Майские страсти

– Я чего-то не понимаю?

– Ты!…– мать надрывно вскрикнула. – Нет, прости меня. Я не буду кричать. Ты, что, действительно, не понимашь? Как так?

– Нет,– Алина выкатила нижнюю губку и виновато пожала плечиками.

– Ну смотри… Я – тебе, а ты… а ты мне!– она вновь вскрикнула.

– Ах, мама,– Алина в ужасе прикрыла ладонью рот.– А ты ещё и опередила, получается… Стоп! Вот это уже перебор… А теперь ты хочешь, чтобы я вас развела. Да тут и разводить некого!..

Алина, заревев, побежала вверх по лестнице.

Через пять минут она тащила за собой по двору тяжелый серый чемодан, набитый её вещами. Он был плохо закрыт и предательски распахнулся; из него вывалились на газон джинсы, футболки, колготки…

Всхлипывая, Искупникова, как будто с беспричинной злостью, монотонно складывала их обратно. Девицы смеялись. Смеялся, в пьяной сне, и её отец. У его друга началась истерика. Алина нарочно ещё медленнее, чем прежде, шла к калитке. В какой-то момент ей показалось, что она вовсе раздумала уходить…

В тот же день Искупникова поселилась у брата. С тех пор в доме родителей она не бывала. Поначалу жена Романа её уговаривала хотя бы изредка навещать их, но Алина лишь загадочно улыбалась ей в ответ, и Оксана, начиная бояться, тоже улыбалась в лицо Искупниковой.

Брат нарочно не говорил с сестрой о родителях, не очень талантливо пытаясь её забавить выдуманными историями про разругавшихся родителей. Алина ему отвечала, что он не знал всей правды. Брат надменно пожимал плечами и уходил к себе в спальню.

По вечерам Алина раздражалась и кричала, что никогда больше не заговорит ни о матери, ни об отце, поспешно одевалась и куда-то уходила, после чего возвращалась либо в полночь, либо рано утром.

До конца апреля она несколько раз бывала рядом с домом родителей. Алина брала такси и одна подъезжала на родную улицу, затем отпускала водителя восвояси. Она подолгу, часа по два, стояла напротив окон дома, потом прохаживалась по улице, потом опять возвращалась к милой калитке…

Искупникова приезжала к брату, когда все уже спали. Она тихо прокрадывалась в свою комнату и ещё час не могла уснуть, мечтая, ругаясь, злясь и о чём-то по-доброму вспоминая. Это были самые красочные и в то же время самые болезненные мгновения в том апреле.

Случалось так, что Искупникова приезжала к дому родителей два вечера подряд, и впечатление о прошлом вечере всегда звонче отзывалось в её душе, чем те чувства, которые её бередили во время нового визита. Алина стояла перед калиткой, положив руки на грудь. Искупникова не знала, что или кто именно были виноваты в том, что ей была так жаль саму себя,– молчаливые звёзды или ругавшиеся родители, ласковая луна или невольно скрывающий жестокость брат,– но она точно знала, что что-то или кто-то в этом непременно виноват. Алина хотела, чтобы всё складывалось по-иному. Ей желалось быть самой во всём виноватой, но она чувствовала, что это не так.

Искупникова с ядовитой болью глядела на окна и силилась не плакать. Ей всё равно чувствовалось, что она, словно убегая от выдуманной тени совести, не имела права ступать на родной, изумрудный газон или подойти к любимому бассейну: так хозяин дома после долгого и вынужденного отсутствия, которого он не желал, ощущает себя в своём жилище гораздо более чужим человеком, чем самый далёкий гость.

Глава 7. Грязные страсти в семье Романа

После переезда Алины к брату первые дни в доме всё шло благополучно и семейно. Все даже с избытком уважительно говорили друг о друге, перебарщивая с комплиментами и надоедая, в том числе, самим себе.

На третьей неделе случился так и не завершившийся семейный кризис, в котором и Алина, и Оксана, обвиняли Романа, хотя были правы лишь отчасти. Искупников же казнил себя безбожно и не перекидывал грех за разгоравшиеся ссоры на дам, несмотря на то, что ругался с ними допьяна.

Ему иногда казалось, что он был близок к тому, чтобы убить, по крайней мере, одну из них. Но в то же время чувствовал, что эта близость мнимая и, в конце концов, перестал в неё верить.

