Закусочная «Феникс»

– А ведь Вы, – уже стоя в дверях, усмехнулся он, – продлеваете мне жизнь! Придётся дождаться до решения вопроса по «Фениксу» – ведь если он придёт отбирать его силой, я буду биться плечом к плечу с Вами, – и, развернувшись, ушёл из оазиса «Феникса» в раскалённый город.

Надежда будет жить. И дело даже не в разговоре Дмитрия с Паном – вечный клерк сделал гораздо более важную вещь, сам того не подозревая: он напомнил мне о семье.

Как же хорошо, что они не узнают о том, что я, будучи в бедственном положении, не обратился к ним за помощью сразу! Ох, как бы они рассердились, узнав, что я пренебрёг ими, не желая создавать им неудобств в тяжёлое для них время в финансовом плане! Каким же я был эгоистом – упиваясь своей болью, я забыл, какую боль причинит моей семье смерть моей мечты! Да разве я, максимально стеснённый в деньгах, колебался бы хоть секунду, если бы кому-то из моих родных вдруг понадобилась помощь?!

В четверг у нас с Андреем Ивановичем выдалось много работы, поэтому я обзванивал своих в коротких передышках между вереницей заказов – а когда поток начал спадать, оставил своего незаменимого партнёра в одиночестве и побежал снимать деньги, переводимые с разных концов необъятной страны по первой моей просьбе.

Надежда будет жить – общая сумма, сложенная из денег приятелей, Николая и родных, практически соответствовала требованиям Пана: оставался последний штрих – ход козырным клерком, в которого я безоговорочно верил. Будь этот разговор «голым», не подкреплённым финансово, он бы лишь разъярил Пана, однако теперь, когда денег почти хватает, его можно будет уговорить.

Вечером того же дня Дмитрий зашёл снова – и выглядел он, к моему ужасу, отнюдь не как победитель. Его бледное веснушчатое лицо обливалось потом, короткие рыжие волосы потемнели, сквозь тонкую белую рубашку проглядывали рёбра – пиджак он нёс, перекинув через плечо. Несмотря на неработающий кондиционер, «Феникс» не был раскалённой сковородкой, так что после прогулки по городу Дмитрию здесь явно станет легче. Поймав мой взгляд, он стал мотать головой и свободной рукой, словно предостерегая от каких-либо вопросов. Стараясь определить результат его встречи с арендатором, я отметил, что вид у него был не радостный или грустный, а скорее растерянный. Это наблюдение оказалось верным.

– Я не понимаю, – он сел у стойки, гипнотизируя её в течение нескольких секунд, а затем поднял на меня ошалевший взгляд.

Мне казалось, что я седею у него на глазах, потому что они были наполнены смесью страха и удивления. Я налил ему рюмку коньяка, он, не отрывая от меня взгляда, выпил её. Пригладив на всякий случай волосы, я налил ещё.

– Он уехал, – Дмитрий, выдохнув, начал говорить – в командировку или что-то вроде того.

– А что сказал-то?

– А ничего, – он нервно хихикнул, – просто сказал, что все решения будут приняты после командировки. Уехал сегодня, в пятницу вечером будет.

– Вы спросили…

– Я сказал, что смотрел отчёты и что Вас, как клиента с вполне хорошей историей, можно было бы и не наказывать за столь странную прихоть. Он отмахнулся, сказал, – тут он залпом выпил коньяк, сморщился и закончил, – всё пос-ле.

– Дела… Снова ждать неизвестно чего.

Внезапно зазвонил телефон. Жестом извинившись перед Дмитрием, я не глядя взял трубку.

– Усиливаете давление? – мой слух полоснул ехидный голос Пана.

Отпираться было бессмысленно, как и отвечать на его вопрос.

– Ладно-ладно, я понимаю, на войне все средства хороши. Но почему Дима?

