Земля обетованная

– Все на свете прощание, – сказала она.

Я проводил ее до угла Второй авеню. Вечерний променад гомосексуалистов был в полном разгаре. Хосе махнул нам, Фифи залаял.

– Вон такси, – сказала Мария.

Я погрузил ее чемоданы в багажник. Она поцеловала меня и уселась в машину. В темном нутре автомобиля она выглядела какой-то маленькой и совсем потерянной.

Я провожал ее глазами, пока такси не скрылось из виду. «Странно, – подумал я. – Ведь это только на пару дней». Но страх – а вдруг навсегда, а вдруг это в последний раз? – остался еще с Европы.

XX

Реджинальд Блэк потрясал газетой.

– Умер! – воскликнул он. – Ушел подлец!

– Кто?

– Дюран-второй, кто же еще…

Я перевел дух. Ненавижу траурные известия. Слишком много их было на моем веку.

– Ах, он, – сказал я. – Ну, это можно было предвидеть. Старый человек, рак.

– Предвидеть? Что значит «предвидеть»? Старый человек, рак и неоплаченный Ренуар в придачу!

– А ведь верно! – ужаснулся я.

– Еще позавчера я звонил ему. Он мне заявил, что, вероятнее всего, картину купит. И на тебе! Надул-таки нас!

– Надул?

– Конечно! Даже дважды надул. Во-первых, он не заплатил, а во-вторых, картина теперь числится в наследственном имуществе и считается конфискованной государством, пока не урегулированы все наследственные претензии. Это может тянуться годами. Так что портрет для нас, считайте, пропал, пока не улажены все дела по наследству.

– За это время он только поднимется в цене, – мрачно пошутил я. Это был аргумент, которым Блэк козырял почти при каждой сделке, выставляя себя чуть ли не благодетелем человечества.

– Сейчас не время для шуток, господин Зоммер! Надо действовать. И притом быстро! Пойдете со мной. Вы даже представить себе не можете, что иногда вытворяют наследники. Стоит кому-то умереть – и вместо родственников перед вами стая пятнистых гиен. Вы мне понадобитесь как свидетель. Я совершенно не исключаю, что наследники заявят – дескать, картина уже оплачена.

– Скажите, а его уже похоронили?

– Понятия не имею. По-моему, нет. Газета сегодняшняя. Но, может, его уже отвезли в дом упокоения. Здесь это мгновенно – как бандероль по почте отправить. А с какой стати вас это интересует?

– Если он еще дома, нам, возможно, стоит приличия ради надеть черные галстуки. У вас не найдется лишнего для меня?

– За неоплаченную картину? Дорогой…

– Всегда лучше явиться с маской скорби и соболезнований на лице, – перебил я его. – Галстук не стоит ничего, но настраивает на миролюбивый лад.

– Будь по-вашему, – буркнул Блэк и скрылся в спальне.

Вернувшись, он протянул мне черный галстук тяжелого узорчатого шелка.

– Шикарная вещь! – похвалил я.

– Еще из Парижа. – Блэк окинул себя критическим взором. – С этой черной тряпкой на шее я смахиваю на мартышку в цирке. Не подходит же к костюму! – Он недовольно уставился в зеркало. – Жуть!

– Темный костюм подошел бы больше.

– Вы считаете? Может быть. Чего только не сделаешь, чтобы заполучить свою же собственность из лап мертвеца и его наследничков!

Реджинальд Блэк снова вышел и вскоре вернулся. На сей раз на нем был скромный темно-серый костюм в тончайшую белую полоску.

– На черный я все-таки не смог решиться, – объяснил он. И загадочно добавил: – У меня тоже есть своя гордость. В конце концов, я иду не скорбеть о Дюране-втором, а спасать свою картину.

* * *

Покойник был еще дома. Правда, Дюран-второй лежал уже не в своей спальне, а в роскошном зале этажом ниже. Нам преградил дорогу слуга.

– У вас есть приглашения?

– Что? – переспросил Блэк растерянно, но надменно.

– Приглашения на гражданскую панихиду.

– А когда она начнется? – спросил я.

– Через два часа.

– Вот и хорошо. Экономка здесь?

– Она наверху.

В этот миг к нам приблизился мужчина, по виду смахивавший на буйвола, но в траурном костюме.

– Вы хотели видеть покойного? – спросил он.

Реджинальд Блэк уже открыл рот, чтобы отказаться. Но я вовремя подтолкнул его локтем и спросил:

– А мы еще успеем?

– Конечно. Времени вполне достаточно. – От буйвола попахивало хорошим виски. – Покажите господам дорогу, – приказал он слуге.

– Кто это был? – спросил Блэк слугу.

– Господин Расмуссен. Родственник господина Дюрана-второго.

– Так я и думал.

Слуга оставил нас на подходе к большому, но почти безлюдному залу с двумя лавровыми деревцами у дверей. Внутри, прислоненные к стенам, дюжинами красовались венки, а на полу стояли вазы с розами всевозможных цветов и оттенков, но с преобладанием белых. Невольно мне вспомнился Эмилио, зеленщик и цветочник из магазинчика напротив гостиницы «Мираж». Если у Эмилио есть связи с похоронным бюро, которое переправляет Дюрана-второго в крематорий, сегодня вечером у него будет много очень недорогих роз.