Книга скорпиона

Из-за спины Кровника выросла крупная, тяжёлая фигура Метателя. Маркус отодвинул полог и оба романца вошли.

В центре комнаты на низком столике горело несколько светильников. Тут же стояли остатки ужина и посуда. В дальнем от вошедших углу на циновках полулежал Иешуа, закутанный в широкий тёмный плащ. Лицо его было неподвижно. Рядом с ним на спине лежала Масалья. Тело покойницы было спеленато, как пеленают младенца. Лицо: белое, большеглазое, без единой морщинки подчёркивало её сходство с ребёнком. Бледный взлохмаченный Маттафия сидел возле неё, поджав под себя ноги, и, перебирая чётки, бормотал молитву.

Маркус сбросил свой плащ на землю и сел на него напротив Иешуа. На Кровнике был кожаный, с железными нашивками, панцирь, а на тяжёлом толстом поясе – гладиус в чёрных ножнах и боевой нож. Метатель, не обративший внимания ни на труп женщины, ни на Маттафию, внимательно-восторженным взглядом долго смотрел на Иешуа. Потом тоже сел подогнув под себя полы длинного плаща. Несколько мгновений всё оставалось неподвижно. Все присутствующие почувствовали, что настоящее как канатоходец, потерявший равновесие, застыло на миг, перед тем как упасть, и сознание каждого из находящихся в комнате изо всех сил цеплялось за этот миг, боясь неизбежного падения в будущее.

Наконец, Иешуа и Метатель взглянули друг на друга. В удлинённом худом лице, больших овечьих глазах, как в воде дрожала обречённость.

– Здравствуй, Чужеземец, – сказал Метатель на чистом греческом, отчего и Маркус, и Иешуа не всё понимали. – Ты звал меня, и я пришёл. Ты знаешь, кто я?

Иешуа слегка кивнул.

– Ты нарушаешь все законы: и людские, и небесные, – продолжил Метатель. – Ты один ничего не в силах изменить. Этот мир не будет спасён жертвой.

– Тебе нужен я? – перебил его Иешуа.

Метатель замешкался с ответом и Иешуа продолжил:

– Нет, тебе не нужен я. Тебе нужно лишь твоё спокойствие. Ты хочешь умереть спокойно. Ты слаб, романец.

– Перестань! – голос Маркуса резанул по ушам не хуже меча. – Ты проповедовал любовь – где она?! Ты вопил о жизни – и смерть жрёт твоих близких. Ты спасал от безумия и сам лишился разума.

Кровник по риторской привычке поднялся:

– Ты жалкий актёр. Ты не можешь спасти даже себя и указываешь людям путь. Куда?!

– Маркус, сядь, – сказал на латыни Метатель.

Кровник повиновался.

На Иешуа было больно смотреть. Он сжался в комок и задрожал. Потом подался вперёд к Маркусу и, протягивая к нему руки, зашептал:

– Но ты… Почему ты не пойдёшь со мной. Ведь они… Они мне сказали: «Иди и мы поможем». Но все ушли. И Менглу, и она. Они ждут меня… Они ждут…

Кровник презрительно смотрел на Иешуа. Когда тот умолк, заговорил Метатель:

– Далеко на севере отсюда, на границе с Каппадокией[113 - Каппадокия – область в Малой Азии на территории современной Турции, разделялась на Понтийскую (побережье Черного моря) и Внутреннюю.] у меня есть дом. Я там родился и вырос. Я поеду туда умирать. В тех местах не бывает жарко или холодно. Там всегда светло и тихо. Дом стоит на берегу озера и по утрам дикие козы спускаются с гор, чтобы напиться. Поедем туда вместе. Я стар и устал. У меня нет детей, которым я бы передал поместья и деньги. