Книга о путешествии писца Наара

– А ты будешь ночевать на улице. – Голос Кавэда был ровный, уверенный, будто он действительно так думал. Только улыбка на лице Наара и Даргала заставила Матайю сомневаться в ночлеге на улице. Стали спрашивать прохожих, где ближайший храм, библиотека или рукописная мастерская. Многие ничего не отвечали, некоторые посмеивались, мол, в таком городе не храм нужно искать или отвечали: "Что, решили покаяться, грехи жить мешают?" По мере наступления ночи на улицах людей становилось всё меньше, казалось, уже наступила третья ночная стража и близится четвертая, только тогда какой-то нищий, сперва решивший, что его хотят обокрасть и едва не порезавший каким-то ржавым ножом Матайю, указал на дверь дома в конце улицы, в темноте её видно не было, но все четверо так хотели найти наконец приют, что не сомневались в ее существовании.

В конце улицы действительно была дверь, но выглядела она плохо. Все решили, что такая дверь не может вести в храм. Начали колотить в дверь рядом. Через некоторое время оттуда послышались страшная ругань, угрозы и крики о том, что выпивка закончилась. И даже если бы она была, то им, тем кто стучал, а четверых друзей явно приняли за каких-то других людей, все равно ничего бы не дали. Наар так же криком, извинился и спросил, где здесь вход в храм. Этот вопрос немного успокоил голос по ту сторону двери и тот более спокойно, но все равно с раздражением сказал, что в храм вход через следующую дверь. Все четверо извинились и сразу начали стучать в нужную дверь, рядом. Её тоже открыли не сразу. С виду хлипкая, дверь оказалась на деле прочной, и по звуку стука было понятно, что она толстая и тяжелая.

– Что за город, здесь ночью тебе скорее откроют в кабаке, чем в храме – злился Кавэд.

– Хотя священники должны были бы понимать, что многие ночью шли бы из кабаков в храм, если бы храмы были открыты в это время. – С улыбкой сказал Матайя.

Как часто случается, именно в момент отчаяния, когда друзья уже потеряли надежду попасть в храм и смирились с ночлегом на улице, в двери открылось маленькое окошко, при плохом освещении, а светили только луны, окошка до этого момента беглецы не заметили, и мягкий спокойный голос произнес:

– Чего вы хотите? – вопрос прозвучал так неожиданно, что друзья не сразу поверили в то, что их старания всё же были вознаграждены. Однако первым опомнился Наар:

– Да продлит Сефер книгу жизни вашего храма.

– Да не выцветут чернила в книге твоей жизни, путник. Так что вам нужно? – Дверь еще не открыли, но человек, который мог это сделать был расположен к разговору и не спешил прогнать ночных гостей. Это вселяло надежду.

– Мы просим ночлега. Сеферу было угодно привести нас в этот город. Теперь мы ищем себе ночлег. Мы священники – писцы. Вернее, два священника, один монах и мирянин. – Дверь отворили.

– Проходите.

Друзья, пригнув головы, прошли в дверной проем и оказались в небольшом коридоре с низким потолком. Кавэду, самому рослому, даже приходилось стоять не выпрямившись. Тьму здесь разгоняла только одна тусклая масляная лампада в руках у отворившего дверь незнакомца. Лампада очень коптила и казалось вот-вот потухнет, однако этого не происходило.

– Меня зовут Ауэл. Я священник, библиотекарь и писец этого храма. Вы, как я понимаю, ищите ночлег? – внезапно с улицы стали доноситься крики, лязг оружия, конский топот. Ауэл замолчал, его гости начали переглядываться. – Не обращайте внимания. В нашем городе ночами очень неспокойно. Кар-аб-Дабар – последняя глава в многих книгах жизней людей, что пришли в Арэц. И с этим ничего сделать нельзя.

– То есть там, за дверью, возможно, кого-то сейчас убили? – пока Матайя задавал вопрос он смотрел на Ауэла, когда произнес слово "убили", то повернул голову в сторону двери, будто хотел посмотреть за нее.

– Кого-то убили, а кто-то убил. Может, простое ограбление. Выяснять нет смысла и необходимости. – Наару очень хотелось поспорить, обвинить Ауэла в трусости, но начинать так знакомство юноша не хотел. К тому же из-за его упрямства и желания поспорить все четверо могли вновь оказаться на улице, чего очень не хотелось друзьям Наара да и ему самому.

