Загрустил кэп.
– Вот такие суки, – посмотрел он в глаза каждому, – надеяться только на свои ноги. Все понятно?
Иллюзий не осталось, но надежды тлели в глубине души. Ведь не могут бросить нас так, среди пуль, трассеров и минометных разрывов?
– Бегом!
– А БабУшка? Он же…
– Нет больше БабУшки, сам не видишь? – оборвал кэп. – Пошли, я замыкаю.
Хлюпала под подошвами талая глина. Позади гвоздили без остановки. Все ближе чавкали вздымаемые свинцом фонтанчики. Калаши предательски лязгали и отсвечивали в Лунном свете. Не мог Миша Калашников недоработку Шмайсера исправить, лауреат хренов.
Хотелось, черт подери, упасть в грязь и спрятаться в ней, и хоть на миг отдохнуть от выматывающей погони.
Кусочки металла вонзаются рядом, брызжут талой грязью, дробят скалы и секут кожу каменной крошкой.
Глава 10. На грани.
Ветеран отвернулся и замолчал. Достал мятую пачку, дрожащими пальцами вытащил сигарету и нервно прикурил.
– Вот так. Мариш, разбудила ты во мне прошлое. А я так пытался его забыть… Нет легкого пути из ада в рай.
Позади сорок духов, впереди маячит тень замыкающего группу, и недалеко, кажется, а догнать не могу. Когда тень на миг исчезала, я падал вниз, понимая, что замыкающий сейчас огнем поливать будет группу прикрывая.
– Куда ж ты палишь, сука? Ты же в мое стройное тело, с высоким потенциалом и прекрасным будущим стреляешь! А вдруг, попадешь? Попортишь такую кожу, – матерю замыкающего.
После хлопков выстрелов, как скажут, поднимаюсь и несусь вслед. Слушаю сердце и ангелов, душу оберегающих, когда упасть, куда пригнуться – они не обманут!
Земля качается под ногами, сил нет, приехали.
Вспышки, свист пуль, удар молотом, впереди глухой звук разрываемой плоти.
На кустах висят кишки и остатки души. И стекает кровь с них. Славянская кровь.
– Кто это? Леха или Саня?
Все, что от человека осталось, капало с веток на чужую землю прячась под холодные камни.
– Господи, если есть ты где, забери его душу, и не дай ему мучиться, – шепчу непослушными губами.
Зловещий свист пуль.
Еще один нестерпимый крик. Совсем рядом.
Максим, кажется…Его ни с кем не перепутаешь – голос небесный. Верующий только, а так – отличный парень и поет как Б!
Стон.
Подползаю.
– Макс, ты?
– Я не смог сделать этот мир добрее. Но пытался, Бог мне свидетель, – прошептал Максим и стих.
Под утро пошел снег.
Снежинки прикрывали грязь, ужасы и пятна крови, и делали мир чуть чище и светлее…
Свет дарил надежды…Или казалось так на грани миров?
Знаешь, что такое умирать от нестерпимой боли? В двадцать лет? Когда никто тебе не поможет?
Двадцать лет – это много…
Месяц назад мне исполнилось двадцать, я еще ничего не понял в своей жизни, и жизни чужой страны живущей в прошлом. Час назад, моего друга разорвали пули снайпера, навсегда оборвав желания и планы. А еще одного, только что превратили в кровавый дождь. Для них не будет встреч и не родятся дети. И не будет посиделок с рассказами, что было и как тебе повезло. Ничего не будет. Лишь чужая земля, и бесконечная боль мамы. До самой до.
В свои двадцать я чувствовал себя видевшим все. Почти все. Ни любви, ни радости семьи только не успел познать. Это все еще впереди.
Надо только добежать. Бежать. бежать…
Что же вы, суки кремлевские, наделали? В чужую страну несмышленышей послали местных людей убивать. А теперь, кровью вчерашних школьников земля мерзлая пропитывается.
Если есть там Бог, почему молчит и не вмешивается? Или только Ангелы Смерти витают над нами???
Бежать… бежать….
Веришь ли ты в случайности, брат? Или все, что происходит с нами – процесс хаотичный и беспорядочный?
Никто не знает, а когда ты получаешь ответ, может быть уже поздно. Слишком поздно.
А сейчас… Сейчас…
Хотелось стать невидимкой.
Просто упасть и раствориться в земле как капли дождя.
Ноги били холодную землю, пытаясь скрыться от кусочков раскаленного металла несущих погибель.
Попадут, не попадут. Попадут, не попадут…
– Норовят продырявить попу народного артиста. Когда уже отстанут, не могут же они бегать быстрее нас? – не останавливаясь, Олег грязной рукой протер заливающий глаза пот, споткнулся о незамеченный пень и размашисто упал.
– Пень – бойцу подмога! Укрыться, передних положить, остальных в грязь лицом! – быстро сообразил он, сдернул автомат с плеча и, извиваясь ужом, подполз к бревну.
Облака над горами робко зарозовели.
Вместо ожидаемой деревяшки, нелепо скрючившись в грязной каше, лежал неподвижный человек. Простреленная форма быстро темнела.