Торговец дыма

– Да ладно тебе, – беззаботно сказал сокамерник. – Не сегодня, так завтра. Поверь, куда приходят китайцы, там всем места мало. Я слышал, они вообще табак терпеть не могут! Это в их понимании – запах свободы, а свобода китайцам не нужна. Им нужна покорность. Мир в меланхолии, вот идеальный для азиатов мир!

Услышав слово «меланхолия», Санчес невольно представил картину Дюрера, висевшую на стене в его гостиной. Неужели то, что изображено на полотне, может быть осознанной целью хоть для кого-то? Впрочем, погруженных в меланхолию легче заставить трудиться на благо Поднебесной, не поднимая головы…

А спать новоиспеченные рабы могут в таких вот крохотных камерах – отдыхать во тьме от палящего солнца, так утомляющего за день.

Может, и хорошо, что Санчес до этого не доживет?

Луис грустно улыбнулся.

Все превращается в дым, только на свой манер.

Глава 22

Меланхолия навсегда

1514 г.

Весть о смерти Барбары Дюрер, матери Альбрехта, застала Варгаса врасплох. Старый, больной, грузный, он так давно не покидал Севилью, что уже совсем позабыл, что такое – ездить экипажем, спать на жестких кроватях постоялых дворов и питаться редко и не особенно вкусно.

Однако же лично выразить Дюреру соболезнования по поводу кончины матери Варгас считал обязательным, ведь они с Альбрехтом по-прежнему дружили, и художник неоднократно навещал Марио в Севилье. Теперь пришел черед банкира отправиться в дорогу, и пусть хлопот хватало, он не жалел, что принял это решение.

Не так много друзей у меня осталось, думал Марио, уже шагая по Нюрнбергу к мастерской художника.

Стояла летняя пора, чудесная и солнечная. Город в ярком дневном свете был чудесен, и Варгас даже улыбнулся через силу, несмотря на отдышку и боль в коленях. Хотелось бежать куда-то, купаться в теплом море, курить на берегу и просто жить полной жизнью… которую Марио, к своему сожалению, помнил уже смутно. Все его бытие свелось к торговле табаком и банкирским расчетам. Прогулки дальше веранды случались не чаще, чем полнолуние, а последние годы Варгас и вовсе едва не приурочил их к солнечным затмениям…

Как жаль, что в ту пору я еще не вел дневники, мысленно вздохнул Марио и постучал в дверь мастерской.

Ему открыли не сразу – Альбрехт, как рассудил банкир, наверняка опять увлекся работой. Однако же когда дверь отворилась, и Варгас увидел бледное лицо художника, в душе его зародилось сомнение – уж не старый ли недуг настиг Дюрера после смерти его почтенной матушки? Банкир тут же попытался вспомнить, когда он в последний раз отправлял партию табака немецкому мастеру, но без помощи расходных книг, которые остались в Севилье, сделать этого не сумел: память с годами сделалась ни к черту.

– Здравствуй, милый друг, – с грустной улыбкой сказал Марио. – Прими мои самые искренние…

– Здравствуй, Марио, – бесстрастно ответствовал Альбрехт. – Я очень рад, что ты приехал навестить меня… Входи, не стой у порога, прошу.

Банкир закивал и следом за Дюрером прошел, скрипя досками пола, прямиком в зал, где обыкновенно работал Альбрехт. К удивлению Варгаса, на сей раз здесь было крайне мало картин художника. Инструмент пылился на полу, чего обыкновенно Дюрер себе не позволял.

– Ты, верно, давно ничего не писал? – робко поинтересовался банкир.

– Отчего же? Писал.

Дюрер подошел к столу, взял глиняную кружку и плеснул в нее немного вина из кувшина. Потом оглянулся на Марио:

– Выпьешь?

– Пожалуй, рановато, – виновато улыбнулся Варгас.

