Варвар увернулся от удара кулаком Ужторна (меч и булава давно были утоплены в грязи), сразу же огромными ручищами схватил ящера за горло и повалил на землю. Мордок ударил Крейвена под дых, но должного эффекта не последовало. Варвар в слепой ярости сжимал зелёное горло всё сильней! Вся сила из Ужторна, словно, улетучилась, он не мог сопротивляться. Жёлтые глаза выпучились на варвара, одна оставшаяся рука нащупала гордо соперника, три толстых пальца сжались железной, мёртвой хваткой. Но было уже поздно.
Сильно позеленевшее лицо Ужторна в рассветных сумерках казалось чёрным, а ярко-жёлтые глаза покрылись сеткой зелёноватых вен. Оскалив пасть последний раз, Ужторн испустил дух.
Последним усилием обезумевший от ярости Крейвен разорвал горло уже мёртвого вожака мордоков.
С ужасом глядели мордоки на поверженного господина и на стоявшего над трупом варвара. С ещё более яростным натиском ринулись они на Крейвена. Ещё громче стали кличи на мордокском языке, призывающие сражаться до конца и отомстить за смерть владыки!
Но, несмотря на то, что битва приняла совсем ожесточённый и жестокий характер: мордоки вгрызались в эльфов клыками, нападали группой на одного всадника – но положение ящеров оказалось куда хуже. Гаэрвалов стало больше, они атаковали более дисциплинированно и слаженно. И мордоки вынуждены были отступать под натиском эльфийской кавалькады.
Крейвен, расправившись с двумя невысокими ящерами, встретился с Гардресом. К ним пробился спешившийся Вердрес.
Дождь прекратился. Из рассеивающейся темноты проступали силуэты тысяч и тысяч воинов, сражавшихся до последней капли силы в их могучих телах. Одни побеждали, отважно наступая на врага, другие, как могли, отбивались, ругаясь и отступая от Селлнана. В бою смешались знамёна, окровавленные красной и зелёной кровями, трупы эльфов и мордоков вперемешку лежали друг на друге. То там, то здесь попадались раненные, молящие о помощи и пощаде, утыканные копьями и стрелами убиенные солдаты и с той и с другой сторон. И по всей грязной земле разлилась лужами и реками кровь солдат и воинов, и земля Валандии мирного края, не могла впитать слёзы жизни.
Но и в этой сумятице сражения два брата Гардрес и Вердрес сумели отыскать друг друга. Они обнялись, прикрываемые ругающимся Бордом и Крейвеном.
… – Гоните их на севере, к Глордуну! Пусть бегут в свой Эрдор! – приказывал капитан Гладрес, махая руками и подгоняя своих воинов, – Давите на флангах!
– Держите строй ровнее! – в помощь ему проревел Крейвен, – Сметите тварей, сыны великих королей Валандии! Пусть мечи ваши не щадят мордокских голов!
Всадники проносились мимо него и рядом стоящих Гардреса, Вердреса и подошедшего Борда. Мордоки отступали, кто-то со страхом убегал, проклиная эльфийских всадников. Крейвен чувствовал всю эту злобу, волнами расходящуюся от остатков армии Ужторна. Но тут его привлекли испуганные возгласы Гардреса.
– Вердрес! Вердрес, что с тобой!? – испуганно глядя на склонившегося брата, повторял гаэрвал.
Крейвен, почувствовавший ужасный поток чёрной энергии рядом с его отрядом, хитро улыбнувшись, обернулся и встретился взглядом с уставшими старческими глазами молодого Вердреса. Но молодость неожиданно за мгновение покинула эльфа, как опадают поздней осенью с молодого ясеня жёлтые жухлые листья, и дерево, отдавая свою энергию, стареет и становится невзрачным, или лето теряет свои яркие краски на блеклые и серые тона осени.
Вердрес склонился на одно колено, словно разом на его плечи упал неимоверно тяжёлый груз. Гаэрвал попытался встать, но груз боли, груз старости и хрупкости надавил ещё сильнее, эльф, как подкошенный ясень, повалился на бок. Если бы не старший брат, подхвативший ослабевшего Вердреса на руки, то лежать тому в грязи и крови. Вердресу помогли сесть на камень. Он тяжело задышал, руки затряслись, кожа обветшала, словно стены старого замка, лицо осунулось, появились старческие морщины и язвы. Молодой и преисполненный отваги и энергии эльф в секунду сделался больным стариком.
