лошадьми… и плащами. Но для чего? для чего весь этот маскарад? Неужели… для меня?»
Она вспомнила того Мишеля, у реки. Босой, измазанный в грязи, в рваной камизе. Неужели это он едет сейчас рядом с де Парди? А, может, и барон – вовсе не барон?.. Как она могла так легко поверить незнакомцам! Но нет. Слишком большое сходство между дядей де Парди и его племянником Жераром. И все же… что за игру ведут эти два рыцаря?
Вдруг Дом придумала, как ей проверить, тот ли это Мишель. Уж голос-то его она узнает!
Она неожиданно повернулась к нему и спросила, перейдя на окситанский:
– Неужели вы, господин де Круа, дали ещё и обет молчания, и не промолвите ни слова?
Он слегка вздрогнул, но ответил по-французски, хоть и с запинкой:
– Я не понимаю, что вы сказали, графиня.
«Нет, ты понял!» – злорадно подумала Доминик. Она торжествовала – это был голос ТОГО Мишеля! Правда, из-под забрала голос звучал глуховато… но это был его низкий, хорошо запомнившийся ей голос!
Мысли девушки понеслись вскачь. Рассеянно она отвечала на учтивые расспросы де Парди о самочувствии ее сестер. Да, там, на реке, был он, этот Мишель де Круа! Теперь понятно, почему он не поднимает забрала. Боится, что его узнают! Не она – так Пьер или Филипп!
Но тут ей пришла на ум новая мысль. Перед ней явно был богатый и знатный сеньор. К чему было ему раздеваться и пачкаться в грязи… и садиться на её Снежинку?
Что он там делал, там, на берегу? Купался – и вдруг увидел её кобылу? И решил прокатиться на ней? Может, она его сначала сбросила… и поэтому он был такой грязный?
«Чушь! – подумала Дом. – Купаться в такой мелкой речке!»
Нет. Что-то не сходится. Ну, допустим, он увидел породистую лошадь и решил поймать её, потому что рядом не было хозяев. Спустился, наверное, с обрыва и упал, поэтому так и измазался. Чтобы знатный рыцарь разделся чуть не догола и, босой, полез с обрыва за какой-то, пусть и чистокровной, лошадью? Странный поступок! И почему тогда Мишель де Круа не отдал Снежинку Пьеру и Филиппу? Сказал ее пажам, что это – не их лошадь. И дрался за нее! И чуть не погиб!..
«Ведь мальчики могли убить его. И я могла застрелить его из лука. Можно было подумать, что Снежинка ему очень дорога!»
Разгадка была близка, и девушка почувствовала возбуждение. «Эта кобылица – подарок Черной Розы, мне, к свадьбе. Я очень люблю её и, конечно, дорожу ею. Кому еще она могла быть так же дорога, чтобы рисковать из-за нее жизнью, – как не самому герцогу, сделавшему своей невесте этот подарок?»
И тут у Доминик перехватило дыхание. Она судорожно сглотнула.
«Черная Роза! Неужели… Неужели это он? Он едет рядом со мной… в двух шагах!»
7. В Провене
Глаза девушки широко распахнулись, сердце забилось часто-часто. Он – совсем рядом!
Она может дотронуться до него рукой!.. Герой Альбигойских войн, таинственный герцог Черная Роза, легендарный рыцарь без страха и упрека! «И мой муж! – гордо добавила она про себя. – Он приехал за мной! Он сдержал свое обещание!» Ибо – что он мог делать ещё здесь, в Лангедоке, как не приехать за ней, за Доминик?
«Теперь я уже не стану придворной дамой королевы. Мне не надо будет никому угождать и прислуживать! Мой муж привезет меня в Париж, и представит их величествам. Я буду одной из самых знатных дам Франции. Ведь я – герцогиня, а он – кузен покойного короля и, значит, двоюродный дядя Людовика Девятого!»
Боже, какое счастье!.. Она взглянула на мнимого Мишеля де Круа с любовью и нежностью. Её взгляд говорил: «Да, хоть ты и не поднимаешь забрало, но я знаю, кто ты! И я – твоя, твоя навсегда!»
Девушка приложила руку к бурно вздымающейся груди. Там, на цепочке, под нижней рубашкой, висело его кольцо с печаткой. А он… носит ли он кольцо, которое послал ему с графом де Брие отец? Но руки мнимого Мишеля де Круа были в перчатках; увидеть на пальце знакомый перстень она не могла.
А рыцарь по-прежнему ехал молча, почти не глядя на неё. Что все это значило?..
Доминик охватило смутное беспокойство. Судя по словам де Парди, рыцари уже знали о смерти ее отца, – следовательно, скорее всего, они ехали из Руссильона.
«Мы разминулись утром. Они приехали в замок, и, услышав о том, что папа умер, а я уехала, поскакали за мной. Потом он увидел Снежинку – и полез за ней; потом дрался с Пьером и Филиппом, и тут появилась я. Он узнал меня – ведь он назвал там, у реки, мое имя; но не решился признаться, кто он. Наверное, ему стало неловко; ведь вид у него был, прямо сказать, довольно смешной! – Теперь Доминик чуть не рассмеялась, вспомнив всю давешнюю сцену. – Да уж… Вот была бы потеха, если б он вдруг сказал тогда: « Мадам, я ваш муж, герцог Черная Роза!» А уж мальчики бы повеселились! И – какой актер! Ведь я ему почти поверила! Как ловко он изображал крестьянина! А эти слова про жену и детишек… Ему бы на подмостках выступать!.. – Дом улыбнулась; но улыбка её быстро угасла. – Ну хорошо; ТОГДА он не решился признаться мне. Но почему он не делает этого СЕЙЧАС? Да еще и поменялся с бароном лошадью и плащом, чтобы не быть узнанным?
