Исцели меня

Оба родителя резко вбежали в комнату, на их лицах был страх, но увидев, что Настя глубоко дышит, они расслабились. София принесла коктейль.

Настя находилась в полусознательном состоянии, ее окружили родители. Я отошел в сторону и прижался спиной к холодной стене. Ярослав протирал влажной тряпочкой ей лоб, София дала выпить коктейль. Настя расслабленными губами сделала глоток и упала на подушку. Жалкое зрелище рвет на части мою душу, призывая совесть к ответу.

– Теперь ты можешь идти домой, она вне опасности, – произнес спокойно Ярослав, подходя ко мне.

Я с облегчением вдохнул и мысленно послал слова благодарности миллионам божеств, к которым обращался.

– Макс, – постанывающе произнесла Настя, засыпая.

Я улыбнулся ей.

– Очень поздно, ты можешь остаться, – сказала София и с упреком посмотрела на Ярослава, тот виновато пожал плечами. – Мне трудно в этом признаться, но сейчас ты ей больше нужен, чем мы, – сказала она и вышла из комнаты.

– Располагайся, – сурово произнес Ярослав, покидая комнату.

На лице у Насти появился румянец, было отчетливо слышно, как она дышит. Я не раздеваясь лег рядом с ней и укрыл нас обоих пледом. Я много думал о ее даре, о людях, которых она спасла и еще может спасти и о той боли, которую она испытывает. Я поймал себя на мысли, что поставил в своей жизни очень высокую планку, и мне нужно разделить себя с ее каждодневным риском и болью.

Сегодня был очень тяжелый день, намного тяжелее из всех предыдущих.

Она

-Ай, – через тяжесть прикладываю ладонь ко лбу. Каждое движение болью отдается в голову. Ненавижу состояние после адреналина и глоток вина за здоровье отца Максима был явно лишним. Я боюсь открыть глаза, но ощущаю тепло, исходящее от Максима. Он – мое лекарство, мое обезболивающее.

Открыла глаза, все резко расплылось, предметы потеряли очертания, растекшаяся цветная картинка перед глазами неожиданно обрела четкость. Раньше я никогда не замечала, что цветы на люстре, которые огибают каждую лампочку, в действительности похожи на живые розы, только сделаны из стекла. Я еще долго рассматривала причудливые изгибы каждой веточки на люстре, стараясь отвлечься от последствий укола. Я провела тыльной стороной ладони по щеке Макса, от этого слабого прикосновения он вздрогнул, словно что-то его испугало.

– Эй, – произнес он, улыбаясь, – ты как, малышка?

– Все хорошо, – вру я. Я прекрасно вижу его усталость и тревогу.

– Настя, почему ты не сказала, что это опасно? Как бы я жил без тебя?

– Максим, вся моя жизнь связана с опасностью, я просто верю в благополучный исход, – оправдываюсь я.

– Спасибо за отца… ты… – он с горечью смотрел на меня, не зная, что сказать. – Я бы придумал что-нибудь, если бы знал про остановку сердца.

– Максим, не надо, – твердо произнесла я, пытаясь встать, – не надо меня жалеть. Я сделала свою работу, потому что Бог дал вам второй шанс, а я всего лишь инструмент, который исполнил его желания.

Я поднялась, пытаясь сесть на кровать, но рука соскальзывает, и я падаю на спину, острая боль от сердца проходит в отдаленные части тела, пересекая дыхание и заставляя меня поморщиться.

– Настя, что? Что случилась? – с испугом произнес Макс, подхватывая меня.

– Все в порядке, – говорю я, восстанавливая дыхание.

Он с тревогой смотрит на меня, поглаживая меня по щеке, вкладывая в свои движения всю нежность и любовь. Я чувствую себя хрустальной вазой, которая от малейшего прикосновения может разбиться.

– Макс, не смотри на меня так! – произнесла я, пряча от него глаза.

– Как? – оторопел он, поворачивая мое лицо к себе, заставляя смотреть в его встревоженные глаза.

– Не жалей меня, пожалуйста, я же боец, я совсем справлюсь, – убеждаю я, пытаясь встать, но эта попытка тоже провалилась. Эта беспомощность начинает меня злить.

