– У тебя есть предложение лучше?– Наар оторвал взгляд от пола и посмотрел на друга.
– Нет. – коротко ответил монах.
– Тогда будем помогать этому человеку, в надежде, что он и есть Кедир. Ауэл, простите, мы перебили вас.
– Ничего, я все понимаю, все ваши переживания и споры. Тем более, что я уже все сказал. А по поводу моего знакомого, не хочу вас огорчать, но вынужден. Он сам в разговоре, случайно упомянул о вашем приятеле, в связи с грядущей его казнью. Он советовал мне ее не пропустить, хотя знает, что я к таким зрелищам совсем не охоч. Так что будет странно, если я начну проявлять интерес к осужденному.
– Стойте! У меня есть идея.– Наар едва не подпрыгнул.
– Тише, тише. Что за идея?
– У вас к осужденным на смерть разве не приглашают священников?
– Довольно редко. Только если они сами вдруг захотят. На сколько мне известно, чаще они просят либо какое-то любимое блюдо, либо женщину. А кто-то хочет вина, пива или дурманящей травы. Священники составляют здесь довольно слабую конкуренцию. Но если ваш приятель захочет пообщаться со священником, продиктует перед смертью свои грехи, которые я запишу, а потом сожгу, так, чтобы его несчастная душа очистилась, ему никто в этом не должен отказывать. Только если он сам так захочет. Предлагать ничего не будут. И даже в этом случае я не смогу к нему ничего пронести. Меня будут обыскивать. Если охраниики что-то найдут, то просто убьют меня без лишних разговоров, а храмовые рукописи сожгут, некоторые продадут. Не такой судьбы я себе хочу.
– Мне кажется, Кедиру будет достаточно пронести небольшое шило и для него уже будет шанс вырваться.– Наар развел руками, повернув ладони вверх.
– Ты хочешь, чтобы меня этим же шилом и убили? Здесь никто не посмотрит, что я священник, писец, библиотекарь. Как только шило найдут, меня им же и заколят. – Ауэл говорил быстро, будто спешил уговорить друзей, что не может им помочь. Может быть, он убеждал в этом и себя.
– Хорошо, почтенный Ауэл. В случае, если священник вдруг понадобится, я могу пойти вместо тебя. – Наар даже встал со скамьи, чтобы подтвержить свою решительность. Настоятель храма ответил не сразу, задумался.
– Ну, как сказать, – Неуверенно начал Ауэл. – Однозначно отрицательного ответа я дать не могу. Но и положительного тоже.
– Бросьте, кто вас знает? Сами говорите, что бываете в тюрьме крайне редко. Когда вы там были последний раз?– Кавэд решил поддержать Наара в споре.
– Последний раз – настоятель покачал головой. – Последний раз я посещал приговоренного к смерти более года назад.
– А до этого?
– До этого, еще, примерно, за полгода.
– Хорошо. И вы думаете, вас там запомнили?– Наар спрашивал с улыбкой человека, который знает, как ему кажется, единственный верный, очевидный ответ. Если же он не услышит ожидаемого, то только из-за упрямства или глупости собеседника. Собеседник продолжал упрямиться.
– Вполне могли. Именно по тому, что я там редко бывал! Редких гостей запоминают лучше. И потом, вы уберетесь из этого города, а я останусь. Власти знают, что в городе один священник, молящийся Сеферу. Тем более, что на вас, Наар, я совсем не похож. – На это Наару действительно не было что возразить. Он был юношей, хотя путешествие уже заставило его лицо приобрести более жесткие внешние черты, возмужать, но он все равно не походил на Ауэла, который был выше Наара на полторы головы, с большим носом и едва заметными ушами, спрятанными под шапкой волос. Здесь действительно было бессмысленно спорить. Ни зрячий, ни даже слепой, если бы ему дали осязать руками лица этих двух человек, не смог бы их спутать. Вдруг Наар стал напротив Ауэла и Кавэда, оставшихся на ней сидеть, начал переводить взгляд с одного на другого. Улыбнулся, потом улыбка становилась все шире и шире.
– Что? – недоверчиво спросил Кавэд.
– Что смешного? – хмурился Ауэл. Монах и священник посмотрели друг на друга. Потом посмотрели на юношу, затем еще раз друг на друга.
– Нет, и не думай.– Ауэл понял, к чему была улыбка Наара.
