Фуга. Горсть вишневых косточек

– Я забыла протопить с вечера и тут сразу похолодало!

Было заметно, что Лику колотит, а в голосе звучали истерические нотки.

– Анжелика? – Юрий говорил мягким басом.

– Я испугалась.

– Ты вся дрожишь!

– Я услышала звуки за дверью в погреб и пошла посмотреть, кто там может быть, – Лика поняла, что слезы ужаса защипали глаза и не стала сдерживать рыдания, – Но я не подумала, что это может быть.. А вдруг там…

– Да кто там?! Кто тебя так напугал?

– Крыса!

Лика разревелась в голос и ткнулась лбом Юрию в плечо. Он тряхнул головой, не веря ушам:

– Ты…Ты настолько боишься крыс?

– О чем ты говоришь, они же чудовища! Проклятые грызуны с кожаными хвостами, они могут сожрать меня заживо или заразить дрянной болезнью! Если б я вовремя не захлопнула дверь, крыса набросилась бы на меня. Я и сейчас содрогаюсь от мысли о её голых рученках и этом шевелящимся носе; я потеряю сознание если крыса меня хотя бы понюхает!

– Брось, Лика, крыса не станет нападать, она скорее сама убежит от тебя.

– Нет! – Анжелика выкрикнула это слово. Юрий постарался успокоить ее, но она вырвалась, – Быть может при виде тебя, такого большого, сильного соперника она и убежит, но меня она сочтёт жертвой. Крыса может позвать сородичей своим тошнотворным писком, а вместе они разделяются с любым. Хитрые дьявольски твари!

Юрий примирительно коснулся ее ладони:

– Давай забудем о крысах. Сегодня я здесь и я их к тебе не пущу, а там расставим ловушки.

Притихая, Лика поглубже зарылась в его объятия. Юрий был крупным, высоким юношей с чёрной бородой. Анжелика ловила себя на мысли, что батюшка Иоанн в молодые годы мог выглядеть примерно также. Юрий был взрослее её во всех отношениях и куда как спокойнее. Ему не нравилось лазить к ней под покровом ночи, но Лика дала понять, что они могут видеться лишь на таких условиях – под эгидой мрака и щекотливой тайны. Он легко шел на уступки, что и нравилось Лике в нем особенно сильно – свобода выбора, свобода взглядов и отсутствие общепринятой косной морали. Помимо прочего, Лику забавляло пикантное чувство опасности от нарушения границ отцовских законов. Хоть ночь сама скрывала все секреты, но на свиданиях в кельи приходилось быть начеку. Что несказанно будоражило чувства.

8

Весь месяц дни тянулись серые, безликие. Сашка каждый вечер всматривался в небо, моля о ясной погоде. Он мечтал разглядеть меж туч серебристые звезды или хоть клочок ясных небес. Наконец, уже на исходе месяца, смурной апрель пошел на уступки.

Волдановичи жили в самом центре городка в большом доме из красного кирпича. Среди старинных построек, небрежно окрашенных и кое-как приведённых в божеский вид, особняк смотрелся бросок – яркая капля современности меж пыльной старины. По южному углу до самой крыши тянулись едва оживающие после долгой зимы плети красного винограда. В предрассветных сумерках дом выглядел таинственно и громоздко. Сашка перемахнул через забор и насторожился – где-то здесь могли таиться Прыткий и Любляна. Сашка опасался, что чуткие псы услышат вторжение, поэтому старался шагать потише. Комнаты всех сестёр располагались на втором этаже, более того, у каждой имелся свой, художественной ковки, аккуратный балкончик. Сашка находил это очень удобным. Он великолепно знал где находится комната его Регины и, спустя мгновение, в ее окно щёлкнул камушек. Через минуту, заспанная, укутав плечи пухлым одеялом – тёплая, румяна мечта поэта – она вышла на балкон.

– Сегодня? – тихо пробормотал она. Сашку взволновал весь её небрежный вид и голос, сонный с хрипотцой. Он невольно улыбнулся:

– Сегодня… Взгляни на небо.

И правда, небо было чистым, последние звезды таяли у горизонта; в утренней дымке далеко разносились птичьи трели; воздух, вязки и сырой, студеными струйками крался под одежду.

– Правда там уже прется какая-то туча, – пробормотал Сашка, отводя взгляд от горизонта, – Одевайся теплее, идём, – шепнул он Регине. Та покорно кивнула и скрылась с балкона.

Пришлось подождать, Регина, как всегда, собиралась долго. Наконец, она появилась и Сашка поторопился распахнуть перед ней ворота. Они шли медленно, мерно вдыхая плотный утренней воздух, который только-только стал оседать обильной росой на пресыщенную влагой почву, робкую зелень и тёплые заспанные стекла домов. Сашка почувствовал, как маленькая ручка скользнула к нему в ладонь. Он бережно сжал её, такую худенькую и хрупкую, словно птичка. На ходу Регина прижалась к Сашкиному плечу, он наклонился к ней, чтоб коснуться губами волос, вздохнуть их мягкий аромат, запомнить его, насладиться, а позже, возможно, мимолетно уловить его на своих руках, на рубашке или вороте куртки. Эти кудри были особым произведением искусства. Крупные и лёгкие, они почти правильными пружинами спускались ниже плеч, подпрыгивали, всей копной колыхались при каждом шаге. Регина никогда не заплетала свои волосы, а только причесывала их на разный лад, иногда сковывала их заколкой. У нее была интересная заколка в виде бархатной ленты, а когда Регина прилаживала ее, волосы копнушками дыбились и над лентой и под ней. Сашка любил эти волосы. Беспрестанно поглаживал их, ощущая на коже шелковистую плавность, тянул за пряди, распрямлял или пропускал их между пальцами, пока рука не запутается в кудряшках, но, что особенно завораживало, волосы Регины переливались всеми оттенками от каштанового до светло-жёлтого, сверкая рыжиной на солнце и привлекая кофейной мягкостью в сумерках. Сашка любил касаться волос и кожи, на крайней случай хотя бы краешка ее рукава. Присутствие Регины, даже сама мысль о существовании ее на белом свете рождала в нем непревзойденное чувство блаженства, эйфории, граничащей с восторгом. Сашка Чижов был влюблен давно, слепо и беспросветно.

– Моим родителям очень нравится, что ты работаешь в театре, – проговорила Регина.

– О, правда? Жаль, что я не работаю в театре.

– Да, но ты так много времени там проводишь, даже больше, чем со мной. Торчишь все время со своей гитарой, что-то напеваешь себе под нос. И вот, что я ещё знаю, – Регина лукаво скосилась на Сашку.

– Что же?

– Ты все время таскаешь в кармане затертый блокнот, куда пишешь стихи. Он всегда должен быть под рукой, ведь никогда не знаешь, когда нахлынет вдохновение.

Сашка удивлённо вскинул брови и притянул Регина поближе:

– Кажется, одна хитрая особа рылась в моих вещах, иначе откуда это может быть известно!

– Я все о тебе знаю, Александр Чижов. И меня возмущает, что ты никогда мне не читал своих стихов!

Сашка поджал губы:

– Потому что ещё не время.

– И когда же оно наступит, хотелось бы знать?

– Прочту, когда ты станешь моей женой.

Теперь Регина довольно улыбнулась и затихла. Они немного прошли молча, но у монастырский стены Регина нахмурилась:

– Я думала, мы пойдём к реке. Там если взойти на пригорок откроется чудесный вид на рассвет.

– Это далеко, а ты в лёгком пальтишке. – Сашка распахнул ворота и провел Регину вглубь сада. Они миновали скрипучий каштан, прошли мимо общежития, обогнули вереницу задубевших клумб и деревянный флигель и, не доходя храма, остановились. Сашка вынул увесистую связку ключей и отпер дверь: – Прошу, – он пропустил Регину первой подняться по винтовой лестнице колокольни. Они вышли на тесную площадку. Под остроконечным сводом башенки висел золотисто-медный благовестник, а с боков тёмнели колокола поменьше.

– Проходи к краю осторожней, если хоть что-нибудь заднем, будет сумасшедший звон.

– Я никогда не была здесь, – проговорила Регина, – Тут так красиво. И высоко!

Приземистый городок был виден до окраины, по горизонту тянулся угрюмый хвойный лес – робкие лучи апрельского рассвета были не в силах разогнать его старческую хмурую спесь. Крыши сонных домов кутались в тумане, но чуть левее искрилась река, подставляя бочок теплом солнцу и это все меняло – природа наконец расшевелилась!

Регина поежилась. Сашка обнял её сзади, покрепче прижал к себе, накрыл озябшие бледные ручки своими ладонями:

– Я же просил одеваться теплее.

– Теплее некрасиво.

С каждой минутой небо становилось светлее, а воздух прозрачней. Серые оттенки уходящей ночи уступали ярким краскам весны.

– Утро всегда особое время, – проговорил Сашка, – Безлюдное, бесшумное. Застывшее. Словно время не двигается, а в мире ни единой живой души. И все время с привкусом тайны, особой надежды на предстоящий день.

– Не замечала. Моя утренняя надежда – подольше поспать.

С запада настойчиво подтаскивалась черная гудящая туча, но солнце пробивалось с другой стороны и городок неспешно озарялся рассветом. Буйно-красные лучи рассеивались, оставляя небосклону прозрачные полунамеки цветов. Влага в воздухе таяла, становилось теплее, легче. Стайки озорных птиц зашныряли вокруг колокольни. Долгожданное весенние солнце ласкало природу: доверчиво раскрывались пригретые первоцветы, усыпленные холодом букашки робко высовывались из укрытий, задул тёплый ветер, пытаясь пробудить заспанные деревья, а небо, сбросив наконец бремя туч, щедро засияло синевой. Сашка зарылся поглубже в любимые кудри и глубоко вздохнул.

– Ты знаешь, Саш, когда ты нюхаешь мои волосы, в этом есть что-то звериное, что-то… волнующее. Как бы ты поступил, если б мы не смогли больше быть вместе?