– Пройдемте, что здесь топтаться. – Ауэл пригласил всех пройти внутрь храма. Около двух минут шли по тому же коридору, в котором оказались, когда переступили порог храма. Коридор был заставлен аккуратно сложенными рукописями, свитками и просто листами с текстами. Вскоре все пятеро пришли в небольшую комнату, размером шесть на одиннадцать шагов. Посреди комнаты стоял книжный пюпитр, за которым Ауэл молился. Комната, как и коридор, была заполнена рукописями, банками с чернилами, красками для миниатюр. Наар почувствовал знакомый библиотечный запах, который в последний раз он вдыхал, целую будто вечность назад, в далеком Таирассе.

– Это мой храм. Здесь я служу и живу. Прошу прощения, на ночлег могу вам предложить только на полу. Я и сам на нем сплю. Если голодны, могу предложить немного хлеба, сыра, вина, воды. – Ауэл прошел в противоположной от входа угол комнаты и пригласил гостей пройти за ним. Однако все четверо стали в дверном проеме и не двигались. Ауэл не понял, в чем дело.

– Что-то не так?

– Да. Освещение. Огонь в библиотеке. Какой же вы священник? – Даргал оказался менее сдержан, чем Наар. Ауэл в ответ лишь улыбнулся.

– Освещение вас смущает. Если погасить лампады здесь будет совсем темно. Никто ничего не увидит. О молитве и говорить нечего. Это помещение не подходит для библиотеки, для храма. Но другого у меня нет. Я и без вас знаю, что это нарушение канона. Выбора у меня нет. Вы даже можете пожаловаться священноначалию. Мне интересно, что вам ответит прокоэн. Я даже буду счастлив, если он пришлет проверяющего. – Настоятель храма продолжал улыбаться, казалось, он чем-то очень доволен. Но чем, знал только он.

– Что, совсем никак не исправить ситуацию? Неужели во всем городе нет зала, который могли бы отдать под храм? – Кавэд осматривал помещение, перебирал рукописи и переглядывался с настоятелем храма.

– Собрат, я понимаю негодование моих юных гостей. Оно меня даже радует. Такая ревность о великом деле! Но ты, ты меня удивил. Ты действительно думаешь, что в Кар-аб-Дабире есть свободный зал, который могут отдать для библиотеки, храма? Похоже, телом ты вырос, но смог сохранить детскую наивность. Что же, для монаха это совсем неплохо. – Ауэл посерьезнел. – Кар-аб-Дабир – не тот город, где сильно почитание Сефера и его служителей. Вы хотели отдыхать – отдыхаете. Буду рад продолжить беседу с вами завтра. Извините, я тоже устал за день и хочу отдыхать.

Гости спорить не стали и все легли отдыхать.

Глава 28. Поющие холмы. Бегство правителя

Императорская армия продвигалась к Наппару. В нескольких верстах к северу от Наппара была так называемая Широкая равнина. На самом деле, это было просто большое поле. Равниной его прозвали, чтобы отличить от других полей, более мелких, идущих вдоль холмов, отделявших дорогу на Наппар от Маниаммы. Собственно, эти холмы и защищали дорогу от пустыни, которая, не будь этих Поющих холмов, давно бы засыпала дорогу песком. Поющими холмы назывались из-за ветров, что дули со стороны Маниаммы. Они продували щели между камнями, и получался звук, похожий то ли на плач, то ли на вой или грустную песню. Однако же, объяснение с ветрами устраивало не всех, и была придумана легенда, что это души погибших в пустыне пытаются из нее выбраться. Но не могут, потому что в холмах, внутри них заключено некое зло, которое не выпускает души из пустыни. Князь Страмир знал эту легенду, никогда не воспринимал её всерьёз. Однако сейчас, слушая эти странные, жуткие звуки, ему начало казаться, что именно так, скорее всего, и должны души усопших умолять отпустить их к Создателю. Песни холмов, что было неприятно, чего не учёл Страмир, удручающе действовали на армию. Солдаты боролись с дурным настроением веселыми, народными песнями, которые они не раз пели за домашним застольем. Тогда свет домашнего очага, непременно появлявшийся перед мысленным взором каждого, кто слышал песню, разгонял тьму, собравшуюся в сердце, и вой ветра становился совсем не страшен, даже приятен в своем необычном, загадочном звучании. Но петь постоянно человек не может. Он устает, в отличие от ветра. Ветер не может устать. Он может начать дуть в другую сторону. И иногда, действительно, Поющие холмы замолкали. Но в тот раз они и не думали прекратить свои песни.

Дойдя до условленного места, князь Страмир приказал армии зайти на холмы, спрятаться там среди кустарников и камней и ждать сигнала к атаке. В подзорную трубу он видел императорскую армию и армию кочевников, которые готовились встретиться на Широкой равнине. Расчет был верным, кочевники сами ждали Владара именно на этом поле, где можно было наиболее продуктивно использовать конницу. В то же время, поле было местом, где по номадам можно было ударить во фланг и тыл, со стороны Поющих холмов. Казалось, все идет по плану, но у Светлейшего князя из головы все не шел ворон, который кружил над его армией в первый день после высадки на берег и позже, во время марша вдоль границы пустыни. Впрочем, князь не был суеверен. Суеверия же, тем не менее, не нужно отбрасывать полностью. Возможно, это Сефер направил мысли о вороне в разум князя? Он быстро прогнал от себя неуместные мысли и сосредоточился на двух армиях, что выстраивались перед ним. Он должен был не упустить тот единственный подходящий для атаки момент, решающий исход битвы, иначе все погибло бы. Враг должен обнажить фланг и тыл, тогда сначала будет нанесен удар кавалерией, за ней ударит пехота. На правом фланге атакующих был лес, князь Страмир хорошо помнил, как во время битвы в Барагасском лесу именно удар из леса во фланг армии Империи, атакующего отряда, привел к поражению войска. Сейчас нужно быть внимательным и готовым к засаде кочевников.

Армии императора и номадов начали сближаться, отряды лучников с той и с другой стороны посылали на врага тысячи стрел. Внезапно кочевники подвезли вязанки сухой травы, бросали их, подожженные перед своими рядами. Те страшно чадили, так, что получалось дымовая завеса. Императорские лучники не знали, куда стрелять. Исключение составляли только конные лучники армии Владара. Они обскакали эту дымовую завесу и продолжили атаковать. Однако, в этом маневре они оторвались от основных сил, были атакованы легкой кавалерией номадов, понесли потери и отступили к основным силам. Светлейший князь наблюдал битву в подзорную трубу и страшно ругал кочевников, потому что из-за дыма он плохо разбирал, что происходит и ему то казалось, что уже поздно атаковать, то казалось, что ещё рано. Вот отряды кочевников преодолели дымовую завесу и сами ударили по рядам императорской армии, затем отступили, увлекли за собой часть имперского отряда. Похоже, что Владар ошибся, решив, будто это было атака основных сил номадов и приказав преследовать их. Вот уже вся армия двинулась преодолеть дымовую стену и стать лицом к лицу с основными частями войск противника. Кочевники растянули фронт, и пока Владар проходил через дым, охватили его фланги. Все, больше ждать нельзя. Страмир дал знак драммиату, бывшему рядом: "К атаке". Драммиат повернулся к горнисту и тот, через большую медную трубу, на конце которой была разинутая орлиная пасть, протрубил сигнал к кавалерийской атаке. Пешие отряды тоже приготовились к бою.

С Поющих холмов неслись, как вихри, всадники касветаки, тяжёлая имперская кавалерия. Закованные в броню всадники. На скаку они составили боевой порядок и валом, лавиной, неслись на противника. Страмир с беспокойством смотрел на лес, ожидая, что из его черноты появится вдруг сила, которая сомнёт, расстроит, поглотит этот атакующий кулак из металла и плоти. Он боялся повторения Барагасской катастрофы. Но ничего не происходило. Тем временем, у подножия холмов выстраивалась для атаки пехота. Но внимание военачальника было приковано к атакующей коннице. Вот. Сейчас. Кочевники заметили атакующих. Оказалось, они даже были готовы к атаке. Когда до их рядов оставалось совсем немного, пешие воины армии кочевников подняли лежавшие до этого на земле и незамеченные потому Страмиром тяжелые деревянные щиты, которые составили невысокую деревянную стену, в половину всадника высотой. Об эту стену, на всем скаку ударилась императорская кавалерия. Кое-где стена была проломлена, но атакующих там сразу встречали клинки, копья кочевников, о прорыве говорить не приходилось. Там же, где стена выдержала, а это было почти на всем ее протяжении, атакующие сбились в кучи, всадники с лошадьми падали на землю, лошади давили всадников. Из-за стены летели стрелы, копья, латников пытались задеть крюками, арканами, утащить за стены и там с ними расправиться. Как морская волна, при ударе о берег теряет свою силу и массу, также и здесь, эта волна касветаков разбилась о внезапно появившуюся стену перед противником. Кавалерия отхлынула от преграды, оставив груды искалеченных живых и мертвых тел. Сзади подходила имперская пехота. Это были значительные силы в несколько десятков тысяч человек. В это же время армия, под командованием Императора, оказалась окружена из-за ошибки, преследования авангардного отряда номадов, который в дыму был принят за основные силы. Владар тоже попал в окружение и бился в самой гуще сражения. В начале боя он беспокоился о действиях Страмира, успеет ли тот, угадает ли с моментом, но, когда понял, что сам допустил роковую, возможно, ошибку, отбросил всякие постронние мысли и отдался каламу Сефера, ожидая, что будет дальше написано в книге его жизни. Возможно, в последней главе этой книги. Отряд императора не маневрировал, не концентрировался на каком-либо участке боя. Окруженные люди просто бились что есть мочи с каждым солдатом врага, оказывавшимся рядом. Их вокруг были тьмы. Жестокая, беспощадная рубка. Рядом сражались всадники и пехотинцы, ярость была единственным чувством, которое владело людьми.

– Ваше Величество, нужно выбираться из окружения, – князь Салвар, комит Бэлдской провинции, великан, сокрушавший врагов огромным молотом, стоял рядом со своим Императором, в помятых латах, измазанный грязью, кровью и всем тем, что может извлечь удар молота о человеческое тело. Внезапно на Салвара выехал всадник, с палашом, готовым обрушиться на голову комита. Владар тоже заметил угрозу, мечом отбил удар кочевника, а Салвар ударом молота в грудь выбил наездника из седла и, не дав тому подняться, добил его на земле.

– Мне нужно знать, что с отрядом князя Страмира. Он уже должен был ударить.

– Ваше Величество, точных сигналов нет, ни связных, ничего, но судя по поведению кочевников, действительно, на юге что-то происходит, потому что натиск врага ослаб, иначе бы нас всех и зарубили. Об успехах или неудачах князя Страмира я ничего сказать не могу. В любом случае, нам нужно выбираться из окружения, чтобы не произошло чего-либо непоправимого. Берегитесь! – великан оттолкнул Владара, на которого скакал всадник с копьем на перевес, вырвал копье у нападавшего, тот развернулся и поскакал в атаку, вновь, теперь уже с обнаженной саблей. Салвар метнул копьё в нападавшего с такой силой, что оно прошило тело насквозь и застряло в нём посредине древка. Оба понимали, что смерть императора или его пленение – это будет то непоправимое, чего так хочет избежать Салвар и многие дворяне Империи.

– Да, этого нельзя допустить. Трубите сигнал к сбору, мы будем прорываться на юг, туда, где нам на встречу, я уверен, пробивается князь Страмир.

Прозвучал сигнал, все устремились к горнисту, отбиваясь от яростных атак противника и пытаясь прорваться из окружения. Владар совершенно верно понял действия князя Страмира. Он направил основной удар пехоты в тыл войскам, окружавшим отряд императора. Да, при этом он обнажил фланг атакующих колонн, они были нещадно обстреливаемы лучниками кочевников, несли потери, но Светлейший князь не мог допустить гибели или пленения Императора. Свежие отряды императорской пехоты смогли пробиться, разорвать кольцо окружения. Страмир сам вел в бой пехотные колонны. Этот успех придал силы, уверенность императорским войскам. Битва продолжалась, и нужно было решить, что делать дальше: отступать или перестраиваться и атаковать снова? Владар решил атаковать снова. Но тут же выяснилось, что вывести из боя даже часть отрядов для нанесения удара на каком-то другом участке фронта невозможно. Войска прочно увязли в бою. Теперь план был простой, драться, пока не убили. Но у кочевников был другой план. Они перенесли те деревянные щиты, которыми встретили удар кавалерии Страмира так, что теперь на левом фланге императорской армии появилась деревянная крепость, которую никак не получалось взять. Лучники же, за ней укрывшиеся, посылали на армию Владара какое-то невероятное количество стрел, которые смертоносным дождем изливались на головы сражающихся за Империю. Войска кочевников, окружавшие армию Владара до того, как она соединилась с армией Страмира, после прорыва окружения перестроились в один отряд, который теперь теснил правый фланг объединенной императорской армии. Владар знал, что номады не любят затяжных боев, а эта битва длится уже часа два, что неимоверно долго для детей степей и пустынь. Они вот-вот должны дрогнуть. И скорее всего, они дрогнут в центре, там, где силы примерно равны. Владар больше не участвовал в битве. Его не пускали. Прошло около пятнадцати минут томительного ожидания. В центре боя началось какое-то новое движение. Да, кочевники будто расступаются, или отступают? Не видно, а от ахонов еще нет вестей.

