Царь Медоедов

Если предложить руководству семинарий испытывать будущих абитуриентов в монастырях в течение года-двух, то в ответ услышишь только насмешки. Многие священники чиновники относятся к монашеству не как к духовным маякам, а как к пережиткам прошлого. Слова старца они услышат и поймут, так как им выгодно.

Большинство людей в храмах и у мощей святых молятся о том, чтобы всё устроилось у родных, о здоровье, о том, чтобы муж избавился от зависимости. Все их мысли и желания направлены к благополучию в земной жизни. Учение Христа – это в освобождение от земных привязанностей и очищение от внутренних страстей – зависти, гордости, тщеславия, осуждения. Для того, чтобы это объяснял священник, он и сам должен заботиться не о земном, но об очищении внутреннего человека, способного воспринять Божественную благодать. Если пресвитеры начнут говорить о том, что не обязательно покупать свечки пачками и жечь «костры» на службах, то их могут снять с приходов, так как упадут доходы.

Преподаватель Церковнославянского языка предложил интересную схему восприятия Божественного промысла в нашей жизни. В 1980 году была выпущена аркадная видеоигра «Pac-man». Жёлтая голова с глазом ест точки и убегает от привидений. Пакмен двухмерный – картинка, но он видит мир одномерным, как линию с пробелами, единица и ноль. Если человек приложит в мир Пакмена палец, то тот увидит линию. Мы с вами, видим мир двухмерным, так как видим границу предмета, чем он дальше, тем более «плоский». Тень и освещение не дают настоящей трёхмерности. Мы не способны увидеть себя такими, какие мы на самом деле, как и Пакмен. В четырёхмерном мире, который невидим для нас, но реален для падших духов и ангелов, нас видят трёхмерными. Видят силы нашей души и духовную наследственность, такими, какие мы на самом деле и есть. Так вот Бог – находится в пятимерном мире. Когда он ставит на пути нашей судьбы «палец», мы видим «линию», не способные познать Его природу и сущность.

Смена обстановки и окружения спасли меня от депрессии и хандры после расставания. От сим-карты я избавился, и о Ксении, старался не думать. После пар мы обычно пономарили в соборе, чистили овощи на кухне или убирались в аудиториях и комнатах. Иногда я ходил в тренажёрный зал или пробовал бегать с утра по набережной, но из-за высокого атмосферного давления быстро начинал задыхаться.

Молодая жена первого проректора, которая вела Историю Древней Церкви, привлекла меня к написанию статей для семинарского сайта. Она боялась студентов, боялась вопросов по предмету, на которые не могла ответить, поэтому, не зная как обозначить границы формальных отношений – держала всех в страхе. Присев ко мне на колени, пока я редактировал очередную статью, она поставила меня перед выбором: отказать ей, и тем самым обрести в её лице врага-женщину с уязвлённой гордостью… Или поддаться, и ждать момента, когда проректору станет всё известно. Я сделал вид, что ничего не пониманию, выиграв немного времени для принятия решения. Карина Николаевна закончила ПТУ, ходила в храм… Воцерковилась ровно настолько, чтобы отличать перспективных женихов-семинаристов от обычных. Так она закадрила будущего проректора.

В воскресенье у нас было время прогуляться по Хабаровску. Со всеми этими китайцами и корейцами и странной архитектурой – город выглядел чужим и холодным. Мой юный одногруппник Игорь Шеремет, часто составлял мне компанию в этих прогулках. Он выходил на «поиски матушки», во время которых он смотрел в глаза каждой проходящей мимо девушки. Не знаю, как он собирался узнать «ту самую». Его напряженность и излишний напор при знакомстве скорее отпугивали кандидаток.

