– Это как?
Хантер едва сдержал смех. Доплелся до челнока и заглянул внутрь. Дана спала в кресле и чему-то улыбалась.
– Ее придется отправить в интернат… – сказала Шейла. Это не было вопросом.
– Конечно. Девочке придется долго учиться и привыкать к нашим реалиям. Кстати, как ее записать? У них там, похоже, фамилий нет вообще.
– Я давно придумала. Дана Люси Гордон, как же еще?
Клетка для души
Я становлюсь Смертью, разрушительницей миров
«Бхагавад Гита», Р. Оппенгеймер.
Часть первая. Хантер
Хантер не любил сидеть без дела. Тогда он обычно слонялся по всему Центру и совал везде нос, мешая ученым решать проблемы, по их мнению, вселенского масштаба. Тогда, по просьбе профессора Невтриносова, его отлавливала Шейла и силой тащила к себе в комнату. Хантер высказывал десантнице все, что думал о новейших разработках и о самих разработчиках, и ненадолго успокаивался. А потом, после стонов и страданий, ему обязательно находилась какая-нибудь грязная работа. Так случилось и на этот раз.
Пронзительный сигнал коммуникатора разогнал послеобеденную дрему. Хантер оперся ладонью о Шейлу и приподнялся. Десантница схватила его за руку и швырнула обратно на койку:
– Полегче на поворотах, приятель! Ты меня с подушкой не попутал?
Она нашарила истошно вопящую трубку и включила громкую связь. Радостный голос Невтриносова возвестил:
– Наконец-то откликнулся! Зайди в четвертую лабораторию. Ты мне нужен. Намечаются важные испытания.
– Вряд ли вы мне позвонили для того, чтобы я поделился с вами своим мнением об экспериментальных усилителях, – ехидно сказал Хантер. – Уже бегу.
Он сунул босые ноги в десантные берцы, накинул на голое тело китель и рванул дверь.
– Да, приятель, – неодобрительно бросила Шейла. – Твое счастье, что я ниже тебя по званию. Я бы семь шкур с тебя спустила за такое отношение к военной форме.
– Слава уорент-офицерам! – заорал Хантер.
Он вышел в коридор и поплелся в лабораторию.
Невтриносов, согнувшись пополам, прикручивал кабели к разъемам главного блока медицинской станции – здоровенного шкафа высотой в полтора человеческих роста. Зачем она ему?
Хантер запнулся о провод и едва не налетел на ученого.
– Смотри, куда прешь! – пробурчал профессор. – Раздевайся! Догола!
– Э… Трофим Федосеевич… Я думал, у вас нормальная ориентация.
– Я как-то читал одно исследование. В нем доктор психологии утверждал: те, кто поднимают тему сексуальной ориентации, сами латентные геи. Их, между прочим, в любом обществе семь процентов.
Хантер обогнул медицинскую станцию и лицом к лицу столкнулся с Лилианной Андреевной – главным врачом Центра. Она зачем-то перекрасила длинные, ниже плеч волосы в огненно рыжий цвет.
– Бедняжка… – прошептал Хантер. – Доктор, зачем вы так над собой издеваетесь?
– Трофиму Федосеевичу нравится.
– Это другое дело. С начальством не спорят.
Хантер аккуратно повесил китель и брюки на вешалку. Лилианну Андреевну он не стеснялся: врач все-таки.
Ученый нажал на кнопку. Стена отошла в сторону, открывая опутанное проводами кресло. Хантер не удержался от издевки:
– Электрический стул? Я думал, смертная казнь осталась в древнейшей истории.
– Объектно-ориентированный трансмутатор, – откликнулась Лилианна Андреевна.
– Транс… чего? Мутатор? – Хантер идиотски хихикнул, явно играя на публику.
– Давай, садись в кресло, – нахмурился профессор. – Пора начинать испытания.
– Интересные вы люди, а? Думаете, я полезу в неизвестную штуковину? И ведь полезу же. Любопытно же, что вы напридумывали вдвоем.
Хантер сел в кресло. Щелкнули зажимы. Руки и ноги оказались прижаты к металлическим пластинам.
– Садо-мазо какое-то…
Лилианна Андреевна постучала по клавишам пульта управления. Ученый повернул переключатель. Чудовищная судорога скрутила Хантера. Он, хрипя и задыхаясь, выгнулся дугой от дикой боли. Что-то сверкнуло, хлопнуло, и ток выключился.
– Я же… говорил… электрический стул, – проговорил Хантер сквозь стон. – Кайф-то какой, когда все заканчивается.
– Отказ второго контура! – крикнула Лилианна Андреевна.
Она встала из-за пульта, посветила Хантеру в глаз фонариком. Её тонкие пальцы едва уловимо пробежали по телу.
– Живой вроде. Можем повторить. Только не отпускай зажимы, – добавила она, очевидно, уловив безумный взгляд подопытного.
Невтриносов повернул переключатель, мир на секунду померк. По телу разлилась невиданная ранее легкость. Разум начало захватывать липкое, холодное сознание машины. Оно полностью затопило мозг, поглотив личность, растворив человека внутри себя…
Впрочем, искусственный интеллект сопротивлялся недолго. Жалобно пискнув, он рухнул под невыносимым грузом парадоксальных теорий и предположений, за долю секунды выдвинутых изощренным человеческим разумом…
Перед глазами пробежала рябь, и Хантер, легко сорвав зажимы, встал с кресла. Теперь он смотрел на профессора сверху. Что это? Он стал выше ростом? И рука… Это не его рука! Металлическая конструкция, увенчанная серебристой пятерней, торчала из плеча.
– Что вы… со мной… сделали? – резкий, как визг циркулярной пилы, голос эхом обрушился с потолка. Почему-то речь была замедленной, с паузами. Каждое слово приходилось проталкивать сквозь глотку.
И вдруг Хантера поразило ужасное открытие: он не дышит!
– Ошибка в речевом контуре, – профессор поставил на пол портативный голографический проектор. – Ладно, и так сойдет. Вряд ли ему доведется много разговаривать. На исправление нет времени: у меня симпозиум.
Прямо посередине комнаты вспыхнул экран – трехмерная голографическая проекция старинного зеркала. Несколько секунд оно оставалось синим, потом в нем появилась картинка-отражение. Хантер увидел робота с птичьей головой на гибкой гофрированной шее, почти человеческим торсом и металлическими руками и ногами. Треугольные глаза светились зловещим красным светом. За спиной торчали два сложенных металлических крыла. Хантер с каким-то извращенным восторгом понял: это он!
Ученый встал в театральную позу: