Родом из шестидесятых

Видно, понравилось.

21

Справляли ее день рождения. В пироге семь свечек, подарки – игрушки.

Светка играла ноктюрн. Довольно бегло.

Мама страшно удивлялась.

– Ведь, всего полгода прошло! Она другая какая-то, не узнаю. Контакт с ней потеряла. Ведь, два по ритмике получила. Я стою, все вышли, а ее нет. Потом показывается, плачет. "Прости, мама". "За что прощать?" Она не знает, за что. По специальности она, ведь, лучше, музыкальна.

Я думал о взрослости ребенка, он понимает и чует взрослых. Света чувствует меру – когда мама уговаривает, разжевывает, она никогда не слушает. А ее подружка Юля, как говорит Катя, хитренькая, умненькая, взрослая. Очень организована. Играет, и внимание только на ноты и игру. Прямо маленькая пианисточка. Но – умно играет, без души. Любит рисовать, разглядывает цветочки, и вырисовывает все очень аккуратно. "Как хорошо и симметрично, мама" Ее мама говорит, что она заглядывается на парней, в метро читает старательно, громко, если мужчина рядом, и поглядывает, а мама сердится от этого. Больше всех любит Светку: она… идеи дает – забыла на цоколь фонтана залезть, а та напомнила. А других девочек не любит за то, что они умные. Самолюбие у нее развито.

Вдруг ощутил: ребенок повзрослел. Раньше она не понимала, что нельзя идти в соседний сад и просить цветы, и только запрет действовал, а теперь ощущаешь: тебя понимают, хоть не по-взрослому, но осознанно. И появился естественный юмор. Учительница сыграла в темпе, задорно «Пойду ль выйду ль я», а она рот до ушей, потом: «Вы хорошо играли, а… только, у вас сто ошибок».

Раньше я спрашивал: «Зачем у Юли попрошайничаешь? Куклу у нее просишь – как можно? Свою Соню, ведь, не отдашь!» «А когда у меня будет такая кукла? Купи-и! Плохая Юля». Теперь стала осознавать, что не права, и действует только желание иметь куклу.

Она читает мне вслух книжку Гайдара, после каждой строчки подсчитывая, сколько строк осталось.

– Веня, а таких книг еще – не существует? Напиши для детей.

– Напишу, специально для тебя.

И даже сейчас, в старости, у меня болит сердце: жаль, не успел.

***

Из школы родные пришли радостные.

– Светку так хвалила учительница! Она старалась страшно. Вышла – вся сияет. Задали трудное – из-за ее прошлых успехов. Говорят: сделай звук глубже, ярче! И она понимает, инстинктом. Послушал бы, как она задорно "Я на речку шла" исполняет! А Юля не понимает, давит клавиши, и все. Учительница говорит: "У вашей дочери не только музыкальные, но и исполнительские данные".

____

Вспоминаю удивительное настроение, словно самого признали.

Тогда наш профком организовал экскурсию молодых специалистов в Третьяковскую галерею. Раньше считал всю эту толпу малограмотной, не интересующейся искусством. А они, все здесь, вглядываются, записывают. Кто-то в толпе знающий объяснял: "Это Рокотов, Левицкий – настоящие натуралисты. Как в натуре – рисуют, все видно.

– Это фотография, – не выдержал я.

– Что, натурализм – это фотография? Не может быть!

Я один отошел в новый открывшийся раздел импрессионистов и абстрактного искусства. Вырезки из цветной бумаги Матисса, с чистотой и упрощенностью красок, единственной линией, декоративностью и успокоенностью, – то, чего не могу осмыслить. Рисунки пером, изумительные. Он говорил: точность не есть правда.

Текучие, вьющиеся, но соразмерные краски полотен Кандинского. Его идея – уход от обрыдлого внешнего, фигуративного, натуралистического взгляда, со старым искусством типа сталинского или гитлеровского героизированного, застылости времени как вечности классицизма, уход от ходячих мыслей, спящего сознания.

Странно, то, что раньше видел бессмысленным смешением красок или нелепых линий, но не понимал, из-за своей "замороженности". Остро ощущал недостатки своего "совкового" воспитания, провинциального образования, оно во всех клеточках страны до самых окраин стало одинаковым, ненавидящим все незнакомое и новое, "бстракт", изматеренный науськанным идеологами малограмотным Хрущевым.