Руководству нужно было регулярно отчитываться в проведении мероприятий. В конце января нас собрали в актовом зале. Экскурсию в городскую библиотеку сегодня сменили настольные игры и твистер, который принесла Карина Николаевна. Интересно, подразумевалось, что мы будем играть в подрясниках или нет? Среди семинаристов на столе для арм-рестлинга проводили чемпионат и от скуки я решил его выиграть. В финале мне вполне предсказуемо достался протеиновый детина с пятого курса. Правые забились, и мы решили бороться на левых. Пятнадцать секунд он продолжал удерживать последние пару сантиметров. Я устал и чтобы «дожать» наклонил корпус. В глазах всё расплывалось, звуки доносились откуда-то издалека. Такое ощущение, что я умер. Рука безжизненной плетью сползла со стола. Говорят, хруст был на весь зал, зрители подумали, что мы сдвинули стол. Чтобы не упасть в обморок, я перекрестился, и глядя вверх, начал в полный голос произносить Иисусову молитву. Подбежавшие одногруппники трогают за руку – острая боль. Мой соперник кричит: «Скорую! Звоните в скорую!» Я прошу придерживать меня пока мы выходим на улицу – боюсь потерять сознание. Едем на семинарской машине с батюшкой. В первой больнице неправильно накладывают гипс, отправляют во вторую, где гипс режут и накладывают по-новой.

Четыре дня я жду операцию. Позже я узнаю, что такие сложные операции с пластинами и шурупами, никогда не делают под местным наркозом. Полтора часа, под болтовню врачей о распродажах, я лежу в кислородной маске, капает кровь. После операции меня приходит проведать учительница по пению, очень светлая женщина, всегда радующаяся жизни и людям. Возможно, она пришла, потому что я первый, кто искренне молился на этой сцене. Это очень мило. Я белого цвета и с трудом могу говорить. К ночи отходит наркоз, и я вою от боли. Обезболивающие не помогают. Не сплю и вторую ночь. Гипс после операции я ношу больше месяца.

В Великий Четверг, настоятель семинарского храма спрашивает сколько человек готовились к причастию. Из сорока студентов руки поднимают трое. «А остальные? Вы понимаете, что в этот день Спаситель причащался с апостолами? Вы будущие апостолы, почему же вы не готовились». Из толпы прозвучало: «Я кофе попил», или «Последование не было сил вчера прочитать». Настоятель обращаясь к нам объясняет что мы никогда не можем быть достойны Тела и Крови Господней. Все мы причащаемся, будучи недостойными этого и в качестве исключения, он иносказательно благословляет причаститься всем. Многие стоят и не понимают, идти к чаше или нет? Я иду, за мной весь наш курс. После причастия я впервые ощущаю такую сильную благодать, душа поёт весь этот и следующий день. Мы делимся этими впечатлениями между собой. Это невероятно. Обряд и привычное «вычитывание» молитв, уступают неожидаемой, нечаянной радости. Этот опыт, помогает мне многое переосмыслить.

Правой рукой в семинарии я печатаю статью на Пасху:

(«На протяжении истории чудо воскрешения мертвых творили пророки и святые люди. Но никогда не было такого, чтобы человек воскресил сам себя»

(Святитель Филарет Московский)

В ночь с 7 на 8 апреля 2018 года в домовом храме Хабаровской духовной семинарии состоялось Пасхальное богослужение. Его возглавил благочинный семинарского храма священник Олег Кузнецов.

Раньше всех семинарий в России, радость торжества Светлого Воскресения Христова, могли разделить друг с другом, и с прихожанами храма Святителя Иннокентия студенты Хабаровской семинарии. В эту ночь, когда воздух пронизан светом, который «во тьме светит» (Ин.1.5), неизреченная радость исполняет сердца верующих ликованием. Пасха – это праздник в который Господь Иисус Христос разрушает все стены между Небом и землей, Творец мира освобождает наш разум, волю и чувства от всякого зла. Он побеждает смерть и грех сошествием во ад и последующим Воскресением.

