Герцог Чёрная Роза (I)

«Диана-охотница!» – вот кого она напомнила ему в этот миг.

А Дом, действительно, была в ярости. Остановившись на постоялом дворе выпить сидра и слегка перекусить, она вышла из носилок… и обнаружила, что Снежинка, привязанная сзади к паланкину, исчезла! Доминик набросилась на своих носильщиков, а затем «телохранителей», Пьера и Филиппа, – как они могли не углядеть за её кобылицей! Эти юнцы гарцевали, красовались перед ней, Адель и Элизой в своих новеньких нарядах, на горячих скакунах, с мечами на поясе и луками за плечами – и упустили Снежинку!

Бедные юноши, оставив луки Элизе, тотчас помчались на поиски. Но тут Дом пришло в голову, что, пожалуй, они могут испугать, когда найдут, нервную кобылу, и она ускачет ещё дальше. Недолго думая, дочь графа взяла одну из лошадей, на которых ехали сменные носильщики, схватила, на всякий случай, лук, колчан и стрелы и, разрезав маленьким кинжальчиком узкое платье по бокам, чтобы можно было сесть по-мужски, прыгнула в седло и поскакала за Пьером и Филиппом. Ей было глубоко безразлично в тот момент, что подумают о ней люди на постоялом дворе; гораздо важнее было найти любимую Снежинку – подарок Черной Розы!

Лошадь, на которой Дом пустилась вдогонку за своими пажами, оказалась не слишком резвая; как ни понукала её девушка, она еле плелась. К счастью, белая кобыла была слишком заметна, и вскоре Доминик напала на её след, – несколько крестьян рассказали, что Снежинку пытались поймать двое юношей, но она ускакала от них, и показали нужное направление.

…И вот она, наконец, догоняет Пьера и Филиппа – и что же видит? Что её верные пажи, такие сильные, ловкие и смелые, вооруженные мечами, лежат, обезоруженные и поверженные на землю каким-то грязным, босым, измазанным глиной оборванцем!

Когда герцог увидел Доминик, ему сразу стало все понятно. Он и юнцов сразу вспомнил, – оба четыре года назад присутствовали при его венчании с Мари-Флоранс в капелле Руссильонского замка. А кобылицу, конечно, подарила сестре его жена, перед тем, как уйти в монастырь… Значит, он ошибся, приняв юношей за воров! И, похоже, эта ошибка могла дорого ему сейчас обойтись. Ведь Доминик отнюдь не шутила, и её стрела по-прежнему была направлена прямо ему в грудь. Помня, как она владеет мечом, он не сомневался, что девушка и стреляет так же хорошо. Вот уж воистину ирония судьбы – быть убитым из-за собственного подарка своей жене, да еще сестрой этой жены!

Герцог мгновенно просчитал сложившуюся ситуацию. Конечно, он мог представиться Мари-Доминик, назвать свое имя – и даже сказать ей, что он – Черная Роза. Но поверят ли ему? Он стоит перед ней босой, полураздетый, в рваной рубашке, исцарапанный и вымазанный глиной и травой с головы до ног. И что же? Начинать кланяться, расшаркиваться… нет, не годится! Придется остаться простым вилланом, тем более что он говорил с Пьером только по-окситански.

«Даже интересно, как она поступит со мной. Забавно! Опять маскарад! Так… прежде всего – не смотреть ей прямо в лицо. Говорить тихо и почтительно…»

И герцог опустил глаза, склонил голову и постарался принять самый смиренный вид, подобающий простому забитому крестьянину.

Между тем, Пьер и Филипп поднялись с земли, отряхиваясь и кряхтя, потому что герцог наставил им немало синяков.

Дом с интересом рассматривала этого человека. Когда он встал и взглянул на неё, – она увидела, что лицо его все испачкано глиной, а из рассеченной брови течет вниз по лицу кровь. У него были светлые глаза и темные, слипшиеся от грязи волосы. Большинство местных вилланов были бородаты; но у этого человека был гладко выбритый подбородок. Он был высок, строен и широкоплеч; но, стоило ей начать всматриваться пристальней, как он опустил голову и ссутулился, являя своей позой полное смирение и покорность. Филипп и Пьер схватили его за руки; но он не стал сопротивляться.

– Ах, подлый вор! – торжествующе воскликнул молочный брат Доминик, – теперь ты попался!

– Мы тебе покажем, как воровать чужих лошадей! – вторил ему разгневанный Филипп. Оба юноши были немало смущены своим столь позорным поражением и стремились теперь всеми силами загладить перед госпожой свою вину.

Но Дом опустила лук и сказала:

– Подождите. Может, он и не так виноват. Надо разобраться.

– Чего тут разбираться, госпожа! Он сидел на Снежинке и хотел, наверняка, ускакать на ней! Грязный воришка!