Отлежавшиеся испытанные пласты человеческих чувств – вне времени, они остаются такими же, как и раньше, только чуть присыпанные пеплом прожитого, чтобы жить дальше. Изменяется только внешний рукотворный искусственный мир вокруг, все более становящийся меркантильным.

Как понять западную живопись – кубистов, абстракционистов, дикарские полотна Пикассо с уродливыми мордами, вьющиеся краски Кандинского, превратившего фигуративное искусство в метафору игры космоса, когда это ново и требует опыта проживания таким способом познания.

Подгоняемый угнетенным состоянием, я усиленно читал, но мое самопознание мало продвигалось. Всегда хотел учителя. Но причем тут учитель? Разве он поможет найти себя вместо меня?

Я не мог не только понять абстрактное искусство, но и найти себя – не знал, что мои побуждения – не из нужных для общества идей, а они внутри меня, всей моей судьбы, – то, что боялся высказывать, как нечто личное, страшное, запретное. Странно, что многим, чтобы понять это, нужна целая жизнь. Это и было моим затором, отчего мучился. Весь народ мой – на пути осознания себя – это самое трудное в истории.

И вдруг все выстроилось в моей голове в нечто осмысленное. Увидел, как концептуалист Пригов, палку не палкой, а стрелкой часов Фуко с абсолютным временем. Как удивителен даже воздух этого раздела выставки!

Не знаю, отчего, мне захотелось жить. Я ощутил в картинах нечто гораздо более важное, чем в "фигуративном" искусстве. Что-то безбольное, высшее, над играющей на рояле Светкой, над любовью мамы, которая кричит, старается не рассмеяться. И выше того, что за характером ребенка, трудно влезающего в рамки, и странной похожестью наших с ребенком привычек.

Это была бездна, что кроется за красочной поверхностью бытия, – разъятие и синтез элементарных частиц, где проявляется суть мироздания, в которой мы – часть космоса.

Я чувствовал, что там разрешится цель моих поисков неизвестно чего, откроется смысл бытия.

Мне казалось, что уход от классического выражения чувства – это уход во все охватывающее чувство мудрой старости.

И уже охладел к "фигуративному" мышлению.

Дома увидел милое родное лицо жены, с морщинками у глаз, без красок, не уверенное. Не выдержал, потянулся к ней.

Она увидела во мне что-то необычное, и тоже потянулась ко мне.

22

Погиб Гагарин. На улицах говорили: «Символ был, не уберегли». Убийство Кинга, восстание негров в Америке. Новотный сдал Дубчека. Речь Гомулки о запрещении «Дзядов».

Сбежал писатель А. Кузнецов в Лондоне. «Отрекаюсь от всего того, что было опубликовано под моей фамилией». Волны гнева: сумасшедший? И как обмишулился «Новый мир», защищавший его книгу «Артист миманса». Да, ортодоксы будут торжествовать, а правда много потеряет.

21 декабря американцы запустили троих людей на Луну. Армстронг опустился на ее поверхность. "Один маленький шажок человека – и гигантский скачок для человечества". Космонавты приводнились. Переболели гриппом. Поражали снимки их телевидения: Луна как грязный пляж со следами ног, круглые кратеры, земля за лунной неровностью – ослепительным диском, ничего на ней не видно, невероятно! В "Правде" на третьей полосе напечатали фитюльку, вроде, ничего особенного. На работе наши возмущались, но в тряпочку.

Во мне невыносимо свербит зависть, что наш народ не смог подняться на такую же высоту. Стало так обидно за нас, начинавших победно еще тогда, в шестидесятые, что какие-то темные силы инерции сдерживают развитие страны. Это вспышка моего патриотизма, единственно настоящего и оправданного.

Я со Светкой играл в космонавтов. Изображал ракету.

–Товарищ космонавт, что вы скажете народу на прощанье?

– Я? Вот что скажу. Бога на Луне нету.

Светка неожиданно спросила:

– А почему мы американцам пакость не сделаем?

Откуда в ее головку залетает именно это недоверие плохих людей?

По Москве грипп, с высокой температурой. Встреча космонавтов. Кто-то стрелял в них, его забрали, и молчок. Говорят, стреляли в Брежнева.

– Что такое в телевизоре? – спрашивает Света. – На мавзолее хмурые люди, руками не машут.

***