Наша самая прекрасная трагедия

Кажется, он заговорился и его фразы чем дальше, тем менее разборчивы – с ним иногда такое бывает, всё-таки, не на родном языке говорит человек. Сам бы я вряд ли сумел выучить русский, если бы не родился в стране, откуда его слышно отовсюду.

– Я отсыплю тебе немного. Попробуем.

Я делаю для нас по две дорожки, а он говорит:

– Какая разница: умирать от рака лёгких или от рака носа?

– Или от любви? – смеюсь я.

– А это – хуже всего и разница как раз есть. Но я бы выбрал вообще не умирать, если бы я мог.

Я свернул трубочкой одногривневую купюру и первым затянулся табаком.

– Отлично приводит в чувство, – сказал я после этого, – как по мне, намного лучше сигарет.

Я достал пару салфеток из кармана.

– Пардон.

Да, это недостаток снаффа – последствия от него это слизь и сопли. То ещё зрелище. Наверное, Штефану я показался гадким и скользким. Но виду не подал и затянулся своими двумя дорожками, а затем попросил у меня пару салфеток.

– Хорошо, – сказал я, откинувшись в кресле, даже не от снаффа, а от того, что избавился от него, – прости, что с той девочкой ничем не смог тебе помочь. Ты ведь немец, а такие звери у нас, знаешь, редкость. Так что, ты вполне сможешь найти себе кого угодно и намного ближе, чем она. А если честно, то на твоём месте, я бы продолжал заниматься тем, чем все мы занимаемся – нашей группой, музыкой, придумаем ей название, логотип, напишем пару песен – и не думать ни о чём, особенно о бабах. Но тебе, конечно же, решать самому.

Он ничего не ответил. Я закрыл, наконец, окно его галереи сам и выключил компьютер. Затем, я решил сменить тему:

– Несколько дней назад я вырезал пару трафаретов – они сейчас у меня с собой. Ещё вчера думал пойти, найти подходящую стену и обрисовать её, но помнишь, погода была не очень, к тому же, я до сих пор не разобрался со стеной – где именно она, моя стенка. Нужно найти. К тому же, мне не помешал бы помощник – одному с этим справиться трудно; и фотограф – для снимков в инстаграм и группу графферов. А тебе нужны хорошие снимки и занятие, чтобы отвлечь свои мозги от всякой ерунды. Ну что, бездельник, как насчёт заняться чем-нибудь полезным?

Раз в городе есть стена – то найдётся и тот, кто её разукрасит. Я всегда говорил, что любые барьеры, как и девушки – не любят оставаться девственными слишком долго. Вот только найти подходящую стену ещё сложнее, чем спутницу жизни. Порой, приходится довольствоваться малым. Как говорил сам Штефан: Запорожье в десять раз меньше Берлина, но и во столько же и просторней. Здесь намного труднее отыскать стену, ещё никем не тронутую, отвечающую по всем параметрам, какими бы они ни были. Здесь двоим будет легче, чем одному. Наверное, я бы так и не дошел до применения своих трафаретов по назначению, если бы Штефан отказался. Но, к моему счастью, он был не против.

Времени у нас было много. Штефан сказал, что знает одно место, которое должно было нам подойти. Я согласился пойти туда и посмотреть. За трамвайной остановкой и пунктом сбора макулатуры по наклонной шла стена, отделявшая строительный пустырь от зубцов облезлых пятиэтажных домов, как один, неотличимых друг от друга. Я сказал, что для моего трафарета эта стена не подходит – слишком неровная, к тому же, уже плотно обрисованная другими граффити, а баллончик с краской у нас был только один. Он предложил мне сделать фон из старых граффити и уже поверх них сделать свою работу, но мне эту идею я сразу отверг. К тому же, место это было таким, где ходят одни хроники, наркоманы, школьники да пенсионеры. А нам нужно было место, где наш череп, логотип группы «Misfits», был бы виден всем.

Пока моросил холодный осенний дождь, наши поиски подходящей стены, как я сказал Штефану, походили скорее на шатания из стороны в сторону охотников за кладами. Мы прошли множество кварталов, о существовании которых я до сих пор не подозревал; но найти то, что мы так упорно искали, не смогли. Так мы добрались до Набережного шоссе и стали двигаться в сторону огромного торгового центра. Тем временем, дождь всё усиливался. В супермаркете мы сразу направились в алкогольный отдел: пивной ряд, полка импортного товара, немецкое пиво.

Хотелось немного выпить, чтобы легче и веселее было думать и делать то, чего раньше не было.