Одной из удивительных черт его характера было то, что, чем Роман жёстче вёл себя с бандитами, тем он становился мягче с родными. Порой случалось наоборот, но весьма редко.

Когда Роман ложился спать и размышлял о себе в кровати, он всегда ощущал над собой призрак страха за своё поведение с родными. Хотя с ним ещё такого не случалось, но Искупников понимал, что были такие предательства, которые он бы не смог простить никому. Эта мысль его и ужасала, и возбуждала. Если бы святоша предал бы самого подлого на Земле человека, Роман этого бы не простил и точно убил бы согрешившего праведника,– эти убивают не от пустоты сердца, а от полноты души.

Перелом начал ощущаться после свадьбы, а, быть может, после тех обстоятельств, которые стали притоком женитьбы; тот перелом, котрый и привёл к «полноте души».

Оксана оказалось первой женщиной, ему нравившейся, когда он был и трезвым, и пьяным. В первые дни после знакомства Роман вёл себя с ней осторожно, деликатно, что очень злило будущую супругу и впервые дало ей почувствовать безбрежную гордость, на которую она была способна. В их отношениях многое было впервые… (Лишение девственности в опрелённом роде).

Оксана сердилась из-за того, что многие замечали её недовольство Романом. Потому она, словно куда-то торопясь, всё время спрашивала Искупникова о свадьбе, желая побыстрее выйти замуж, дабы не подумали, что в ней горит стремление ему отомстить.

Догадываясь, что Искупников вот-вот должен был ей сделать предложение, Оксана подослала к нему цыганку, объяснив ей, что надо говорить и каким образом себя вести.

Дело обстояло так:

Искупников шёл по центральному рынку города и вдруг его кто-то начал дёргать за рукав.

– Постой,– с акцентом крикнула цыганка.

– Пошла…

– Не спеши… Куда торопишься? Не уйдёт никуда твоя невеста.

– По руке гадать будешь?

– Мне гадать не нужно.

– Что дальше-то?– Роман остановился, но на цыганку не смотрел, словно надеясь, что она чего-то не поймёт.

– Любит она тебя… Даже завидую… Такая любовь.

– Врёшь?– крикнул Роман, со всей силы тряся её за плечи, а сам улабался, как ангел.

– Нет.

– Это ты нарочно… Чтобы меня отвлечь.

– Как ты мне улыбаешься! Уж если мне так улыбаешься…– цыганка захохотала, как-то странно прищурившись. Так необычно иногда щурятся те, кто хотят, чтобы другие поймали их на лжи.

Искупников засмеялся, оттолкнул цыганку и побежал…

В тот вечер он несколько раз принял холодный душ, выкурил пачку сигарет. Затем уехал с друзьями в ресторан. Там Искупников как-то невзначай напился, невзначай ударил кулаком по столу, невзначай разбил графин с водкой, невзначай совратил официантку в подсобке, невзначай уснул в туалете и на следующее утро невзначай сделал Оксане предложение.

В первое время после свадьбы он практически не разговаривал с женой, обходя обсуждение всех важных вопросов, за исключением одного пункта. Искупников постоянно беседовал с супругой о верности, словно смущаясь этого и чего-то стыдясь.

Он несколько раз на её глазах по-бабьи флиртовал с одной старой знакомой. К удивлению этой подруги, Роман разговаривал с ней так, как разговаривают с любовницами в горячей постели после известных гимнастических этюдов.

С каким-то страшным упоением Роман пытался уверить жену в том, что он ей изменял. Настолько сильно Искупников хотел, чтобы у неё не было мучений совести при попытке уйти от него. Своей изменой Роман хотел спровоцировать жену на то, чтобы она сама ему изменила.

В продолжении этих интриг начались театрально-мученические нежности. Это происходило много раз и по одному и тому же сценарию.

Поднимался занавес.

– Ах, Боже, Оксана, как я виноват перед тобой!– говорил Роман.

– Нет, милый, это я перед тобой виновата,– говорила Оксана.

– Нет, это я перед тобой виноват,– говорил Роман.

– Нет, это я перед тобой виновата,– говорила Оксана.

– Ах, ты даже не представляешь, как я виноват перед тобой.