Последний отзыв
Это скорее приключение, чем история. Но читать приятно.
По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2024.
✖
Повесть о днях моей жизни
Автор
Год написания книги
1912
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Девкам речи говорила:
– Уж вы, девушки-злодейки,
Не любите мово мужа…
– Ну, на черта он нам нужен?
Привяжи себе на шею
Да носи его…
Взрослые заливисто хохочут, малыши заканчивают песню отборной бранью.
Мотю передернуло, лицо потемнело и сжалось, губы затряслись и стали тоньше, но она не промолвила ни слова и только, когда ватага ускакала вперед, обратилась ко мне:
– Слыхал? Про меня сложили, а зачем? Сделала ли я кому-нибудь дурное?.. Поют вот, а большие радуются, что дети их умеют сквернословить…
Вытянув шею, приподнявшись, чуть не кричит:
– Ты вот про город… А только люди везде несчастны!.. В деревне того хуже! Хуже!..
Подъезжали к деревне. Песни стали звонче, воздух гуще, голоса слышнее. Оживление и смех волнами перекатывались по обозу. Дорога поднималась в гору. У моста через ручей караван неожиданно остановился.
– Что там такое? – сердито закричал кто-то сбоку.
Словно в ответ впереди послышалось надрывистое:
– Н-но!.. Н-но!..
Загалдели:
– Стала у кого-то!
– Кажись, ягненок попал под колеса!
– Какой тебе ягненок, у Сашки кобыла не везет!
– Поскореича, дьяволы!..
Слезли с возов, подошли к шершавой лошаденке и хилому мужику. Хохочут, обступив гурьбой.
– Два именинника!..
– Лександра, ты бы подпер ее сзади: гляди, полекшает!
Рябой, косоглазый, скуластый Выгода сипит простуженным басом:
– Пой вечную память! Пой вечную память!
– Кой там черт, плясовую! – кричат другие.
Выгода дергает комолою бородой, скалится.
– Ну, плясовую! Пой плясовую!
Несколько человек схватились за тяжи. Выгода, распялив пасть, запел:
Александру мы уважим:
По губам его помажем…
Эх, дубинушка, ухни!
Вот зеленая сама пойдет, сама пойдет!..
Дядя Саша, по прозванию Астатуй Лебастарный, беспомощно суетился вокруг длинношерстной больной лошаденки, махал на нее руками, чмокал, прыгал, подталкивал со всех сторон, но она только дрожала всем худым, изъязвленным телом, жалобно глядела по сторонам, сопела, качаясь на разбитых ногах, но с места не двигалась. По впалым бокам ее, по вытертой коже, приросшей к ребрам, по крутым желобам между ребер струился пот, под брюхом набилось мыло, усталые глаза по-человечьи плакали…
– Н-но! Н-но, матушка!.. Н-по, кормилица!.. Да что же ты это, а?.. Ну, да чего ж ты, а?.. Н-но!.. – истерично кричал Саша, забегая то с того, то с другого бока лошади, хватался за тяж, дергал вожжи, оброть.
– Немного осталось… Дотяни… Понатужься!..
Кобыла не шла. Ворот у Саши расстегнулся, старая запыленная грудь похожа на лубок, по земле треплется сползшая с ног дырявая онуча.
Кто-то нарочно наступил на онучу, дядя Саша упал. Раздался взрыв хохота.
– Бросьте, робятишки, какой тут смех! Не надомно!..
Теми же глазами, что у лошади, дядя Саша с тоскою глядит на мужиков.
– Сам-то рассупонился, старый верблюд!..
– Не надомно! – хватается Саша за пыльную грудь.
– Не на-дом-но! – передразнивают его. – Чего глаза-то лупишь – подгоняй!
Старик нагнулся повязывать онучу, короткая линючая рубаха сдернулась вверх, обнажая острые крестцы и часть сиденья. Хлопая его ладонью по телу, Выгода ржет:
– Поддень портки, баб испугаешь!..
Саша охает и виновато улыбается.
– Ну его к чертовой матери, поезжай мимо! – опять сердятся сзади. – Замотают лошадей, сукины сыны, а тут стой через них!
Подскочил Илья Барский, Мышонок, Капрал.
– Ну-ко, отступись! – кричит Мышонок. – Левка, заводи свово саврасого вперед!
Капрал развязал вожжи, зацепил их арканом за шею Сашиной кобыленки, а концами обмотал задок передней телеги.
– Трогай!
Сытый мерин легко сдвинул воз, аркан натянулся, обхватив мертвою петлей шею кобыленки; она напряглась, неестественно задрав голову вверх. На боках и животе ее шнурами выступили жилы, мускулы на спине округлились.
– Эй, не отставай!..