– Он мой частый гость, я не мог утаить ситуацию от него, – я отошёл от стойки и стал говорить тише, чтобы несчастный Дмитрий не свалился с инфарктом, узнав, что его злой гений звонит мне, чтобы поговорить насчёт него. – Он сам вызвался…

– Да я понимаю, не нужно оправдываться, верю… Благородный он, Дмитрий. Хороший работник, умный, честный. Только боится всего и не знает, чего хочет.

Я вновь промолчал.

– Как сбор средств? – как бы между делом спросил Пан.

– Идёт полным ходом, – былой восторг куда-то пропал, что только сыграло мне на руку: случись звонок раньше, в минуты моей радости, я мог бы прозвучать слишком самодовольным для Пана, но сейчас мой голос прозвучал спокойно и отстранённо, – осталось собрать совсем немного, однако я израсходовал практически все резервы.

– Короче, решение буду принимать позже, не в пятницу, как планировалось, а в субботу, или, возможно, уже в понедельник. Думаю, мы сможем договориться – я же не зверь! Терпите.

– Терплю.

– Как мне жить? – отчаянно спросил Дмитрий, когда я вновь подошёл к нему, – У меня дома заряженный пистолет в шкафу лежит. Я его должен либо выкинуть, либо… Как он не понимает?

Я молча покачал головой. Расплатившись, Дмитрий ушёл, безадресно задавая один и тот же вопрос: «Как мне жить?».

Слишком многие в последнее время стали им задаваться. Сергей был прав – ответа нам не дадут, но вот нервы потрепать – это пожалуйста.

Как хорошо, что есть те, кто может просто жить человеческой жизнью, при этом не впадая в меланхолию – скорее, даже наоборот, разгоняя её тяжёлой музыкой и хорошей выпивкой. Как вы поняли, у меня есть вполне конкретный пример таких счастливчиков.

Пятница.

ПАНК ЛЁХА

Лёха был старым панком. Точнее, он не был старым – ему было всего около пятидесяти, а в этом возрасте человек вовсю наслаждается плодами сделанного им ранее: скажите человеку, который прожил полвека, что он старик и готовьтесь убегать – вам не поздоровится! Панком Лёху тоже было сложно назвать. Разве может быть настоящим панком – в татуировках и с ирокезом на голове – один из совладельцев сети фитнес-клубов в нашем городе?

Лёха мог. Это ещё что – раньше, до бизнеса, он был боксёром, а в промежутке между этими занятиями владел сетью казино. И даже это не всё – хотя всего и не упомнишь! Знаете, кем он только не был, этот Лёха. Удивительный человек.

Всё началось в конце восьмидесятых, когда Лёхе, подающему надежды боксёру в среднем весе, каким-то образом достался маленький подвальчик со спортивным снаряжением разного рода. Лёха к подарку судьбы отнёсся трепетно и с благодарностью, организовав в нём спортклуб, в котором тренировался сам и тренировал других.

Всё бы так и шло, не случись вдруг девяностые. На заведения вроде Лёхиного был спрос в криминальной среде, и её представители попросили поделиться лакомым куском – в характерной для среды манере. А Лёха, хоть и был боксёром, всё же достаточно интеллигентный человек: а такие люди терпеть не могут, когда их очень невежливо о чём-то просят – они просто достаточно интеллигентны для того, чтобы скрыть своё негодование.

Лёхе же чуть-чуть не хватило интеллигентности, из-за чего он попал в историю, которая кончилась переломанными руками и двумя годами колонии: путь в большой спорт был для него закрыт. Отсидев, он, однако, не сломался, а открыл для себя новую стезю – игорный бизнес и панк-рок. Пока в России не запретили первое, Лёха процветал в финансовом плане, а пока не стал слишком стар для всех прелестей второго – в душевном. При этом он везде заводил новые полезные знакомства: пожалуй, это его главное умение. Он знает, как подобрать стиль общения под конкретную ситуацию, причём как будто бы без анализа человека вовсе: он не перебирает слова или темы, не сканирует тебя взглядом: он открывается людям, а они в ответ открываются ему.

