О, Камбр! или Не оглядывайся в полете!..

Лето было в самом разгаре. Великолепное силизендское лето, всегда яркое и нежное, мягкое и обжигающее – пора, о которой великий силизендский поэт Тоос Мар, живший еще в позапрошлом веке, сказал однажды:

«Жар нежности, с прохладой страсти

смешав, добавить выцветшего неба -

вот и готов любви напиток».

Замечательная, надо сказать, это пора – пленор, третий месяц силизендского лета. После двух-трех дождей пекло файра забывается, словно дурной сон, и все оживает. Буро-желтые остовы хмарки сиротливо торчащие из земли припудренной золой иссохшей лайки в мгновение ока сменяются буйной зеленью, от одного взгляда на которую, хочется немедленно улечься на лужайку или газон и понежиться всласть, вновь вокруг вьется, цепляясь за пятки, свистящий горошек и переливчато звенят колокольчики хайаны. Но ничто не напоминает весну. Краски ярче, воздух медвянее. Небо приобретает все оттенки берлинской лазури. Зацветает тигрошник. Поспевают балина и охмурина. Ушастые пчелы наполняют округу непрестанным убаюкивающим гулом. Флорушки и лисички порхают над цветами медвянки и кипарисника. Жуки-алмазники роют в корнях бананового дуба и стеклянной березы норки, запасая на зиму алмазы и изумруды. Клетчатый восьминогий хохмач оглашает леса пронзительным «ой-блин» или не менее пронзительным хохотом, от которого и у бывалых путешественников волосы встают дыбом. Многочисленные хохлушки, плюшки, сциллы и клюшки уже повывели птенцов и теперь перетренькиваются, пересвистываются, разнося по всему лесу всевозможные новости и сплетни. По окрестным лесам бродят одиночки бронтокряклы в поисках подруги, и время от времени какой-нибудь из них так близко подходит к городу, что ночью мукезцы просыпаются от его заунывного рева, напоминающего вой пожарной сирены.

Мукезцев (да и не только их) в это время обычно охватывает страсть к путешествиям, они стремятся покинуть пыльный, жаркий, надоевший до тошноты город, уехать куда-нибудь к океану или морю, желательно Звездному, в горы, а если повезет то и за границу: в Сайду, Парси, может быть, даже в Чин-чин…

Камбр, едва окрепнув, тут же начал выползать из дома и подолгу с превеликим удовольствием гулять по пыльным опустевшим улочкам Дурмунурзада. Иногда он останавливался у какого-нибудь шедевра местной архитектуры и со странной улыбкой гладил древние теплые стены, сложенные из темно-красного или серо-желтого туфтяника. Иногда, прохаживаясь по галереям колокольной башни, внимательно разглядывал старинные фрески.

Но больше всего он, конечно, любил гулять в Прогулочном сквере, особенно по вечерам. Тогда он садился на лавочку и наблюдал, как солнце медленно, словно нехотя, покидает город, целуя на прощанье башни и верхушки деревьев, а его место тут же занимают сумерки, весь день терпеливо выжидавшие, прячась от нестерпимо яркого света по подворотням и подъездам.

Обычно он гулял один, но бывали дни, когда к нему присоединялась Риза, и тогда они, набродившись всласть по городу, шли в маленький ресторанчик фей (он так и назывался «Ка'фей») и сидели там до глубокой ночи, попивая бирру или кофе и неспешно беседуя о том о сем или слушая молодых поэтов, которых здесь завсегда привечали и которых в последнее время, как заметил Камбр в разговоре с Берри Струпником, развелось превеликое множество.

Ресторанчик принадлежал вовсе не стукалкам, как вы могли бы подумать, а хлопушке Джо-зи, давней поклоннице Камбра. Потому-то кофе им всегда подавался за счет заведения. А кроме того, Риза очень хорошо играла на тумской гитаре и чудесно пела. В середине вечера Джо-зи возникала перед ними в шикарном красно-белом платье, непременно держа в маленьких пухлых ручках тумскую гитару черного дерева, и просила что-нибудь спеть. Риза никогда не отказывала. Она с удовольствием устраивала маленькие концерты, а на бис пела старинные романсы «Звездная ночь» и «О, не оставь меня, когда…». А уж если в ее исполнении звучала старинная баллада «Хайана взошла», в зале начиналось подлинное столпотворение. Джо-зи была очень довольна и в таких случаях угощала их фирменным тортом со взбитыми шоколадными сливками. Совершенно бесплатно.

Но гораздо чаще Риза садилась вместе с Камбром на велодрын и везла его на космодром, где он уютно устраивался под любимой кокосовой елкой и предавался миросозерцанию.

Космодромное начальство, уступая горячим просьбам Ризы, смотрело на эти посещения сквозь пальцы. Мало того, Камбра даже согласились снова принять сторожем в космопорт, как только он окончательно поправится. А поправлялся Камбр, надо сказать, на удивление быстро. Не без помощи Ризы, разумеется. Она поила его целебными травами, делала массажи и ванны, а еще пекла умопомрачительно вкусные пламплы и пухлюшки с вареньем. Да ведь это ее пирожки с ключиками вошли в поговорку. Слышали небось: «жизнь, слаще Ризиных пирожков»? Так вот это о них. Можете теперь представить, как хорошо жилось Камбру! А ведь Риза была еще и отличным собеседником, да и просто веселой девчонкой, с которой интересно проводить время. И через некоторое время Камбр с удивлением заметил, что без Ризы он скучает, что ему не хватает ее веселого смеха и метких язвительных замечаний, которые она отпускала в «Ка'фей» по адресу молодых поэтов. Стоило Ризе уйти, как он с нетерпением начинал ждать ее возвращения, а если она где-то задерживалась, просто места себе не находил.

С неделю Камбр обдумывал сложившееся положение, потом решил все-таки посоветоваться с Руфусом, как-никак Ризин родной дядя и все такое…

Приехав в Бегемотник, Камбр застал Руфуса за работой. Он как раз увлекся лепкой и в сарайчике, гордо именуемом мастерской, старательно ваял из красного копса жуткое чудовище – Железного Дракона, чтобы потом украсить сим произведением парадный вход Бегемотника. Получалось, однако, не совсем то, что нужно. Как Руфус ни бился, дракон все больше смахивал на бегемота, вставшего на задние лапы и зевающего во весь рот.

Руфус выслушал Камбра не отрываясь от работы, скептически осмотрел скульптуру, добавил кусочек копса к драконьей шее, разгладил, еще раз скептически осмотрел, печально покачал головой и наконец сказал:

– Знаешь что, Камбр, женился бы ты на ней.

– Да? – Камбр потер шею. – А ты думаешь, она согласится?

– Конечно. Еще как согласится, – Руфус прилепил к нижней челюсти статуи еще один кусочек копса, и бегемот обрел бороду. Камбр не выдержал и фыркнул в кулак,

– Она же в тебя влюблена, как балинная кошка, – продолжал Руфус, критически осматривая свое творение. – Ты что, разве не замечал? Глянь-ка, Камбр, по-моему тут чего-то не хватает, как думаешь?

Но Камбр его не слушал. Образ Ризы в виде влюбленной балинной кошки полностью захватил его воображение. В глубокой задумчивости вышел он из мастерской, сел на велодрын и поехал домой.

– А почему бы и нет, – по дороге рассуждал он. – В конце концов, чем я плох? Хотя, конечно… Но с другой стороны…

Очнулся он возле здания космопорта. И то только потому, что едва не наехал на глюка Хамфри, подметающего дорожки. Глюк Хамфри временно работал сторожем вместо Камбра. Увидев друга, он стал совершенно розовым от радости, тут же отложил метлу, и, взяв Камбра под руку, направился с ним к ближайшей скамейке

– Что, пришел посмотреть на спецрейс?

– Рейс? Нет, – Камбр покрутил головой. – Я даже и не знал. Мне тут, понимаешь, одна мысль в голову пришла… Вообще-то я домой ехал. А что за рейс?

– Дракон их разберет, – при упоминании дракона, Камбр закрыл лицо руками и мелко затрясся.

– Ты чего? Тебе плохо?

– Не-ет! – Камбр затряс головой, не отрывая рук от лица. – Я тебе потом расскажу… Ты продолжай.

– А-а-а… Ну ладно. Вчера позвонили, велели все привести в порядок. Да вон ракета-то под парами.

И в самом деле, Камбр только сейчас заметил, что на стартовой площадке стоит почтовый звездолет, возле него два охранника, да и вообще на космодроме полно самого разного, преимущественно военного, народа.

– Это что, пассажиры? – кивнул он в сторону группы военных в штатском.