Что, ему по-прежнему неудобно, что я встретила его у реки в нижнем белье? Ерунда! Мы бы вместе посмеялись надо всем этим. В конце концов, он мой муж… и скоро я увижу его совсем без одежды». От этой мысли ей неожиданно стало жарко.
Дом не успела рассмотреть его лицо там, у реки; к тому же, оно было в грязи и крови. Но уж фигуру-то она хорошо разглядела!
«Он самый красивый мужчина на свете! Высокий… стройный… мускулистый! Как, наверное, чудесно будет оказаться в его объятиях! И с лицом у него все в порядке. Уж какое-нибудь уродство или безобразный шрам мы бы заметили, – или Пьер, или Филипп, или я, даже под слоем грязи!»
А как легко он расправился с ее пажами! Кто, кроме Черной Розы, мог бы, безоружный, улыбаться, когда ему угрожают мечом? «А ведь Пьер-то попал в точку, когда сказал про герцогскую мантию!»
Но почему, почему он едет молча и не говорит, кто он? «Может… может, я ему не понравилась? Уж не нашел ли он меня отталкивающей… или безобразной? Нет-нет, этого не может быть! – Она была уверена в своей красоте. – И к тому же, благородный и честный рыцарь – а он именно такой! – если уж он женился, обязан уважать и любить свою жену, даже будь она беззубой и лысой уродкой! В конце концов, под венец его не насильно тащили!.. Ну, почти не насильно, – всё же поправилась Дом.
Его молчание начинало раздражать её. «Можно подумать, что я ему чужая! Едет, как истукан! Да что же это все значит?»
Ей захотелось крикнуть ему, что она все знает… и даже швырнуть в него чем-нибудь, что только попадется под руку. Как она мечтала о той минуте, когда они встретятся, – об этой первой, заветной, минуте! О том, как он обнимет её и прижмет к своему сердцу. О поцелуе, которым он запечатлеет на ее губах свое право на нее… И что же, где все это? Рот ее искривился. Она готова была разрыдаться от бессильной злости, как ребенок, напрасно выклянчивающий у родителей красивую, но дорогую игрушку.
«И он, и де Парди… Оба, оба хотят свести меня с ума! Барон – своими улыбками и слащавыми речами, обильно усыпанными комплиментами… (она все еще старалась поддерживать разговор с бароном; впрочем, нормандец, увлекшись красивой девушкой, болтал уже чуть не сам с собой, и она могла ограничиваться кривыми улыбками и односложными фразами, почти не следя за ходом разговора и думая только о Черной Розе.) А он, этот мнимый Мишель – своим молчанием и безразличием.»
Но тут Доминик вновь осенило. Она вспомнила то мгновение, когда разговор зашел о том, что она едет ко двору, – и о королеве… Именно тогда мнимый Мишель явно напрягся, и рука его сжалась на рукояти меча. Вот она, разгадка! Значит, Бланш, та таинственная Бланш, о которой герцог упоминал ещё в замке, четыре года назад, – эта Бланш, всё-таки – сама королева!
«Как я могла сразу не подумать об этом! Его взволновало, что я еду к королеве… которую он любит! И которая, возможно, любит его. Говорят, она очень хороша собой… А тут – жена, которую он и видел-то один раз в жизни; и тоже едет в Париж! А я ему там совсем не нужна… или им, им обоим. Ведь королева не так давно овдовела, и теперь им гораздо удобнее продолжать свою связь! – Лицо Дом потемнело; в груди вдруг что-то больно сжалось. – Боже, конечно, все так и есть! Поэтому он и молчит… и, возможно, так ничего и не скажет! И, если, явившись ко двору, я все же заявлю, что я – жена Черной Розы, то меня просто высмеют… и он будет первый! Он хочет, чтобы я по-прежнему думала, что он умер! Он и приезжал-то в Лангедок, чтобы убедиться в этом! А, может, надеялся, что я, „овдовев“, уже вновь вышла замуж? Да, так и есть! Негодяй!..»
Ноздри её раздувались, рот исказился. Она метнула на рыцаря в шлеме яростный и полный боли взгляд. «А на девизе-то: „Честь… будь спутница моя. И после смерти – постоянство…“ Где же она, твоя честь, если ты так поступаешь со мной, твоей законной супругой перед Богом?»
Она готова была крикнуть, чтобы носильщики поворачивали обратно в Руссильон. Что теперь ей делать в Париже? Прислуживать королеве – любовнице собственного мужа? Никогда, никогда! Лучше смерть!
Однако, вдруг она все же ошибается? Вдруг это – совсем не Черная Роза?.. Это было бы теперь облегчением – знать, что это не он. Что настоящий герцог – не клятвопреступник и прелюбодей. Доминик захотелось как-то разговорить рыцаря де Круа, раскрыть его тайну окончательно. В конце концов, невежливо ехать рядом с дамой и не сказать ей хотя бы несколько слов! Вон его друг – просто соловьем разливается!