Пасхальное богослужение предваряла полунощница с каноном Великой Субботы «Волною морскою». Во время торжественного крестного хода вокруг семинарии, в воспоминание шествия жен-мироносиц ко гробу Спасителя, тихим гласом пелась стихира «Воскресение Твое, Христе Спасе…». В ожидании благой вести – с особым таинственным чувством душа по-детски замирает, очарованно созерцая Свет, озаряющий тёмный склеп у подножия Голгофы. Хор трижды пропел тропарь праздника Пасхи: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав!», и наконец души христиан озаряются молнией вечного света при восклицании – «Христос Воскресе!», и все находящиеся в храме, не в силах сдержать улыбку, отвечают многократно, звонко, ярко – «Воистину Воскресе!!!» В самый трогательный момент богослужения все собравшиеся поздравляют друг друга, свидетельствуя о той неподдельной любви, которой Бог возлюбил мир.)

Как-то вечером в комнату влетел третьекурсник: «Парни нужна помощь, наших бьют!» Я с гипсом бесполезен, с нашего курса бегут взрослые Марк и Иван. Наши наглые пухлые иподьяконы отмечали день рождения. Сначала в аудитории с вином, а затем с подаренным кальяном пошли в один из дворов с беседкой в центре. Хабаровск не совсем Россия, хотя я думаю, такое же могло произойти в каком-нибудь Норильске или Челябинске. К ним подошёл чумазый шкет и спросил, что они тут делают. Его послали. Паренек вернулся в сопровождении своры пятнадцати-шестнадцатилетних подростков вооруженных палками и бутылками. Кирилл с нашего курса, как единственный служивший в рядах Украинской армии (ночью перегнавший танк на нашу границу и уехавший с семьей из Донбасса) встал на входе в беседку. Очень скоро он обнаружил, что стоявшие сзади семинаристы зачем-то побежали. Кальян разбили об голову одному из убегавших. Если бы они встали плечом к плечу, то у них появились бы неплохие шансы отбить атаку бандерлогов. Ирония заключалась в том, что у единственного оставшегося драться Кирилла – было меньше всего повреждений. Другим разбили головы, переломали челюсти и руки.

Один из беглецов всё же успел добежать до семинарии и позвать на помощь. Подоспевшая кавалерия удивилась, увидев мелких подростков, пьяных девок-малолеток. Кого-то отловили и под крики «Что ты мне сделаешь? Мы несовершеннолетние, вас посадят!» сдали их прибывшим полицейским. Митрополиту эту печальную историю трусости, представили как защиту девушек от хулиганов. Надо было отчислять всех убежавших, таким не стоит становиться священниками.

Всем участникам инцидента запретили покидать стены семинарии до конца учебного года. Приближалось время экзаменов, и я предложил Кириллу развеяться – сходить выпить пивка. Он отпросился до собора, и мы пошли. Почти сразу было решено, что пиво – пустая трата денег. Взяли коньяка. Коньяк сменился шампанским. Предусмотрев подобное развитие событий, я знал, что денег больше нет, из чего следовало, что сильнее мы уже не напьёмся.

– А у меня на карте деньги есть…

У мусорки мы нашли две металлические кривые шпаги и устроили поединок. К нам подошла женщина и, угрожая вызвать полицию начала снимать нас на телефон:

– Послушайте мадам, если вы сейчас не уберете это дьявольское изобретение, то я буду вынужден растоптать его и выпороть вас, как драную кошку, этой шпагой.

Мы ушли пить водку в соседний сквер, где я уже без гипса решил выдрать из земли чугунную скамейку и раскрутил её над головой. С криком бросил скамейку, правда, совсем недалеко. Мы вернули её на место и решили повторить арм-рестлинг, на правых, когда к нам подошли три китайца с велосипедом.

– Молодые люди, вы нарушаете общественный порядок. Уходите!

– Послушай, не знаю кто вы: китайцы, корейцы или японцы – с********* отсюда!

