Озаренные целью: жажда свободы. Том 1

Алисия была очень суеверной женщиной.

– Мам, суеверия становятся явью, только когда в них веришь, я же ни в черных кошек, не в битую посуду не…

– Пожалуйста, Каткема, отнесись к этому серьезно, это для нас совсем не шутки, – начала опять же взволнованно Алисия, совсем забросив игру.

– Я понял, мам, я понял, – сказал милым голосом Като, уловив ее трепетный настрой.

Алисия вроде бы успокоилась, чайник засвистел, и она пошла на кухню. Он отвел взгляд на телевизор, где шел клип хита этого года, который беспощадно крутили по десять раз на дню. Каткема с отвращением отвернулся и принялся считать деньги.

– Мам, ты из этой долговой ямы точно не вылезешь.

– Подожди ты, ничего отсюда не слышу. – Крикнула мать, выключая газ и вытаскивая противень с приготовившемся пирогом.

– Сынок, раздавай фигуры! Начнем по новой!

Через полтора часа семья с великим аппетитом отведали шарлотки с чаем и набили животы. В эти мгновенья курсант как никогда проникся любовью родителей и начал неимоверно это ценить, отбросив все маломальские обиды. Хорошо, если бы это осознание всегда оставалось в голове у нестабильного юноши.

Когда на утро Чешуа транспортировали к точке сбора, которая теперь находилась на центральной районной площади с танцующими фонтанами, он заметил, что ребята распределялись не по тройкам. Каткема решил подойти к Мусе, который был постоянно в курсе всех нововведений Януша. Средневосточник раздавал с важным видом команды, а все курсанты послушно подчинялись. Он ответил, что два дня назад поступил приказ патрулировать район только по главным улицам одной длинной шеренгой из двадцати человек. Таких по району разгуливало три шеренги. Так было решено для того, чтобы с большей долей вероятности обезвредить беспредельщиков, которые, была гипотеза, появлялись для провокации. Не выспавшиеся курсанты уныло сидели у карниза фонтана, снимали каски и умывались мутной водичкой. Из-за сильных дуновений ветра, их изредка накрывало с головой от покосившихся струек.

Каткема увидел, что на него косо поглядывал Арти и уже определился в одну из шеренг. Като не хотел патрулировать вместе с ним и даже хоть как-то пересекаться, поэтому попросился в отряд к Мусалиму. Тот любил инициативных парней и сразу определил ему местечко в колонне, более того, Каткема вызывал у него некоторые подозрения. Курсанты немного потолпились, переговорили на разные отвлеченные темы, попугали стаи синичек, собрались духом перед еще одним утомительным днем, и обход начался.

За эти дни стало значительно холоднее, солнце ощущалось уже не так сильно по сравнению с осенним ветром. Движение транспорта в этом райончике было слабеньким: из-за низкого дохода населения машины мало кто мог себе позволить. Их шеренга, вытянувшись во всю ширину, перекрывала дорогу и пугала своим видом редких водителей, думающих, что их сейчас арестуют, но курсанты быстро и пугливо расходились в стороны. Погода была хорошая и солнечная: большие, пышные облака радовали глаз ребят и помогали им отвлечься от каменных джунглей перед носом, которые порядком обветшали и походили скорее на разрисованные уличными художниками “заброшки”, пропахшие грязью и отходами. Несмотря на случившийся конфликт пару дней назад, юноши и боевые девчонки, типа Элли, патрулировали совершенно спокойно. Многим негде было занять руки, и поэтому все держались за свои солидные ремни, как самоуверенные шерифы. Парни властно шли вразвалочку, будто показывая, кто здесь главный, но на самом деле костюм просто был достаточно тесен в промежности. Местные уже привыкли к большому числу новых курсантов и перезнакомились практически со всеми, поэтому каждый коп в колонке успевал за день с кем-то радушно поприветствоваться. Атмосфера воцарилась очень дружная и воодушевляющая. День, как обычно, тянулся долго, и Като успел познакомиться с одним парнишкой. Его звали Сэм. Несмотря на то, что Сэм был из числа активистов и отличников в академии, с ним душа у Чешуа могла разгуляться. В нем отсутствовала всякая напыщенность, которая принадлежала, например, тому же Мусалиму.

– Так значит, в целом, понравился тебе фильм, да?

– Еще как, сюжет интересный, правда, жестокости было много, по-моему, переборщили, – ответил протяжно Сэм, морща лоб.

– Так в этой мрачности и жестокости вся фишка, чтобы на зрителя максимально сильный эффект произвести, чтобы лучше донести ту или иную проблему. Разве после просмотра тебя не “грузануло”?