– Немедленно прикажете отрядам в центре не выгибать линию фронта, не преследовать врага. Нужно увериться, что это не очередное обманное отступление.

Это не было ложное отступление. Центр войска номадов расступился, чтобы дать место для атаки огромному по численности отряду тяжелой конницы под предводительством самого Хунхара. Один устрашающий вид этих всадников в черной кольчуге и такими же черными шлемами с ужасными жлезными масками животных или демонов на лицах, их кони, также защищенные латами, все это едва не заставило императорские отряды попятиться назад в страхе перед ужасным видом приближающегося войска. Но нет. Они остались стоять, готовые к сокрушительному удару. И удар оказался ошеломительным. На острие атакующего отряда был Черный всадник, на чьём шлеме была корона. Его лошадь втаптывала в землю всех, кто попадался на пути, не раскидывала в стороны, не отбрасывала, но втаптывала. Казалось, и стрелы пружинят от ударов о его броню и копья отскакивают, словно вырванные из рук своих хозяев. Создалась угроза прорыва центра императорской армии. Но укреплять опасный участок, вводить новые войска было невозможно – резерв отсутствовал.

– Я должен вернуться в бой. Это подбодрит солдат. – Владар забрался в седло, но Страмир, стоявший рядом взял коня императора под уздцы и не двигался с места.

– Ваше Величество, нельзя так поступать. Похоже, мы сейчас проиграем битву, но есть шанс выиграть войну. Если же погибнете Вы, то мы можем вообще потерять Империю.

– Светлейший князь совершенно прав. – Говорили прочие стратиги. – Ваше Величество, вам не следует сейчас возвращаться в бой. – Владар был в нерешительности, но буквально несколько секунд. Затем посмотрел вперед, туда, где продолжалась битва и отдал приказ:

– Выводите войска из боя. Мы отступаем к Малой Пристани. Пошлите туда гонцов, пускай готовят флот, он доставит армию в Бэлду.

