Элизиум. Рок

– М-м… н-ну ладно.

– Давайте пожмем руки?

Он вытянул свою бледную паукообразную кисть с растопыренными пальцами.

– Э-э…

– Это очень важный ритуал!

Молодому человеку такая мысль явно пришлась не по вкусу.

Он приподнял руку, скорее для предостерегающего жеста, чем для пожатия. Извинявшийся мигом вцепился в нее, жадно стиснув пальцы.

– Э-э!

Парнишка хотел выдернуть руку, но ничего не получилось.

– Что за?!

По лицу старика расползлась гнусная улыбка. Не моргающие глаза стали безумными и плотоядными, как у крокодила, затаившегося в речной грязи.

– Ну-у? – мягко протянул он.

– С ума спятил?!

Его рука, как клешня, сдавила пальцы юнца с такой дикой силой, что у того перехватило дыхание.

– И что же… – страшно, будто в трансе произнес он бескровными губами. – Что же теперь ты намерен делать?

Стоявший у окна грустный бородач иронично-сочувственно заулыбался, наблюдая за сценой.

– Может, маму позвать, а?

В зал вошел Рейнеке, и сумасшедший тотчас ослабил хватку.

Юноша, высвободив руку и яростно выплюнув: «Сволочь!» поскорее ретировался из зала.

– Если вам когда-нибудь доведется выпустить джинна из лампы, не раздумывая, сию секунду падайте перед ним ниц и клянитесь, что готовы исполнить любые его желания, – говорил Рейнеке, подходя к столу и валясь на стул. – Дух потребует от вас какую-то символическую мелочь, например, плюнуть на могилу его врага, и уберется восвояси. Только так! Любой, кто вздумает просить что-то у джинна – уже не жилец!

– Вы такой мудрый! – трепеща и улыбаясь одними деснами пролепетала субтильная барышня в высокой прическе.

– Неискренне! – усмехнулся Рейнеке.

– Ну что ж… – сидевшая за столом Иоганна выгнула свою змеиную спину и положила подбородок на скрещенные пальцы. – Тогда скажите мне, о превеликий…

Все устремили на нее изумленные взгляды. В тоне, которым было сказано «превеликий», не звучало ни грамма почтения.

– С каких пор вам, карикатурному сказочному злодею, стало казаться, будто вы достигли всех вершин?

У всех разом перехватило дыхание. Лицо Рейнеке вытянулось, брови взобрались на лоб.

– Иоганна… Я не понимаю вас. Почему злодей? Я злодей? Кто-нибудь из сидящих здесь считает меня злодеем?

Он обежал присутствующих насмешливо-виноватым взглядом. Все послушно замотали головами.

– Я авантюрист! Впрочем-таки, да, мой образ содержит элементы карикатуры и фольклорного гротеска. Я даже умею эффектно хохотать по всем законам театрального искусства. Но злодей… Разве я ненавижу кого-нибудь?

Зал вновь замотал головами и отозвался неуверенными «нет».

– Может быть, я желаю кому-то зла? Может быть, я жажду власти, мести, богатств, всеобщего поклонения? Может, я одержим идеей построить новый мир, начать великую чистку, сокрушить святыни?

– Пьяная стерва! – проворчал Себастьян, сверкнув на Иоганну глазом.

– Да если б я только умел ненавидеть род людской, как наш, всеми любимый Иисус! – воскликнул вдруг Рейнеке, вскочив из-за стола.

Его зрачки с маниакальным бешенством уставились в лукаво-презрительные глаза Иоганны.

– Иисус копил в своем черном сердце ненависть, едва появился на свет! Это же ясно, как день, стоит лишь открыть Евангелие! Он ненавидел все-ех! Всю эту цивилизацию, всех ее выкормышей, от мала до велика! Он открыто говорил, что устроит Иерусалиму плач и зубовный скрежет! Говорил? Говорил! Неважно, что не сам. Он пришел в мир с мечом, дабы разделять, а не объединять, помните? Это он шантажировал свою паству: отрекитесь от родителей, пусть помрут в голоде и одиночестве! «Возлюби ближнего своего» относилось только к товарищам по секте! Хе-хех! Черт подери, он даже смоковнице не смог простить, что та не плодоносит! Какое вредное дерево! Дай, я тебя прокляну, сатанинское ты отродье!

Епископ Атчерсон побледнел и крепко зажмурил глаза, отчаянно сопротивляясь чему-то в своем сердце.

– И, конечно же, он понимал, что месть человечеству стоит того, чтобы ради нее быть вздернутым на крест. Бог-отец назначил цену, сын божий согласился. Ад валорем! Ну и… через пять веков античный мир отбросил копыта. Причем, если кто не в курсе, конец его настал не в каком-то политико-социально-философско-лирическом смысле, а в совершенно прямом: 536 год был тем самым концом света, когда землю накрыла ледяная мгла, когда чума сожрала Византию, а викинги отрепетировали свой долгожданный Рагнарек. Наш человеколюбивый равви сознательно устроил одну из величайший исторических катастроф, вверг Европу в тысячелетний хаос, за что ему до сих пор ставят памятники! Правда, чаще не ему самому, а средству его унижения и умерщвления. Но, что поделать – эстетика!

Рейнеке поднял бровь и щелкнул пальцами.

– Дети, задание! Нарисовать эскизы христианской символики, при условии, что Иисуса казнили каким-то другим способом: виселица, плаха, клетка со львами и так далее. Напрягаем фантазию!

Наступило недолгое молчание. Игриво-самодовольный взгляд Рейнеке с удовольствием ощупал Иоганну, переместился на Коллингвуда, который все это время с серым от горя лицом, подперев голову, молча хлебал ликер в дальнем конце стола.

Коллингвуд тяжело взглянул на Рейнеке и спрятал взор в тени бровей.

– Вы не первый, кто хочет меня убить, Стюарт, – сладко произнес Рейнеке. – Надеюсь, что и не последний.

– Д-да… То-то-то есть, н-нет. Из-звините!

– А где наш… где Портер?

– Я здесь сэр! – послышался сзади вдохновленно-угодливый голос.

Джордж Портер как-то внезапно обнаружился в зале, хотя его не видели поблизости уже не меньше получаса.

– Вы подготовили какой-то доклад?

– Да-да. Вы окажете мне огромную честь. Если, конечно, вас и никого из присутствующих не затруднит мое…

– Ни в коем случае, – покачал головой Рейнеке.

– Диапроектор! – засуетился Портер. – Я привез его с собой. Не могли бы вы…