– Ну почему? Какое-то сходство у вас есть. У вас в храме зеркало есть?
– Нет, зеркала у меня нет. Откуда? Кто его пожертвует сюда? А купить мне его не на что.
– Хорошо. Тогда, может быть, есть просто ведро воды?
– Ведро воды есть. – Настоятель встал, вышел в комнату с провиантом, но потом почти сразу вернулся оттуда ни с чем.– Зачем ведро воды? Вон бочка небольшая, под лучиной. Чтобы искры или отвалившиеся щепки туда падали.– Он подошел к бочке и посмотрел на свое отражение в воде. Потом посмотрел на Кавэда и опять на свое отражение.
– Если сходство есть, то весьма отдаленное. – Подытожил он и сел на лавку, положив руки на колени. Теперь смотреть на свое отражение пошел монах. Он довольно долго сравнивал лицо, которое, которое он видел в отражении с лицом Ауэла и в итоге заключил:
– Нет, какое-то сходство есть, но весьма отдаленное.
– Ничего, для той частоты, с какой почтенный Ауэл бывает в тюрьме, Ваше сходство вполне достаточно. Словом, Кавэд, к Кедиру пойдешь ты.
Монах улыбнулся.
– Хорошо. Но нужно чтобы он сам захотел позвать священника, не забывай. Сами мы напроситься к нему не можем. Учитывая, какую славу Кедир имеет в здешних краях, к нам тоже проявят интерес, а может и казнят вместе с ним, если узнают, что мы его друзья. И еще, друг мой, я не совсем понимаю, что сможет изменить мой визит к пленнику?
– Ты боишься?– Наар пронзал взглядом своего друга.
– Нет, не боюсь. Кедир тоже мой друг. Я просто хочу понять что и зачем мы делаем. Мы должны продумать, как окажем ему помощь. Наверное, он будет рад меня увидеть, но должен быть еще какой-то результат. Пока мне не ясно, к чему приведет наша встреча. – Кавэд вдруг начал проявлять несвойственную ему рассудительность.
– Даже если вам удастся каким-то чудом передать вашему другу нож или простое шило, или кусок веревки, это ни к чему не приведет. Ему не выбраться. Единственное, он сможет совершить самоубийство и избавить себя от пыток, которыми его будут истязать перед тем, как казнят. – Ауэл произнес эти слова обычным, спокойным голосом, будто каждый день сообщал малознакомым людям, что их друзей ждут тяжкие муки перед смертью.
– То есть его будут пытать?– переспросил Наар.
– Да, я же только что это сказал. Его будут пытать. – Еще раз повторил Ауэл. – И что вы переживаете! С чего вы взяли, что он вас позовет? – так друзья спорили еще очень долго, сыпались обвинения в трусости, глупости, предательства. В итоге Ауэл, проклиная минуту, когда он открыл дверь ночным гостям, сам согласился пронести Кедиру тонкую, но прочную железную нить, которую еще предстояло раздобыть на рынке Кар-аб-Дабира. В душе священник надеялся, что идти никуда не нужно будет, что Кедир не позовет священника-писца, чтобы тот записал грехи и отпустил их сжиганием бумаги, на которой они записаны. Железную нить решили вплести в пояс, так ее могли бы найти только в случае, если бы кто-то из охранников решил разрубить пояс священника, что было маловероятно. Достать нить можно было одним движением. Поможет она пленнику или нет – никто точно сказать не мог. Но это было лучше, чем ждать, когда Кедира выведут на площадь и под крики толпы, измученного, казнят. Несколько дней, что оставались до казни, Наар и Кавэд проводили то в молитве, то в раздумьях, желая понять, найти способ, как помочь товарищу. Но все новые идеи разбивались об аргументы Ауэла. А ведь он уже сам проникся настроением своих новых знакомых и желал помочь пленнику, будто он его хорошо знал и обладал таким сокровищем, как общие воспоминания.
Вечером, накануне дня казни, в дверь храма постучали. Ауэл выдохнул и открыл дверь. Оказалось, ошиблись, искали постоялый двор. Настала ночь. Незадолго до рассвета опять постучали. На этот раз, оказалось, пришли из тюрьмы, хотя все трое отчаялись ждать.