Поэтому, когда Лёха постарел и игорный бизнес прикрыли, он вернулся к истокам – маленькому залу со спортивным оборудованием, который, объединёнными усилиями Лёхи и его новых знакомых развился до сети фитнес-клубов.

Таким, как он, не нужно думать, зачем и почему они живут. Их жизнь полна событий, и они не могут себе позволить выбивающей из седла тоски. Лёха просто жил и наслаждался тем, как он это делает.

Лёхой, кстати, я его называю только потому, что он сам меня об этом попросил. Как сейчас помню его первое посещение «Феникса»: крепкий, среднего роста мужичок в кожаной куртке вошёл, осмотрелся, направился к стойке, протянул мне руку и сказал:

– Лёха, очень приятно!

И точно таким же он предстал передо мной днём в пятницу, словно скрашивая мучительные минуты ожидания «Феникса». Сегодня я особенно был рад видеть этого бесёнка, поскольку после телефонного разговора с Паном пришёл к выводу, что тот таки сменит гнев на милость.

Выглядел Лёха более чем необычно: томагавк на голове он покрасил в едкий зелёный цвет, помимо футболки какой-то неизвестной мне рок-группы надел ещё кожаные куртку и штаны – и это в такую-то жару! Едва зайдя, он жестом поприветствовал меня, принимающего заказ у другого посетителя, и направился к стойке.

– Пивка бы, – сказал он, дождавшись. – Ну, как твои дела?

Лёхе можно было многое, в том числе и обращаться ко мне на «ты». Да что я – мне кажется, если бы перед ним разом предстали все правители мира, все главы корпораций и сам Господь Бог, Лёха бы с каждым из них поздоровался за руку, хлопая по плечу и спрашивая «Ну, как жизнь-то?».

Такая фамильярность не просто не раздражала – как я уже говорил, эта черта была лишь одной деталью в сложном комплексе его характера, который помогал Лёхе расположить людей к себе буквально с первой секунды общения, без стеснения позволяя общаться с ним таким же образом. Я же, зная об этой особенности, нарочно был особенно учтив в разговоре с Лёхой, что заставляло того беситься. Это была своего рода игра: я решил, что однажды я непременно «тыкну» Лёхе в ответ, но тот день будет по-настоящему особенным, а это событие подчеркнёт его особенность – и, надо полагать, Лёха понимал это, включаясь в игру.

Налив ему кружку ирландского стаута «Мёрфис», я ответил, что всё в порядке – мне не хотелось посвящать Лёху в детали плетущихся вокруг «Феникса» интриг, ибо тот мог пойти биться за него на баррикады – о, не сомневайтесь в Лёхе! Недаром именно он как-то сказал мне: «Горячую перепалку с порванными на груди рубашками и прямыми фразами я считаю лучше, честнее и благороднее хамства, высказанного сложноподчиненными предложениями, произнесённого холодным, приторным голосом, с обращениями на «Вы» и терминами из умных книжек». Плевать он хотел на бумажки Пана – он бы порвал их вместе с ним, защищая то, что ему дорого: а в любви к «Фениксу» панк признавался не раз и даже не только на пьяную голову. Лёха был молотом – горячим и непредсказуемым, а эта ситуация требовала расчётливого, аккуратного, но точного надреза скальпелем, и мне не хотелось рисковать, подвергая опасности практически выгоревшее дело.

Положив куртку на соседний стул, Лёха вдруг насторожился:

– Это что? – И мы обменялись непонимающими взглядами.

Немного погодя, я сообразил, что он имеет в виду – музыкальное сопровождение. Дело в том, по пятницам я обычно ставил нейтральные плейлисты – то есть те, которые сложно было однозначно причислить к конкретным вкусам. Вполне закономерно – людей в «Фениксе» по пятницам больше, чем в остальные рабочие дни, а потому всем не угодишь: кто-то любит потяжелее, кто-то полегче… В эту пятницу играл «Легкий инструментальный», плейлист-универсал, который приходится по нраву абсолютно всем.

Всем, кроме Лёхи. Скорчив кислую мину, он умоляюще просит: