Голубая гортензия

– Ты уже решил, что будешь делать с младшей?

Фред нахмурился. Что тут было решать?

– Не понимаю, о чем ты.

– Тебе следует крепко задуматься о ее воспитании.

– То есть?

Моника закатила глаза и обнажила ряд вставленных нижних зубов.

– Если Регина оказалась такой развратной женщиной, это может передаться вашей девчонке по наследству.

Фред нервно усмехнулся.

– Да что ты такое говоришь?

– Это генетика, дорогой. Дети наследуют все пороки родителей. Если твоя жена сбежала с любовником, да и ты… – она смерила брата надменным взглядом, – ведешь не слишком уж благопристойную жизнь… У твоей дочки огромные шансы вырасти шлюхой.

– Моника, она еще совсем ребенок.

– Это ты так думаешь. Скоро она созреет, начнет по-другому смотреть на мужчин… Я наблюдаю за ней недолго, но мне уже не нравится ее поведение. Вы избаловали дочь.

– Правильно. Детей нужно баловать. На то они и дети. Успеют настрадаться.

– Я более, чем уверена, что это порочное влияние твоей Регины, царство ей небесное. Если вовремя не перевоспитать, ты получишь девушку с дурными наклонностями.

– Ты определись, наследственность или воспитание?

– А ты считаешь, когда ребенка воспитывает тот, чьи гены он уже унаследовал, для него остаются какие-либо шансы стать другим человеком?

– И что ты мне предлагаешь?

– Школу-интернат. Нет, не смотри на меня так, Фред. Там по сей день дают прекрасное образование для леди. А ограничения хороши для женской скромности.

Фред задумался. Нет, как можно отправить Патти в интернат? Без нее будет очень одиноко. Да и девочка всю жизнь провела дома, в кругу семьи. Предложение Моники безумно. И что ей не понравилось в поведении Патти? Она никогда не проказничает, всегда ведет себя сдержанно, не льет слезы, в отличие от других детей. Регина говорила, что Патти похожа на кактус – не любит, когда ее трогают, но все же позволяет аккуратно за собой ухаживать, чтобы потом порадовать маму и папу розово-желтым крупным цветком.

– Никаких интернатов, – отрезал он, – я не позволю, чтобы моя дочь жила далеко от дома.

– Зря, Фред. Тогда я бы сама присмотрела за ней. Если позволишь, конечно.

Такой вариант звучал уже более разумно. Фред понимал, что прожил полвека, но так и не научился заботиться о детях. Взросление дочери все же страшило его – как бы он ни хотел воспринимать ее маленькой девочкой, однажды Патти неизбежно вырастет. В таких вопросах обязательно нужна мать, но раз случилась беда… Да, женская рука тут не помешает. И не чужая – все-таки Моника для Патриции родная тетя.

– Ты права. Девушек должны воспитывать женщины. В некоторых вопросах я все же ограничен. Ты можешь гостить у меня, сколько захочешь, Моника. Мой дом – твой дом. Спасибо.

Так и было решено: миссис Хьюз осталась у Колманов, чтобы помочь брату пережить горе, и никто не знал, как долго продлится ее визит.

– Патти! – воскликнул Фред. – Что это за возмущения? Тетя Моника будет заботиться о тебе.

– Ей просто нечем заняться в своем пустом одиноком доме, и она примчалась пить нашу кровь.

– Не смей так отзываться о ней. Я предупреждаю.

– Папа! Когда мама говорила, что она старая кочерга, которой до всего есть дело, ты ведь соглашался с ней.

Дебора расхохоталась, уронив все оставшиеся шпильки. Фред взял Патрицию за плечо, отвел немного в сторону и дождался, когда Дебора исчезла за дверью.

– Что и как говорила мама, – он напряженно растянул губы, – тебе лучше забыть. Не все ее слова были правдой, даже если я с ними соглашался. Моника – моя сестра и твоя тетя. Она старше нас обоих. Ты должна ее слушаться.

В глазах Патриции на миг вспыхнул вызов, но тут же его что-то погасило. Она опустила голову.

– Ладно.

– Так просто? Нет, Патти, я не верю.

– Разве нам бы плохо жилось вдвоем?

– Дело не в этом.

– А в чем?

– Когда у тебя будут собственные дети, ты поймешь меня. Иногда родители вынуждены поступать вразрез с желанием ребенка ради его же блага.

– Благом будет жить с теткой, которая всю жизнь ненавидела мою маму и теперь радуется ее смерти?

– Она сможет дать тебе то, чего у меня попросту нет.

– Хорошо.

– Нам нужно спуститься. Дебора вот-вот уедет.

– А мне что с того?

– Ты не пойдешь провожать сестру?

– Я не пойду провожать сестру.

Она сложила руки, плотно прижав их к груди, и следила за реакцией Фреда, бросая взгляды из-под темных густых бровей.

Фред, не дождавшись компромисса, разочарованно кивнул.

– Как хочешь. Глупо и некрасиво так себя вести, Патти.

Он достал ключи и вышел во двор, покатив за собой чемодан Деборы. С улицы доносились звуки заведенного мотора, хлопанье дверей, шелест пакетов и негромкая речь. Мир, ненадолго замолчавший, вновь ожил, словно не было никаких похорон и никакого траура. Все забыли о Регине и бросились жадно жить свои жизни, из которых и так потеряли три дня в угоду чужой смерти. Все, кроме Патриции. Она все еще находилась где-то там, на несколько дней в прошлом. На кухне смотрела на потрясенного отца, не понимая, что за глупость он произнес. Сидела в церкви, задыхаясь от сырости и ладана. Потом читала газету, где сообщали о пожаре во время круиза, но событие казалось настолько огромным и чуждым, что просто не вмещалось в ее сознание. Чтобы поверить в его реальность, нужно было для начала сойти с ума.

Но мама так и не появлялась дома.

Дым в бильярдной клубился плотными облаками, отдающими смесью табака и пота, что Гарольд, расположившийся в кресле, уже едва различал Бозорга. Тот согнулся над столом, прицеливаясь в шар. Соперников у него не было – он играл один и против самого себя. Толстая папироса в его зубах слегка шевелилась, словно он сосредоточенно размышлял о чем-то еще, кроме траектории шара. Гарольд зевнул и расстегнул воротник. Салли все не выходила у него из головы; при каждой мысли о ней он потирал шею, словно невидимые цепи застегивались вокруг нее, намереваясь привязать его к прошлому.