– Ауэл, там один заключенный решил перед смертью со священником поговорить. Собирайся. – Настоятель храма удивился вид и перед выходом шепотом обратился к Наару и Кэвиду:
– Они знают мое имя. Я очень удивлен. Вот ключи. Если что – вы приехали ко мне с инспекцией от властей Эхаля. Так будет лучше сказать. В Кар-аб-Дабир гости приехать не могут. До площади, где будет проходить казнь, дойдете так: сначала до красного дома у круглой улицы, он будет по левую от вас руку, когда выйдете с Кожевенной улицы на Круглую, затем идете по правой улице от этого дома, если стать к нему лицом. Будете идти прямо, никуда не сворачивая. Увидите толпу и деревянный помост с пыточными машинами – вы пришли. Я говорю на тот случай, если вам придется самим туда добираться. Вдруг я не успею вернуться.
– Ауэл, ты скоро? Сколько тебя ждать? Или ты хочешь, чтобы тебя переселили в тюрьму, откуда ближе ходить к заключенным, нам так не придётся тебя ждать! – Почему-то, стоявшие за дверью нашли эту шутку смешной и там раздался хохот. Ауэл ничего не ответил. Прощупал пояс, на месте ли нить и вышел за дверь, сделал вид, что закрывает ее ключом, который к ней не подходил, но этого никто не заметил, конвоиры спешили обратно, на улице было уже темно. Настоящий ключ остался у Наара.
Всю дорогу к тюрьме священник молчал, изредка отвечая на вопросы ведших его конвоиров. Он больше думал о том, что сказать сейчас Кедиру и стоит ли передавать ему нить? Теперь времени для действий осталось совсем немного и едва ли она ему поможет. Так, в раздумьях и прошла дорога к Дому Городских Отцов. Ауэлу стало казаться, что всем известно о секрете его пояса, он сейчас будет разоблачен и казнен на площади. Он даже не боялся смерти. Каттав понял, что боится пыток. Он физически почувствовал этот страх пыток. Однако смог быстро взять себя в руки и подавить волнение. Священника провели на первый этаж Дома, сквозь высокие двери, повели коридорами, лестницами. В коридорах пахло сыростью, бегали крысы, иногда даже пролетали летучие мыши.
– Я смотрю, у вас ничего не меняется. – обратился Ауэл к конвоиру.
– Только люди. И то – не везде.
– Скажи мне, а как удалось все стены, потолок, пол, вымостить такими камнями. Я все удивляюсь каждый раз, как бываю здесь.– Ауэл правда удивлялся, потому что шел по глыбам и окружали его каменные глыбы, блестящие, как начищенная медь. Так, один факел создавал достаточно яркое освещение. Вдобавок, было понятно, по одному виду глыб, что камни эти чрезвычайно крепкие и разбить их было непросто. Вообще, Ауэл пытался таким разговором просто скрыть начинавшее охватывать его волнение.
– Не знаю. – Коротко ответил конвоир. – Но сам удивляюсь. – они прошли еще с десяток метров. – Вот, он хочет перед смертью увидеть священника.– охранник показал на человека в углу камеры, лежавшего на куске какой-то ткани, постеленной прямо на каменном полу. Первая мысль Ауэла была: «Он же так простудится», а потом он сам понял, что угроза заболеть простудой, накануне смертной казни совсем не стоит беспокойства.
– Только не долго. – Предупредил все тот же конвоир, закрыв дверь за спиной у Ауэла. Тот сделал несколько шагов и оказался посреди камеры. Узник поднялся и встал перед священником.
– Доброго утра. – Гголос узника звучал спокойно и безмятежно. Его даже можно было бы назвать успокаивающим.
– Доброго утра. – священнику очень хотелось назвать заключенного Кедир, но он решил, пускай пленник сам назовет свое имя.
– Меня зовут Кедир. Я прожил не очень праведную жизнь и сейчас хотел бы исповедаться.
– Похвальное желание. – Ауэл улыбнулся. Сейчас мы отойдем к противоположной стене камеры, вы продиктуете все ваши дурные поступки, все, за что вам перед собой стыдно. Я запишу их и сожгу. И ваша книга жизни станет чище. – Они отошли и сели напротив стены, скрестив ноги. Ауэл достал небольшой кусочек бумаги, чернильницу, обмакнул перо, сделал вид, что приготовился писать и сказал, глядя Кедиру в глаза:
– Наар и Кавэд знают, что вы здесь. – в ответ Кедир хитро улыбнулся, прищурив правый глаз.