Вывести войска из боя не успели. Удар тяжелой кавалерии кочевников был столь мощен, что выдержать его хватило сил совсем ненадолго. Панику среди солдат императора сеял Хунхар. Где бы он ни появлялся в бою, везде смерть собирала обильный урожай. Первые ряды императорской пехоты дрогнули и побежали назад. Та зараза страха и ужаса, что овладела умами и душами бегущих, перекидывалась на тех, кто был на их пути. Крики "Спасайся! Помогите! Сефер смилуйся!" и крики о помощи на других языках, чьи народы служили Владару, неслись над Широким полем у Поющих Холмов. Где-то офицерам удавалось остановить обезумевших людей и организовать отступление, но это было далеко не везде. Страшным было преследование беглецов. Здесь кочевникам удалось погубить едва не больше солдат неприятеля, чем во время битвы. Битва в Барагасском лесу, или битва за Тарин была проиграна, но удалось сохранить войска, организовать отступление. Сейчас же ничего подобного сделать не удалось. Лишь малую часть армии Владар смог довести к Малой Пристани, посадить на корабли и доставить в Бэлду. Потери, по первым подсчетам были около пятидесяти тысяч человек, половина всех сил империи, участвовавших в битве. Ночь после битвы Император провел без сна, лег спать под самое утро, на несколько часов. Но Владар справился с поражением и строил планы по дальнейшей борьбе с врагом. Много достойных сынов потеряла Империя в той битве, но много достойных сынов империи были рождены под лязг оружия той битвы. Погиб граф Тхадтар, защищая родовое Знамя с которым мужчины его рода ходили в атаку уже две сотни лет до того дня. Но сын его, бывший рядом, юноша семнадцати лет смог сохранить Знамя и вынести тело отца из битвы. Князь Элай, едва не попал в плен, но как ни пытались номады его обездвижить, связать, схватить, у них не получилось, так строптивого князя со злости закололи копьями. Рядовые пехотинцы и кавалеристы показывали чудеса храбрости, когда раненые, продолжали сражаться до тех пор, пока не падали на землю мертвые от потери крови. В пылу боя они не обращали внимания на кровотечение. Да, поражение тяжело сказалось на императорской армии, но она все равно не была деморализована. Пускай это был разгром, но чем больше было успехов у кочевников, тем больше Владару и всем его подданным хотелось драться с захватчиками вновь и вновь, до тех пор, пока не будет достигнута победа. К сожалению, были и те, кому по нраву были именно неуспехи государя и его Империи. Галсаф, князь императорской крови, тоже потерял нескольких друзей в той битве. Никогда больше не соберется у него тот состав друзей и единомышленников, который был в ночь перед высадкой в Малой Пристани. Но, в определенном смысле он был даже рад этому. К счастью, погибшие не имели ни больших денег, ни сильных военных отрядов, хотя искренне верили в идею необходимости отстранения Владара от власти. Из них можно было создать образ идеальных мучеников за ту самую идею, которой они столь рьяно придерживались при жизни, и которая столь мила была Галсафу.

– Случилось то, во что верить не хочется, но что было ожидаемо, а при нынешнем самодержце – неминуемо. – Галсаф выступал перед собравшимися в своем шатре, поставленном в поле, недалеко от крепостных стен Бэлды. Он не хотел въезжать в город, сославшись на то, что в городе мало хороших дворцов, а его походный шатер составит достойную конкуренцию даже некоторым дворцам царствующего Галиара.

– Сколько еще должны погибнуть? – Галсаф взывал к крови невинных жертв, точно так же, как это делал Ялган, выступая в Верховном Синклите. Просто обращение к невинноубиенным – беспроигрышный вариант, даже если невинноубиенные пали в битве, на которую пришли сами. – Владар – вот истинный убийца. Истинный и единственный.

Гости сначала слушали Галсафа внимательно, даже не реагируя выкриками или жестами на те или иные слова в его выступлении. Однако, как только Князь императорской крови назвал двоюродного брата убийцей – раздались возгласы одобрения. Хозяин шатра продолжил.

– Я искренне рад, что никто из бывших у меня в гостях перед битвой, не изменил своего решения и пришел ко мне вновь. Также я считаю, что отныне наш союз скреплен кровью павших в битве наших братьев. Они пали не за свою землю, не за свои идеи, а за этого безумца, который сейчас находится во дворце комита Бэлды и считает, сколько еще своих подданных он может погубить, спасая свою власть. – Гости начали оглядываться друг на друга, потом на выход из шатра, будто искали кого-то, кто услышит эти слова и донесет князю Страмиру. А ахон Халим даже сказал своему господину: "Ваше высочество, не так громко." За что получил пламенный взгляд Галсафа и, съежившись сделал несколько шагов назад, к стене шатра, из толстой дорогой ткани, а господин продолжил:

– Да, спасибо, Халим. Будет нехорошо закончить славный путь, сделав лишь первые шаги. Сейчас очень удобное время для осуществления задуманного. Мною составлен документ, "Священный свиток", согласно которому Владар отрекается в пользу Верховного Синклита Империи – Галсаф поднял вверх лист пергамента, исписанный письмом зарамиер на языке сафа. В обычных документах военные пользовались письмом зарамкарев и языком глоттар, обычным языком документов Империи, но здесь говорилось об отречении от власти, о её передаче. Это были священные действия, поэтому письмо священников, поэтому язык священников.

– А прокоэн нас поддержит? – драммиат Аснул спрашивал скорее из любопытства, примерный ответ он представлял себе и так.