Он тоже постоянно морщился, так как яркое садящееся солнце отражалось блеском от множества стеклопакетов.

– Да нет, меня как-то быстро отпустило. Тебя нет? – Ответил удивленно Сэм, снимая перчатки, чтобы руки немного подышали.

– У меня в тот вечер и в последующий день вообще чуть крышу не снесло. Так сильно впечатлило, что аж страшно стало. – Чешуа последовал примеру Сэма и тоже оголил руки.

– Здорово, значит, выдающаяся получилась работа. Таким и должно быть искусство.

– Абсолютно. Наверное, подобные эффект возник из-за главного актера. Это было нечто. Он вжился с образом всеми своими клетками. Помнишь, особенно те сцены, когда он дома безумствовал? – Впал уже в блаженство Чешуа, вспоминая то эстетическое удовольствие.

– Это точно! Кстати припоминаю, что просмотр тогда испортился немного из-за шуршащих и шумных подростков. Бесят такие моменты, скажи же? – Возмутился Сэм, заметив вдали машину.

Колонна в очередной раз расступилась.

– Да, бывает, но тогда я настолько погрузился в просмотр, что даже связь с реальностью потерял, хах.

– Ничего себе, ты прям настолько кайфуешь с просмотра?

– Еще бы, люди же старались, хотели до зрителя донести определенные мысли, и мне жалко, ну знаешь… оставлять их труды без должного внимания или уважения, не знаю даже как правильно сказать…

– Круто. Ты, наверное, первый чувак из моего окружения, кто так считает, – протяжно сказал новоиспеченный приятель, удивляясь самобытностью Чешуа.

За всю рабочую смену они обсудили много чего, как и вся колонна. Муса заметил, что курсанты были слишком не собраны. Когда на часах пробило шесть часов, и солнце собиралось садиться, Мусалим решил собрать ребят в круг.

– Так, ребята, как вы могли заметить, недавние нападения происходили ближе к концу смены. Не исключено, что сегодня это повторится, а в вас я не вижу подобающего настроя, так что соберитесь и будьте готовы ко всему. Я не допущу потери драгоценных секунд из-за не оперативности, как в прошлый раз, – строго и в то же время по-дружески объявил Муса, отчего приказ походил скорее на просьбу.

И вот, напряженность началась. Оставшееся время ребята глядели в оба, из-за слов капитана коллективный разум настраивался так, что опасность могла появиться отовсюду. В полседьмого начало быстро темнеть, отряд двигался к площади с фонтаном, чтобы перегруппироваться, и шеренга Мусы прибыла на место раньше всех. Так как времени еще было минут пятнадцать, капитан решил заглянуть в парк, где совсем голые березы сбросили свою яркую желтую листву, озолотившую всю землю. Внимание Като целиком и полностью привлекли измученные стволы деревьев, а на душе возникало тоскливое чувство. В парке из-за густых крон деревьев стоял сумрак, а закат освещал яркую полосу по всему горизонту, что только добавляло прекрасных осенних красок. Было довольно тихо, отчего ребята настораживались; изредка им попадались парочки, романтично целующиеся в укромных местах за елями или же устраивающие фотосессии. Курсанты ждали, когда уже включится освещение. Они шли по главной тропе, поднимающейся на небольшой пригорок, где стоял пятиметровый величественный памятник полицейскому со щитом, а у ног его горел вечный огонь. Вокруг катались на самокатах детишки с бабушками и дедушками, которые никак не могли за ними угнаться. Там находился еще один вход в парк, а далее спуск к океану, к печально известному порту. Курсанты заметили, что люди на вершине пригорка засуетились: быстро забегали в дома, в переулки, другие же бросались врассыпную вглубь берез и густых елей. Слышались крики.

– Что там за хрень происходит? – Шепнул Сэм с явным страхом на лице.

– Мне это не нравится. Живо все по домам, здесь сейчас будет небезопасно! Закройте окна и заприте двери! – Прокричал Муса уже людям вне парка, которые наблюдали за курсантами через забор.

Те испугались не на шутку и ринулись в укрытия, а в это время Андрес, правая рука Мусы, попытался связаться по рации с отрядами бета и гамма и призвал их поторопиться.

– Все, вперед, не отстаем! – Объявил капитан и грозно посмотрел в сторону холма.

Вновь появилось волнение, которое охватило Каткему в прошлый раз, пульс участился, губы задрожали, а глаза забегали. Он смотрел по сторонам на ребят, но все, на удивление, не показывали и малейшего вида страха или тревоги. Скрывали. Это чувствовалось. “Твою мать, неужели опять попал, ладно… надо успокоиться и трезво обдумать, что делать. Ух, хоть бы я сейчас переживал зря, хоть бы так”, – думал Като.