Китайцы ушли, но через пять минут решили вернуться. Я предложил им побороться на руках или хотя бы быть судьями. Китайцы настороженно выслушали моё предложение и молча ушли. Скоро со спины раздался голос:

– Распиваем водку в общественном месте, – полицейские, которых, скорее всего, вызвали эти китайцы.

– Это не водка, а просто вода. Переходя на шёпот и повернувшись к Кириллу, – Менты обычно совсем тупые, если я побегу, они вдвоем побегут за мной, и ты сможешь вернуться…

Я рванул со скамейки, насколько позволяло количество алкоголя внутри. Метров через тридцать меня догнали, я упал. Дали пару раз под рёбра и надели наручники:

– Где второй?

– Убежал, но там глухой двор, где-то спрятался.

За наручники меня начали поднимать над землей, выкручивая руки. Боль в сломанной руке была невыносимая, я заорал, что сломана рука, но это их не останавливало. Хабаровск это не совсем Россия. И люди там не совсем чтобы люди. Сзади с ноги в одного из них влетел Кирилл. Он был готов драться, в отличии от моих истязателей. Он собрался ехать со мной в отделение, к моему удивлению на него даже не стали надевать наручников. Имя и фамилию я называть отказался и меня посадили за решетку. Кирилл пока сидел на стульях в окружении задержанных маргиналов и женщин с пониженной социальной ответственностью, безуспешно пытающихся закурить. Кирилл пересел к моей клетке и прошептал:

– Если бы ты сейчас немного пошумел, мне бы удалось сбежать, я видел запасной выход.

– Нет проблем.

С разбега я бил ногой в замок и кричал то, что обычно принято кричать в подобных ситуациях: «Менты-козлы, не имеете никакого права меня здесь держать!»

– Ты чего расшумелся там? Вихрь-азовский.

Меня отвезли в КПЗ, а Кирилл сбежал. Самое обидное, что это уже не имело особого значения, так как по камерам посмотрели, что вышли мы вместе. Ну и кто-то из студентов наверняка Кирилла сдал. В семинарии учились не совсем семинаристы… Меня забрал библиотекарь – дежуривший в день самоволки и нас с Кириллом повезли на алкогольную экспертизу. Только анализ крови там не брали, а дыхание в трубочку и решение тестов ничего не дало. Единственный кто мог нам помочь – проректор по воспитательной работе, был в отъезде. Нами занялся муж Арины Николаевны…

Посещать занятия запретили. Кроме того, недобрая половина семинарии перестала с нами здороваться, как студенты, так и некоторые преподаватели. Неделю мы ждали отчисления, и бесконечное количество раз, переписывали объяснительные, в которых вместе не гуляли. Я в глубине души надеялся, что Кирилла оставят, но проректор давно хотел от него избавиться.

На совещании по поводу отчисления проректор орал, но добиться признания от меня так и не смог. В конце концов, его истерика надоела Кириллу, и он сказал, что да, были вместе – пили вместе.

Рано утром мы с вещами стояли на площади перед семинарией. Я подмигнул и спросил:

– Ну, ты как? Не расстраивайся, это всё херня.

– Да я-то нормально, это у тебя денег нет на билет.

– Меня мент который дело завел, попросил явиться на суд, выпишут штраф и всё. Он увольняется и все дела закрывает.

Мы условились встретиться в центре, и я один поехал на суд. Китайцы оказались якутами, учившимися на третьем курсе при академии Внутренних дел. Им хотелось поучаствовать в судебном процессе, хотя бы в качестве свидетелей:

– И вот это мужчина в белой футболке кричал и крутил над головой скамейку.

– Какого рода был этот крик? Можете описать?

– Ну, такой крик… как бы крик отчаяния.

Молодая печатавшая стенографистка прыснула от смеха.

– А что было дальше?

– На наше замечание он никак не отреагировал и предложил побороться с ним на руках, мы отказались. Он предложил судить, как он будет бороться со своим другом, но мы тоже отказались.

Приехали задержавшие меня менты. По очереди дали показания. Судья спросил: «А второй задержанный, где он?»