Когда дождь немного поутих, мы уже допили пиво, у меня появилась мысль – нет, просто гениальная идея – теперь я точно знал, на какой стене хотел оставить свой череп.

– Готовь камеру, – указал ему я, – мы идём под мост.

Это была, скорее, автодорожная развязка. Но идея была ясна: там этот череп был бы виден тысячам прохожих и водителей в день. Но это было и опаснее. Готовить и приклеивать трафарет приходилось у всех на виду. Нам повезло: как раз перед нашим появлением мимо проехала патрульная полицейская машина. Следующая появится здесь не раньше, чем через минут пятнадцать-двадцать, а это значит, что нам пока больше ничего не угрожает – этого времени нам хватит.

У всех на виду, мы пришли, я достал из рюкзака трафарет, приклеил его к сваям моста скотчем, закрасил баллончиком, отклеил, дал Штефану сфотографировать весь процесс с разных сторон. А затем, мы убежали. Бежали так долго и далеко, как могли.

Теперь, мы снова направились за пивом, чтобы отпраздновать свою первую общую победу. Только после второй банки, Штефан сказал мне:

– Знаешь, на самом деле, то, что мы с тобой сейчас сделали – это только игрушки. Да, мне так и хочется написать под нашим черепом «Той», потому что это граффити ничего не значит, просто логотип рок-группы и всё. Нам нужно что-то заметное; а ещё больше нужно то, чтобы что-то означало. Бессмысленной мазни – полно повсюду, чуть ли не каждая стена измазана граффити каких-нибудь двоечников с восьмого класса школы. Но разве мы – одни из них?! Этот череп – был нашим первым шагом – логотип чужой группы. Следующим – будет наш собственный герб. Дальше, будет либо лучше, либо не будет вообще ничего.

Я посмотрел на него и ничего не сказал, лишь кивнул так выразительно, что чуть не упал.

– Знаешь, – начал я, доставая коробочку со снаффом, – я решил, что не буду ограничивать себя в творчестве. Я расписываю футболки, стены, вырезаю трафареты, в вашей рок-группе я звукач. Недавно я познакомился с ребятами, они – укротители огня, артисты, обещали мне показать несколько своих приёмов. Я тоже хочу писать свою музыку, хоть я и не знаю нотной грамматики, но это и не нужно, чтобы сочинить какую-нибудь современную композицию; хочу сочинять стихи, рисовать, знаешь. Я так хочу.

Да, я был немного пьян. Но я знаю, Штефан был тем, кто понял, что я хочу сказать.

После нашего последнего пива, мы позволили ногам вести нас куда они захотят. Так, я даже не заметил, как мы почти дошли до места, которое назвал при Штефане «Дворцом Альтеркультур» – дурацкое название, но мне нравится. Рассмотреть его можно лишь подойдя вплотную; это не то место, которое заранее видно издалека. К нему ведёт лестница, по бокам его скрывает заросли, а с западной стороны открывается вид на широкую реку с островом на ней. Оно напоминает тайную научную лабораторию по созданию сверхчеловека из старых фильмов ещё прошлого века. Теперь, доступ к нему открыт всем и каждому. Это – всего лишь искусная декорация, но от этого не менее красива и значима. И хоть оно и кажется заброшенным из-за отсутствия людей, высоких кустарников и разбитых плит – здесь кипит жизнь.

– Жуткое место, – сказал Штефан.

А я тут же возразил:

– Жуткое?! Да это лучшее место во всём этом скучном мире! Его любят все, хотя, как мне кажется, часто о нём забывают. Поэтому, он в таком ужасном состоянии. Вот не доходят у нас руки привести в порядок место, которое всем так нравится. В Германии, наверняка, не так.

Он ничего не ответил. Отвернулся, принял задумчивый вид. Не хватало только надписи у него над головой: «Вспоминает родину».

Башня обсерватории, железно-бетонные колонны; а внутри: широкие залы с советским декором, стены выкрашены мозаикой, изображающей повседневную жизнь украинских крестьян, космические достижения страны; украшены лучшими работами учеником художественных кружков разных лет. А снаружи: теги телеграмм-каналов, граффити, грубые надписи, бессмысленные знаки – здание, создающее впечатление потихоньку разваливающегося, заброшенного строения, о котором все уже давно забыли. Но нет, даже здесь бурлит жизнь, хоть никому она и не заметна. Медленно, оно движется сквозь время, перешагивая через десятилетия.