– Наверное, ты прав, – вздохнув, признал Альбрехт и, залпом осушив кружку, грохнул ею об стол.

Марио наблюдал за другом с опаской. Воображение почему-то тут же подкинуло дымное воспоминание из прошлого – Колумба, еще живого, но уже пораженного странным подобием меланхолии, с бокалом вина, за столом севильского трактира.

Неужто табак не помогает? Или Альбрехт, подобно Христофору, утомился курить и забросил этот чудесный ритуал?

– Присаживайся, мой друг, – настойчиво сказал Дюрер, и банкир, кивнув, уселся на лавку.

– Так что же с гравюрами? – спросил Марио. – Ужель у тебя снова возникли подражатели, которые выбили тебя из колеи? Или же виной… недавняя трагедия?

Альбрехт вздрогнул, хмыкнул неуверенно.

– Я думаю, не бывает чего-то одного. Конкурентов хватает, некоторые играют бесчестно, но в суд я больше не собираюсь. Бессмысленная трата денег и нервов – расследуй, купи подделки втрое дороже собственных гравюр, а после получи громадное разочарование… Вдобавок – матушка, о чем, конечно, я до сих пор грущу. Но мастерская пустует не только по печальному поводу – просто Агнесса справляется со своей работой куда лучше, чем я.

– То есть вы неплохо подзаработали на продаже твоих картин?

– В том числе. Хватило, чтобы похоронить матушку со всем надлежащим пиететом.

И снова – вялая, вымученная улыбка.

– Но ты же не просто сидел в мастерской и пил вино, правда, мой друг? – осторожно спросил Варгас.

– Что? О, нет, я же не…

Альбрехт осекся, видимо, хотел сказать про Колумба, но вспомнил, что Христофор давно уже бороздит моря мертвых – разумеется, если таковые взаправду существуют.

– В общем, я сделал вот это, – спешно добавил Дюрер.

Он подошел к стеллажу в углу, достал с верхней полки небольшую гравюру и передал ее Марио, который тут же с интересом уставился на новую работу старого знакомца.

На заднем плане справа возвышалось каменное здание, возможно, недостроенное – к нему неизвестный мастер прислонил деревянную лестницу. На стенах здания висели песочные часы, весы, колокол, был изображен магический квадрат с непонятными числами. В небе, в лучах кометы, распростерла крылья огромная то ли летучая мышь, то ли мелкий дракон. На крыльях было написано «Меланхолия I»…

– Какая необычная гравюра, – не в силах оторваться от созерцания, пробормотал Марио. – Это на заказ или?..

– На заказ. Для эрцгерцога Максимилиана I, если тебе это что-то говорит.

– Немного, но все же – да, говорит. И что это его потянуло… на мистику?

– Он слегка… скажем так, увлечен астрологией и до жути боится влияния Сатурна, то есть, по сути, меланхолии. А кому, как ни мне, знать о ней?

Кривая усмешка Дюрера заставила Марио вспомнить о тех временах, как он, куда более молодой и стройный, привез Варгасу чудодейственное лекарство.

– Отчего же ты не поделился с ним табаком? – спросил банкир.

– Оттого, что он до жути суеверен, – со вздохом пояснил Дюрер. – Разве что мне удастся объяснить, что табак свалился к нам с Юпитера… Но, увы, при всей своей суеверности совершенно не глуп. И, вероятно, сообщит о моей дьявольской привычке куда следует…

– Даже так?

– Предпочту не проверять. В общем, Максимилиан заказал мне своеобразный оберег от меланхолии… И вот он, перед тобой.

Варгас замер в предвкушении увлекательного рассказа о новой работе, когда в прихожей скрипнула дверь. Пару мгновений спустя в мастерскую вошла Агнесса с кувшином вина и сыром. Она постарела и, кажется, немного смягчилась с годами. По крайней мере, Варгаса жена Альбрехта приветствовала вполне дружелюбно:

– Доброго дня, Марио.