– Подстегивай, чего рот раззявил, ворона трепаная!
– Уж вы, девушки-злодейки,
Не любите мово мужа…
– Ну, на черта он нам нужен?
Привяжи себе на шею
Да носи его…
Взрослые заливисто хохочут, малыши заканчивают песню отборной бранью.
Мотю передернуло, лицо потемнело и сжалось, губы затряслись и стали тоньше, но она не промолвила ни слова и только, когда ватага ускакала вперед, обратилась ко мне:
– Слыхал? Про меня сложили, а зачем? Сделала ли я кому-нибудь дурное?.. Поют вот, а большие радуются, что дети их умеют сквернословить…
Вытянув шею, приподнявшись, чуть не кричит:
– Ты вот про город… А только люди везде несчастны!.. В деревне того хуже! Хуже!..
Подъезжали к деревне. Песни стали звонче, воздух гуще, голоса слышнее. Оживление и смех волнами перекатывались по обозу. Дорога поднималась в гору. У моста через ручей караван неожиданно остановился.
– Что там такое? – сердито закричал кто-то сбоку.
Словно в ответ впереди послышалось надрывистое:
– Н-но!.. Н-но!..
Загалдели:
– Стала у кого-то!
– Кажись, ягненок попал под колеса!
– Какой тебе ягненок, у Сашки кобыла не везет!
– Поскореича, дьяволы!..
Слезли с возов, подошли к шершавой лошаденке и хилому мужику. Хохочут, обступив гурьбой.
– Два именинника!..
– Лександра, ты бы подпер ее сзади: гляди, полекшает!
Рябой, косоглазый, скуластый Выгода сипит простуженным басом:
– Пой вечную память! Пой вечную память!
– Кой там черт, плясовую! – кричат другие.
Выгода дергает комолою бородой, скалится.
– Ну, плясовую! Пой плясовую!
Несколько человек схватились за тяжи. Выгода, распялив пасть, запел:
Александру мы уважим:
По губам его помажем…
Эх, дубинушка, ухни!
Вот зеленая сама пойдет, сама пойдет!..
Дядя Саша, по прозванию Астатуй Лебастарный, беспомощно суетился вокруг длинношерстной больной лошаденки, махал на нее руками, чмокал, прыгал, подталкивал со всех сторон, но она только дрожала всем худым, изъязвленным телом, жалобно глядела по сторонам, сопела, качаясь на разбитых ногах, но с места не двигалась. По впалым бокам ее, по вытертой коже, приросшей к ребрам, по крутым желобам между ребер струился пот, под брюхом набилось мыло, усталые глаза по-человечьи плакали…
– Н-но! Н-но, матушка!.. Н-по, кормилица!.. Да что же ты это, а?.. Ну, да чего ж ты, а?.. Н-но!.. – истерично кричал Саша, забегая то с того, то с другого бока лошади, хватался за тяж, дергал вожжи, оброть.
– Немного осталось… Дотяни… Понатужься!..
Кобыла не шла. Ворот у Саши расстегнулся, старая запыленная грудь похожа на лубок, по земле треплется сползшая с ног дырявая онуча.
Кто-то нарочно наступил на онучу, дядя Саша упал. Раздался взрыв хохота.
– Бросьте, робятишки, какой тут смех! Не надомно!..
Теми же глазами, что у лошади, дядя Саша с тоскою глядит на мужиков.
– Сам-то рассупонился, старый верблюд!..
– Не надомно! – хватается Саша за пыльную грудь.
– Не на-дом-но! – передразнивают его. – Чего глаза-то лупишь – подгоняй!
Старик нагнулся повязывать онучу, короткая линючая рубаха сдернулась вверх, обнажая острые крестцы и часть сиденья. Хлопая его ладонью по телу, Выгода ржет:
– Поддень портки, баб испугаешь!..
Саша охает и виновато улыбается.
– Ну его к чертовой матери, поезжай мимо! – опять сердятся сзади. – Замотают лошадей, сукины сыны, а тут стой через них!
Подскочил Илья Барский, Мышонок, Капрал.
– Ну-ко, отступись! – кричит Мышонок. – Левка, заводи свово саврасого вперед!
Капрал развязал вожжи, зацепил их арканом за шею Сашиной кобыленки, а концами обмотал задок передней телеги.
– Трогай!
Сытый мерин легко сдвинул воз, аркан натянулся, обхватив мертвою петлей шею кобыленки; она напряглась, неестественно задрав голову вверх. На боках и животе ее шнурами выступили жилы, мускулы на спине округлились.
– Эй, не отставай!..
– Подстегивай, чего рот раззявил, ворона трепаная!
Другие электронные книги автора Иван Егорович Вольнов
Последний отзыв
Это скорее приключение, чем история. Но читать приятно.