От одного и того же количества пива, я опьянел куда сильнее, чем Штефан – по крайне мере, так мне казалось. С заднего двора «Дворца Альтеркультур» открывался прекрасный вид на реку, остров и правый берег, застроенный панельными человейниками. Если перешагнуть через бордюр и спуститься по тропинке вниз, по крутому склону, заросшему кустами и деревьями, то можно было выйти к грузовому причалу – ещё одно лучшее место самого скучного города. В нём одно хорошо – открывающееся панорама, которую испортить сложно. Именно здесь во время прошлого фестиваля джаза мы отдыхали с ребятами, среди которых была и Настя – новая фаворитка Штефана. Именно к этому причалу мы и пошли, а точнее, я пошел, а Штефан лишь наступал мне на тень и следил, чтобы я не свалился вниз.

Отличный кадр – вид на мосты снизу; хорошо, что у Штефана всегда с собой фотоаппарат. Я не обращал на него почти никакого внимания – мне становилось скучно, взгляд мой бегал из одного конца в другой. Красота, спасение от всех бед, была где-то рядом, но я как бы я не старался, она всё время ускользала от меня в самый распоследний момент, когда казалось, что я вот-вот её разглядел – настоящую красоту. Если бы Штефан подошел ко мне в тот миг и заговорил со мной, то скорее всего я послал бы этого проклятого немца куда подальше – не словами, так взглядами, жестами – сам не знаю, что на меня тогда нашло. Хорошо, что, видимо, он сам это понимал, а потому молчал. Мы долго не говорили друг другу не слова, а просто стояли, ходили из стороны в сторону и оглядывались по сторонам. А затем, он неожиданно заговорил со мной – а может, он обращался вовсе не ко мне, а к кому-то невидимому, или к самому себе; кто уж этих пьяных немцем разберёт. А сказал он вот что:

– Мне так нравятся вещи, которые находишь случайно, а они оказываются нужными. Просто берёшь их, смотришь и говоришь себе: «О Боже! Да это же как раз то, чего мне не так не хватало – какое везение!». А иногда, это бывают вовсе никакие не вещи: места, люди, а может даже и мысли, идеи, вдохновение – ты не смог бы жить без них, или точнее, твоя жизнь была бы бессмысленной без этих вещей, но понял это ты только тогда, когда нашел их… Что скажешь, Андрей – очень похоже на нас?

– Дерьмо всё это. Я так устал. О, чёрт. А ведь нам действительно повезло тогда с трафаретом – никто нам не мешал, всё так гладко прошло, что даже не на что жаловаться.

Я сделал глубокий вдох и подтянулся. Ещё было светло, но уже через несколько минут солнечный свет рассеялся во мраке и исчез окончательно, как и мой интерес ко всему на свете. Мы со Штефаном стали двигаться назад – до ближайшей остановки были минут десять пешком. По дороге мы решили, что будем ехать в разных автобусах: во-первых, нам так удобнее, потому что живём мы в совершенно разных местах; а во-вторых, мы устали друг друга и нам обоим хотелось одиночества среди незнакомцем, чтобы посмотреть, наконец, на новые лица. Ещё, пока мы шли, было скучно, надо было что-нибудь обговорить, мы стали обсуждать нашу группу и придумали ей название.

– «Дворец Альтеркультур», – сказал я, – а что, как я уже говорил, звучит неплохо.

– Das klingt gut, – усмехнулся Штефан, а я сделал вид, что понял, что он только что сказал, а затем ещё добавил, – oh, stimmt gut.

Я вздохнул с облегчением: вот и всё, теперь я снова предоставлен самому себе. Потное рукопожатие – и можно перенести непрерывно бегущую строку на следующий абзац. И самое приятное то, что его никому не удастся прочесть, кроме меня самого.

3. Гоголь

Первой эмоцией был гнев. Ему на смену пришел страх, а за ним и смирение.

Дело было утром, в том часу, когда для всего, чем можно занять этот день, было слишком рано и не охота что-либо начинать. Изнывая от скуки, я бросил телефон на кровать, так и не досмотрев какое-то заурядное видео на ютубе, и подошел к окну. Внешний мир был не очень-то и дружелюбен: все листья уже выпали, лучи солнца едва пробивались сквозь занавес из туч. После утреннего дождя весь открытый грунт превратился в грязь – ничего страшного, если только она не была повсюду, превращая любое передвижение в очень плохую затею.