«Если они осмелятся поднять на меня руку… я не выдержу!» – сказал себе, стискивая зубы, Черная Роза.

– Эй, ты, – что ты скажешь в свое оправдание? – спросила его Доминик.

– Госпожа, – тихо и почтительно начал герцог, искусно подражая певучему говору местных вилланов, – я вовсе не хотел красть лошадь. Я хотел отвести её в замок графа де Руссильон, вашего отца…

– Ты меня знаешь? – Вслушиваясь в звуки низкого красивого голоса, девушка вдруг ощутила странное волнение. Как будто когда-то она уже слышала его! Но где?..

– Да, госпожа; вы – Мари-Доминик де Руссильон, дочь нашего покойного сеньора.

Он её знает… Но она его не узнает; хотя, конечно, лицо его в крови и глине, да и всех местных крестьян запомнить она не могла, тем более что последние четыре года провела в обители.

– Как тебя зовут?

– Мишель, госпожа, – сказал герцог. Это имя было распространенным в Лангедоке. – Умоляю вас, поверьте мне. Отпустите меня; у меня жена и трое детишек.

«Возможно, он и не лжет», – подумала Доминик. В конце концов, что мог он сделать с её Снежинкой? Белая чистокровная кобылица слишком приметна, чтобы можно было её безнаказанно украсть, а потом продать, – риск был слишком велик. Всё сказанное этим вилланом выглядело вполне правдоподобно. За исключением одного – того, что он без труда справился с двумя крепкими здоровыми юношами, неплохо обращавшимися с мечом.

Но тут уж она спросит не с него, а с них!

– Ты свободен, – сказала она вслух.

– Доминик! – воскликнули вместе явно разочарованные Пьер и Филипп. Видно было, что им очень хочется выместить свою обиду и злость на этом дерзком виллане.

– Отпустите его, – повторила она, уже по-французски, тоном, не признающим пререканий.

– Он чуть нас не убил! – тоже перешли на французский её пажи; но руки виллана они все же отпустили.

– Сами виноваты, – отрезала Дом. – Я взяла вас в Париж, чтобы вы защищали и охраняли меня; а, получается, что первый попавшийся крестьянин обезоруживает вас двоих и кладет на обе лопатки! Хороши, голубчики!

Виллан, низко кланяясь, подошел к ее лошади. Дом показалось, что, когда она отчитывала Пьера и Филиппа, он слегка улыбнулся. Впрочем, этого, конечно, не могло быть. Местные крестьяне не знают французского.

– Чего тебе еще? – спросила она. Он опять низко опустил голову и пробормотал:

– Благодарю вас, госпожа, за вашу великую доброту…

– Ну, хватит! Ты свободен. Ступай к своим детям и жене!

– Может, когда-нибудь и Мишель вам поможет, – продолжал он нараспев. – Вы так добры, благородны и прекрасны…

И, неожиданно для Доминик, он опустился на одно колено и, поднеся к губам край её разрезанного платья, поцеловал его. Но этот жест совсем не походил на жест неуклюжего лангедокского крестьянина; неожиданно он напомнил девушке ту минуту, когда в капелле, после венчания с Черной Розой, Анри де Брие так же поцеловал край её платья и назвал «мадам герцогиня»…

Когда крестьянин скрылся из виду, она вновь как следует отругала своих пажей. К счастью, Снежинка не убежала во время их драки с Мишелем; возможно, кобыла узнала лошадей Филиппа и Пьера, и осталась у реки, мирно пощипывая траву.

Молодые люди подняли свои мечи, отряхнулись как могли, вскочили на коней и поехали с Дом обратно, на постоялый двор, где их уже заждались Элиза и Адель.

6. Разоблачение

Когда Черная Роза вернулся к де Парди, верный друг герцога пришел в ужас.

– О Боже, монсеньор, что с вами? – воскликнул он. – И где Снежинка?

Герцог являл собой весьма плачевное зрелище. Он, конечно, попытался умыться в речушке, но она была слишком мелкая, и ему это плохо удалось. Кровь все еще сочилась из рассеченной кулаком Пьера брови.

– Вы ранены? – тревожно спросил барон, – говорите же! Кто осмелился поднять на вас руку?

Черная Роза, сняв грязную порванную камизу, принялся натягивать сапоги.

– Ранен?.. Да, я ранен, Этьен! Меня ранили – и, похоже, насмерть!

– Кто это сделал?

– Рыжеволосая красавица. Она ранила меня в самое сердце, барон!

– Красавица?.. – недоумевающе, но с видимым облегчением, произнес де Парди. – Где вы её встретили?

– Там, внизу, у реки. Видел бы ты её, Этьен! Как у нее сверкали глаза… А волосы! Они извивались, как змеи, по её высокой груди. Я бы хотел зарыться в них лицом…