– Муса, рация не отвечает, сигнала нет.

– Это ещё почему?

Тот растерянно пожал плечами.

Колонна невольно торопилась на вершину, брусчатка стучала и листья шуршали под ногами курсантов. На деревьях висели камеры и смотрели на отряд, в другую же сторону от них кидались белки на сучках. И вот они достигли вершины холма, вышли через ворота на дорогу, перед ними открылся большой вид спускающегося к океану дистрикта. Этот вид ужасал. На расстоянии пятнадцати метров от них стояла толпа из человек сорока. Это были портовики. Яркий алый закат позади них, закрывшийся пеленой облаков, освещал кровавым светом океан и город, будто предзнаменуя что-то ужасное.

Толпу вели двое парней. Один южанин, весь в тату и с заплетенными короткими косичками, обесцвеченными на концах. Он был невысокого роста, худощав, в черной майке и в широких армейских штанах с множеством карманов, казался. Выглядел, как и остальные, опасно и агрессивно. Другой был повыше, но менее спортивной комплекции: широкий таз, узкие плечи, упитанный в щеках, животе и ногах. У него были длинные волнистые волосы, убранные назад в хвост, и густая борода. На нем издали прорисовывались белые классические брюки с вышитым зеленым восточным драконом, абсолютно черная рубашка, а поверх нее висел белый пиджак с той же нашивкой. У южанина в руках выглядывала бита с гвоздями, второй же стоял с катаной в ножнах.

Сначала две противоположные фракции впали в ступор, просто наблюдая друг за другом. Курсанты приметили, что среди своры врага также были и грозные девушки. Ветерок уносил шуршащий мусор между толпами, будто подзадоривая их скорее начать битву. Вдруг два полководца неспешно повели эту грозную орду прямо на онемевших от ужаса курсантов.

– Что делаем, капитан?! – Кто-то крикнул Мусалиму.

У Мусы глаза такими большими от ужаса, наверное, ещё никогда не были. Он не мог ничего выговорить громко и внятно при виде неотвратимой угрозы. Капитан осмотрелся по сторонам на соратников, и ему в поле зрения попал тот памятник, посвященный бравым защитникам города.

– Стоять на месте, не отступать и быть готовым к атаке! – Закричал командир, собрав всю волю в кулак.

– Твою мать, это же самоубийство, – шептал себе под нос Като, смотря вперёд.

“Надо что-то делать срочно, я здесь не подохну, ни за что”, – думал он. Отступать было нельзя, а убегать Като почему-то запрещали честь и достоинство, которые были ему сейчас совершенно не нужны. Он должен был искать вариант похитрее. Этот сукин сын уже накидал порядка трёх вариантов возможного спасения своей шкуры.

Мусалим приказал толпе остановиться и поднять руки, а те даже и слова не бросили, было видно, как разбойники дьявольски заулыбались и даже ускорились. Курсанты через дрожь, панику, мандраж и ужас непоколебимо стояли на месте. Ребята не двигались, как тот памятник, одной рукой сжимая дубинку, а другой за спиной готовясь выхватить нож. Однако трое копов все-таки не выдержали напряжения и убежали назад, по направлению к трем месяцам трибунала. Для Чешуа это выглядело так соблазнительно, но одновременно и отвратительно.

– Трусы… – с ненавистью прорычал Мусалим.

Другие стояли насмерть. Отряд Муса подобрал что надо, другие две шеренги бросились бы врассыпную сразу же. Кто-то сейчас обращался к Богу и Вселенной, кто-то прощался с жизнью, а кто-то лихорадочно говорил одно и то же слово.

Стая голубей трусливо взлетела с карнизов домов, и стычка началась. Алый, кровавый закат подсвечивал враждующих и будто разжигал в них огонь жестокости. Толпы схлестнулись. Курсанты, как бешеные звери, махали дубинками и ножами во все стороны: кто-то отправил спать сразу нескольких врагов, кого-то же наоборот мгновенно сбили с ног и принялись запинывать. Кинжалы и ножи курсантов также не оставались без дела.

Неумолимая толпа разъединила шеренгу, и каждый курсант поодиночке сражался в невыносимой давке. Варвары сразу же окружали полицейских, ослепших от ярости и страха. Бесконечные полчища врагов налетали сзади на своих же товарищей и валили курсантов, как цунами. Однако толпа не задерживалась долго на одном человеке, а сразу переключалась на другую цель из-за потребности постоянно циркулировать.