Тогда в дело вступила мама. Её приказ (никак иначе назвать его было нельзя) разозлил меня, после чего ввёл в ступор. Словно я был куклой, подвешенной на верёвке, которую кто угодно мог бить для развлечения. Помню, когда мы впервые гуляли со Штефаном, я показал ему с вершины холма на Город мертвецов и сказал, что никогда там не бывал, и что ни одна живая душа меня туда не затащит, по крайне мере, пока не найдётся надёжного проводника. Его я так и не нашел. Не знаю, в полной ли мере душа моей матери жива, но власти надо мной у неё было больше, чем у любого дышащего существа. Она поручила мне передать посылку нашей бабке, которая теперь жила там – в Городе мертвецов – а я даже не знал об этом. Не удивлюсь, если вскоре выяснится, что оттуда пошли все мои предки.

Маму не беспокоило, что я не был там ни разу – «Вот тебе адрес, остальное найдёшь по картам у себя в телефоне, не зря ведь я тебе его покупала». Не волновало так же, что оттуда живым я могу и не вернуться – «Отдай ей деньги и продукты, и перестань выдумывать себе всякого – нафантазировал себе кучу глупых страхов, а на деле, просто бабушку свою ленишься проведать и сделать полезное дело». Тогда, я попросил её подождать до завтра – привезу всё, что надо, но пусть у меня будет время морально к этому подготовиться. Но она была бескомпромиссной и только выдохнула: «Кончай уже и поезжай!». Я кончил и поехал.

От моего дома до Города мертвецов добраться можно было только с пересадкой. Вся дорога занимала около часа, так что, до заката я надеялся вернуться в родной район и не подвергать себя риску остаться в незнакомом для себя месте на вечер. Пока ехал, я внимательно вглядывался в стремительно проносящиеся мимо пейзажи за окном, которые, не смотря на скорость, с которой гнал наш безумный маршрутчик, почти не изменялись. Подъезжая к одной из остановок, я разглядел на другой стороне Андрея, собиравшегося сесть в один из автобусов, двигавшихся в сторону города. Он, словно почувствовал моё присутствие, повернул голову в сторону моей маршрутки и я помахал ему рукой. Хоть как-то это длинное путешествие от одного края города к другому удалось скрасить. Музыка, которую я слушал в наушниках в пути, пересказывала истории убийц и преступников, сошедших с ума от жизни, которая их окружала. Чем дальше я продвигался вглубь неизведанного мира, тем больше я их понимал.

Мы проехали знак с перечёркнутой надписью: «Запорожье», то есть, выехали за город. Но по факту, населённый пункт, в котором я оказался, числился как часть одного из микрорайонов, то есть, был по статусу чуть ли не самой мелкой территориальной единицей. Он состоял из одной-двух улиц, вдоль которых, соблюдая социальную дистанцию, выстроились пятиэтажные дома и частный сектор. За ними было только поле – бескрайнее, уходящее за горизонт, добраться до которого было так же нереально, как дойти до места, где садится солнце.

Моя бабушка за свою жизнь успела сменить множество адресов. Но именно в этой квартире она провела свою молодость, а к старости вернулась обратно. Что действительно поражало с первого взгляда в её жилищи, так это чистота. «Проснулся швабру сразу в руки, а обратно в угол её лишь под вечер – с перерывом на обед», – сказала она, когда я спросил её об этом. Моя бабушка открылась для меня с новой стороны. Теперь, мне стало ясно, в кого пошла моя мать, вечно недовольная беспорядком, который я устраиваю везде, где задерживаюсь надолго. Пол чистый, покрытый ковром, свободные от пыли полки, блестящая чистотой и свежестью посуда, которая была меня старше лет на двадцать. Порядок царит везде, даже там, где он не нужен, где существует лишь для того, чтобы не тревожить глаз, как, к примеру, стулья, на которые никто не садится уже много лет, но всё равно заботливо прикрытые чистой скатертью, бокалы и рюмки, никогда не пробовавшие спирта.

Я отдал её деньги и продукты, после чего сразу должен был бежать, пока не стемнело, и не стало слишком поздно, пока на улицы Города мертвецов не вышли на охоту ночные хищники, которых я так боялся и придумывал сотни разных историй. Но что-то остановило меня и я медлил. Квартира моей бабушки походила на музей давно ушедшей эпохи – было в ней что-то притягивающее. Стоило очутиться здесь, как сердце переполняло ощущение домашнего уюта. Хотелось задержаться здесь подольше, среди этого спокойствия и остановившегося времени. Теперь, это была не скука, а желание продлить мгновение умиротворения.