Улыбка сошла с лица Крейвена, когда Гардрес стал трясти то его, то Борда за плечи, с бешенными глазами, спрашивая.
– Что?! Что с ним!?
Он был близок к истерике и не воспринимал попыток Борда и самого Вердреса успокоить его.
… Никто: ни гаэрвалы, преследовавшие убегающих мордоков, ни сами ящеры, ни стоявший рядом с новыми друзьями гном Борд – никто из них не мог видеть, что наблюдал в это время снова улыбающийся варвар своим обострённым взором.
* * *
Я увидел хитро и зло хихикающего чёрта Волбура, бога страдания, который хихикал в ответ на мою ухмылку.
Переведя взгляд с меня на бедного Вердреса, Волбур начал оживлённо прыгать и скакать вокруг сидящего на камне, направляя на эльфа призрачно светящийся в первых лучах солнца небольшой цилиндрик.
Я понял, что чёрт до сих пор вытягивает жизненную энергию из еле дышащего Вердреса. Гаэрвал отчаянно хватался за жизнь, делая глубокие входи. Его дух не был сломлен, но тело было подвержено сильному магическому воздействию. Волбур всё стоял над сильнее сгорбившимся эльфов. Никто, кроме меня, его не мог видеть. Даже эльфы с их острым зрением, способным пронзить тысячи миль пути, не могли видеть бога!
Тут Волбур резко посмотрел на меня, состроил хмурую и капризную гримасу, потом ещё раз жутко хихикнул, сказал на вымершем альдском:
– Имдрам дардем вараб хар! Добро пожаловать, герой с севера! – и исчез, затерявшись меж мордоков и эльфов.
Я растерялся, но, услышав монотонный голос у себя в голове, обрадовался и оживился.
– Беги за ним, Крейвен, – произнёс тихо Иманус, – чёрт далеко не убежит.
* * *
Я не стал медлить. След от Волбура остался ясный, поэтому следовать за ним не составило труда.
X
Я бежал по невидимой тонкой нити, словно был крохотным существом, на которого взирают могущественные небожители и твари преисподней. Я бежал, будто убегал от кого-то неведомого и страшного, хотя сам был преследователем.
Невидимый для глаз след Волбура вёл меня вперёд, в тёмную и одновременно светлую бездну без выхода и входа. Я полагался только на силу, что дали мне Иманус и Серафим, словно не доверял своим чувствам. Я не смел сворачивать с указанного мне пути, опасаясь потерять след, упасть в пропасть с подвешенной в пространстве нити.
…Без выхода и входа, без ограничений в перемещении. Только находись в движении, умей уворачиваться и противостоять – вот условия игры с неизвестным. Но в итоге, эта игра оказалась шуткой, насмешкой богов – они снова хотели посмеяться над смертными букашками. Путь был только один – вперёд, не сворачивая, не оглядываясь назад и не озираясь по сторонам. И я шёл, как кукла, выполняя все условия, потому что иначе мне не достичь своей цели. Какими бы не были боги – светлыми или тёмными, добрыми или злыми – сейчас все они смотрели, как я несусь за Волбуром через самую гущу жестокого, страшного сражения.
* * *
Как я уже сказал, я боялся потерять след Волбура – хотя, уверен, что смог бы найти его и в этой жуткой бездне, и в глубинах Вандарильского океана, и в жарких пустынях Ардакмы – вот и протискивался с руганью на устах меж коней эльфов и ящеров, мёртвых тел и тех, и других, живых, сражающихся, чтобы спасти жизни…
Волбур будто тоже игрался со мной. Он, то проносился через самую гущу ещё продолжающегося на некоторых диспозициях сражения, то выбегал на открытый простор и начинал дразнить меня и неистово бранить, распаляя в моём сердце пожар злости и ярости.
Но всё же, в конце концов, мне удалось загнать этого мерзкого прихвостня дьявола на северный мост.
Там тоже продолжалась кровавая неуступная, не принимающая компромиссов битва. Мордоков загнали на мост протяжённостью в полмили, шириной в сотню ярдов. Гаэрвальские маги и ополчение Селлнана наступали от башни, а всадники Гладреса со стороны суши. Окружённые мордоки не хотели сдаваться, не хотели отдаваться на милость эльфийского милосердия. Разъярённые смертью вожака, проигранной войной, едва успевшей начаться, и бегством своих соратников, они способны были растерзать всех на этом мосту или навсегда лечь на его каменные плиты.
… Волбур прошмыгнул через заслон эльфов и через мордоков и остановился за спинами Альмариса и его магов. Никто его не видел… не мог видеть. А он дразнил меня и намеренно не убегал! Это Удор приказал ему извести меня, почуяв, что герой с севера, как-то связан с королём Варварии!
Но я уже твёрдо решил поймать увёртливого чертёнка и забрать у него опасный артефакт!
Растолкав гаэрвалов, столпившихся перед мостом, я вышел в первые ряды и, достав из ножен Скатвер, начал рубить мордоков, не щадя никого. Ярость отхлынула, и голову занял холодный расчёт. Божественная сила умерила своё давление, уже не стучала молотками в висках и перестала выплёскиваться через край. Я сумел направить её в контролируемое русло. Теперь каждый мой удар был точно рассчитан и силён с достаточной надобностью.
…Хоть мордоки отчаянно сопротивлялись, рычали, отбивались, ранили, но это не спасло их от разящего жала Скатвера! Клинок показал себя, отведав целый океан крови. Его лезвие, измазанное зелёной липкой слизью, кричало звоном стали, прося ещё боя, ещё атак и выпадов, ещё смертей.
Один, убив два десятка ящеров, я пробился к Селлнанским вратам и, не говоря ни слова Селлнимвель и Альмарису, побежал вверх по ступеням огромной лестницы, по которой умчался в покои архимага Волбур.
* * *
Альмарис, скорчив злую изнеможенную физиономию и крепко выругавшись на гаэрвальском, метнулся следом за Крейвеном. Такой прыти от мага Селлнимвель никак не ожидала и пришла в себя, когда тот уже поднимался по ступеням длинного хребта Селлнана, направляя в самое его сердце.
Селлнимвель казалось, что, если она останется здесь, у северных ворот, и не поспеет за Альмарисом, то жизнь её будет кончена, что смыла в ней не останется ни капли. Поэтому, не раздумывая, статная и горделивая эльфа в миг стала лерной, убегающей от леопарда, и в то же самое время этим леопардом, гонящимся за дикой лерной.
Она пробежала через огромный зал, свет в который уже проникал через разрушенные ворота, освещая гладкий пол из чёрно-белой каменной плитки и белые мраморные и чёрные эбонитовые стены, с сапфировыми статуями великих гаэрвальских магов в нишах. Лучи солнца, слабые и блеклые, пытаясь освоиться в тёмном, сумрачном помещении, цеплялись за тёмно синие головы магов-статуй, заставляя нервные тени прятаться и убегать от себя. Свет обнялся с огнём уже затухающих факелов, перепрыгнул на занавесы (теперь ставшие лазурными) и гобелены, шипя на убегающие тени, а потом, добравшись до хребта, лизнул первые ступеньки лестницы. И шаг за шагом следовал за быстро двигающимися маленькими ступнями Селлнимвель, обутыми в парчовые сандалии с деревянной подбойкой и заострённым носиком.
…Уже почти дойдя до второго этажа, Селлнимвель мельком заметила подбегающих к лестнице капитана Гладреса и прибывшего вместе с Крейвеном чёрнобородого гнома Борда. Останавливаться и ждать их эльфа не стала, нутром чувствуя – опасность впереди.
Пробежав второй этаж – почивальни магов и слуг, Нимвель устремилась дальше вверх по длинной винтовой лестнице из чёрного мрамора с белыми, из слоновой кости, перилами.
Третий этаж составляли две пересекающиеся между собой широкие анфилады приёмных залов и комнат, для магических экспериментов. Чёрно-белые стены были украшены серебряными канделябрами, старинными гобеленами, изображающими всё тех же великих магов, а также некоторые магические артефакты, вполне известные на всю Заморавию и предметы доселе Селлнимвель не виданные. Лучи света, наконец-то прорвавшие оборону плотных портьер, сразу же захватили стены и пол, и, образовав себе плацдарм, двинулись дальше на потолок – здесь высокий и сводчатый, – и неустанно следовали попятам за бегущей по ступеням взволнованной гаэрвалкой, начинающим магом.
Четвёртый этаж оказался пустым залом, огромным, как первый этаж.