– Я очень боюсь за тебя, во мне все переворачивается, когда я подумаю, что ты могла погибнуть. – Он замолчал, и скулы нервно задергались на лице. – Я все бы отдал, только чтобы ты стала нормальной…

– Всю свою жизнь я чувствовала себя уродом, только с тобой почувствовала себя нормальной, – я прикоснулась к его покалывающей щетинке на щеке, и он на секунду прикрыл глаза, наслаждаясь моим прикосновением. – Просто люби меня, как ты любишь.

– Обещаю, – улыбнулся он, – тебе надо еще поспать, ты слаба.

– Ты только не уходи, – шепнула я.

Он крепко прижал меня к себе. Греясь теплом его тела, проваливаюсь в бездну, и меня накрывает сон.

Глава 12

Он

Пережив страх потерять ее навсегда, я трепетно прижимаю любимую к себе и не могу уснуть. Настя сладко спит, спрятав нос в моей кофте. Ярослав оказался прав: трудно смотреть на любимого человека, когда он добровольно приносит себя в жертву, а ты остаешься стоять в стороне беспомощным дураком. Венчание, может, и сохранит ее дар, но не сохранит понимание между нами, я всегда буду рваться защитить ее, она будет уверять, что ее страдание – это смысл жизни.

Я посмотрел в окно. За прозрачным тюлем видно, как на небе собираются тяжелые синие тучи. Вместе с ухудшающейся погодой на меня давит депрессивное настроение, и я продолжаю накручивать себя. Одна часть меня относится к ней как к святой и считает, что ее дар – это великий долг перед людьми, другая часть меня хочет избавить от всех мук и страданий. Эти думы затягивают меня, и я уже не столько наблюдаю за небом, сколько думаю о нас, растворяясь в грозовых тучах. Настя пошевелилась, потягиваясь, выпрямилась всем телом. Я заботливо поглаживаю ее по спине.

– Ты не ушел, – шепнула она. Ее тихий спокойный голос возвращает меня из депрессивных размышлений.

– Я бы не посмел оставить тебя в тяжелом состоянии, – я провел пальцем по большому синяку. Запекшая кровь разлилась под кожей, отражая сочетание оттенков холодной и теплой гаммы с бледно-желтой окантовкой. – Я сделал тебе больно?

– Ты не виноват, – спрятала она руку под плед. Совершенно легко села на кровать, опираясь на подушку. Я привстал за ней. – Это я попросила тебя сделать капельницу, – она прячет от меня взгляд, я раздраженно вздыхаю.

– Я должен был спросить о последствиях капельницы, я чуть тебя не угробил…

– Максим, прекрати все эти терзания, ситуация была по обстоятельствам. Да, я очень редко, но пользуюсь адреналином, – возмущается она, вставая с кровати.

Я тоже поднимаюсь вслед за ней, бережно помогая ей встать. Она упрямо отталкивает мою руку, показывая свою самостоятельность.

– Макс, я не хрупкая и до встречи с тобой справлялась с трудностями сама! – крикнула она и замерла…

Меня задели ее слова, свое разочарование я скрыл, прикрывая глаза ладонью. Мне было очень трудно смириться с тем, что все мои старания сравнили с обузой, которые я навязываю. Чувствую ее прикосновения и убираю ладонь, встречаюсь взглядом с ее большими глазами, полными сожаления и вины.

– Вчера ты изменилась в машине, ты уже в тот момент чувствовала, что…

– Я знала, что нужно оказать помощь, но не знала, что это твой папа, – робко ответила она на мой незаконченный вопрос.

– Речь ведь в доверии, ты знала, но не поделилась со мной. Ты все спланировала, убедилась, что капельница в сумке, – во мне росло возмущение, и в глубине души я пытался найти оправдание своей беспомощности.

– Если бы я рассказала тебе, то ты не поехал бы на день рождения. Я знаю, что ты пошел бы на все, чтобы оградить меня от страдания, а твой отец погиб бы потом. Тебе стало бы легче, если бы он погиб? Тебе стало бы легче жить, зная, что я могла его исцелить? – она со злостью тычет указательным пальцем мне в грудь.

– Я очень благодарен за отца, но речь идет не о нем, а о тебе, – хватаю я ее за руку.

– Максим, речь идет о том, что ты пытаешься спасти от того, от чего я не прошу спасать меня, – это мой выбор, – злится она и вырывает руку из моего захвата.

Наконец на ее лице я увидел злость, ярость, а не слезы. Действительно, в этой хрупкой ангельской девушке я не заметил настоящего бойца.