– Вы думаете, у прокоэна будет выбор? Или зераклиты не найдут способ его уговорить? – Галсаф улыбался. – Поддержит нас прокоэн сразу или потом, какая разница? На положение дел это не окажет никакого решающего влияния, хотя иметь в союзниках Эхаль, со всеми его богатствами, влиянием, людьми, было бы очень желательно. Впрочем, повторюсь, сейчас поддержка прокоэна не так важна, чтобы о ней печься. Сейчас мы должны продумать, как арестовать Императора. – И началось длительное обсуждение. Выдвигались самые разные предложения. От хороших до тех, которые и вслух произносить не следовало. Одни предлагали пригласить Владара на охоту и во время охоты заставить подписать отречение. Государь охоту любил, это было известно всем. Составил даже несколько руководство по охоте на крупных лесных животных, руководства пользовались заслуженной популярностью среди охотников, но были большие сомнения, весьма оправданные, в том, что государь отправится на охоту сейчас, во время войны и большой опасности для Бэлды. Так охоту оставили. Идея пригласить Владара на пир к Галсафу тоже была отклонена. Во-первых, Владар едва ли согласился бы, а во-вторых, с ним пришло бы значительное количество его верных соратников, которые просто не дали бы совершить задуманное ни Галсафу, никому из его сторонников. Нужно было устроить встречу с Владаром так, чтобы он был один или с несколькими охранниками. В итоге решили, что предлогом будут династические дела, которые Галсаф решил обсудить с двоюродным братом. Дела действительно важные, тем более в военное время, когда Император едва не погиб в битве, и достаточно секретные, чтобы государь не привел на их обсуждение много людей, пришел, если не сам, то с несколькими телохранителями или ближайшими друзьями. Галсаф должен был представить дело так, будто он хочет встречи едва не один на один. Все решили, что это хороший план. Была даже ирония в том, что поводом для встречи заговорщики решили назвать династические вопросы и престолонаследие. Ведь Галса действительно хотел обсуждать с императором вопросы престолонаследия, передачи власти. Оставалось лишь решить, где это должно происходить. Место должно было быть достаточно близко к Бэлде, чтобы не вызвать подозрений государя. В самом городе проводить такие переговоры было нельзя. В случае, если что-то пойдет не так и Владар позовет на помощь, мятежники будут перебиты менее чем за пять минут. Поэтому место должно быть достаточно далеко от Бэлды. Проблема также была в том, что Владар мог сам предложить место встречи и таким местом, скорее всего, стал бы дворец комита Бэлдской провинции, резиденция императора на время пребывания в этом городе. Драммиат Хорасим предложил Галсафу, пригласить императора в шатер князя Галсафа, когда Владар будет осматривать стены Бэлды, ведь город готовился к осаде. Шатер князя императорской крови находился совсем недалеко от первой линии городских стен и вероятность, что Владар согласится, была очень высока. Только бы он не решил взять с собой слишком много людей из свиты…

Через два дня, действительно, Владар проверял ход работ по укреплению оборонительных сооружений Белды. Крестьяне и солдаты очищали рвы, обкладывали мхом стены. Мхом и ненужным тряпьем, чтобы если враг решил проломать их снарядами катапульты, у него ничего не получилось, камни не будут иметь такой сокрушительной силы, как если бы удар приходился просто о незащищенную стену. К метательным орудиям на стенах и башнях подносили камни и стрелы, проверяли их исправность. Не зря, потому как нашли несколько неисправных машин, их тут же починили. Император все осматривал сам, общался с солдатами, командирами, простыми горожанами, с теми из них, кто решил остаться и защищать свой город. Многие были вынуждены бежать из него, по разным причинам. Тысячи людей, как насекомые, ползали, копошились по городским стенам и под ними. Владар был доволен ходом работ. Когда он со свитой проезжал недалеко от шатра Галсафа, тот обратился к императору:

– Брат, я понимаю, ты очень занят и я не хочу отнимать у тебя время на пустяки. Но есть один очень серьезный вопрос, который я хотел бы с тобой обсудить. Он касается семьи.

Владар удивился тону Галсафа и времени, когда последний вспомнил о семье, потому что да этого часа двоюродный его брат вспоминал о ней, лишь в случаях, когда сам не мог расплатиться с долгами. Тогда он вспоминал о родстве, единстве крови. Но сейчас тон у брата был другой, не как обычно.

– У тебя опять долги? – Владар остановил коня, дал знак рукой свите, чтобы они продолжали путь.