– Нет. Пассажир, говорят, будет всего один.

– Да? Интересно. И кто же это?

– Узнаем через полчасика, его должны привезти. Ты побудешь тут? А то мне пока некогда, и так господин Скунсер на меня косо смотрит. Подожди, я скоро.

Глюк Хамфри снова взялся за метлу, а Камбр, усевшись поудобнее, принялся рассматривать публику, гадая, с чего это на космодром нагнали столько военных, и внезапно увидел Ризу.

Как же это он сразу ее не заметил, ведь только у Ризы были такие черно-лиловые волосы, которые она укладывала всегда в столь замысловатую прическу, и только у нее было такое восхитительно-белое платье, которое невероятно шло к ее светло-оливковой коже. Однако сейчас Риза была чем-то очень взволнована, а когда она волновалась, кожа ее заметно темнела, выдавая драматическое происхождение.

Камбр тоже почему-то заволновался. Ладони его вспотели, и он ожесточенно начал тереть их о штаны. Мысли запрыгали, как блохи. Он вскочил и затоптался на месте, не зная, что лучше предпринять: удрать или подойти. Риза его не замечала, занятая своими мыслями. Вот она спросила что-то у проходившего мимо военного, потом посмотрела на часы… И Камбр решился. Он подошел к ней и осторожно тронул за локоть.

– Риза?

Риза резко обернулась.

– О Камбр! Как ты здесь оказался?!

– Случайно, – Камбр смущенно улыбнулся. – Вон мой велодрын. Я поехал к Руфусу, надо было… посоветоваться по одному делу… а потом поехал домой, но как-то вдруг оказался здесь. Чуть Хема не задавил. Вон он, Хем-то, дорожки метет. А ты что здесь делаешь?

– Я? – Ризины темные глаза полыхнули зеленым огнем. – Вот пришла. Хотела на звездолет посмотреть. Но я уже собираюсь уезжать. Ты не устал? Я отвезу тебя домой.

– Нет, отчего же, давай посмотрим вместе. Хамфри сказал, кого-то спецрейсом отправляют. Интересно, что за шишка такая?

Риза начала что-то возражать, но тут к космопорту подъехал кар-бас с зарешеченными окошками, называемый в народе лютиком. Военные окружили машину, дверца отворилась, и из лютика выпорхнула Белал. Да-да, не удивляйтесь. Белал, что называется, допрыгалась. Она развернула на Силизенде столь бурную деятельность, настраивая дуркан против фей и глюков и выделывая прочие гадости, что терпение у силизендских спецслужб лопнуло. Ее, наконец-то, изловили, а поскольку она не была силизендкой, то, поразмышляв немного, решили отослать ее обратно на Землю, без права появляться на Силизенде ближайшие пятьсот лет.

Надо сказать, Белал вовсе не выглядела несчастной страдалицей. По-прежнему прекрасная, она гордо огляделась вокруг и, слегка прищурив глаза, надменно спросила.

– Ну, куда теперь?

Военные окружили ее и повели к звездолету. Она шла неторопясь, насмешливо оглядывая солдат и офицеров, выстроившихся по обе стороны от дорожки, словно принимала парад в свою честь. И вдруг увидела Камбра и Ризу. И без того громадные глаза ее еще больше расширились, словно она увидела призрак, пухлые совершенной формы губки побелели, лицо исказила жуткая судорога, но лишь на мгновение. Взяв себя в руки, Белал вновь превратилась в полную обаяния очаровашку и, проходя мимо, низким чарующим голосом пропела:

– Приятно видеть вас обоих. Что, пришли попрощаться? Ничего-ничего. Мы еще встретимся. И ты, Ризуля, сильно обо всем пожалеешь… – последние слова она почти прошипела, одаряя Камбра самой восхитительной из своих улыбок.

Но, на Камбра, похоже, чары Белал уже не действовали. Он недоуменно похлопал глазами и, пожав плечами, обернулся к Ризе, чтобы что-то спросить, да прикусил язык. Риза стояла мрачнее тучи, злобно сощурившись, поджав губы и, похоже, даже не дыша.

– Красивая дамочка, – заметил глюк Хамфри, провожая Белал взглядом.

– Ты думаешь? – Камбр тоже глянул ей вслед, – а по-моему, ноги несколько длинноваты. Да и вообще мне не очень нравятся платиновые блондинки.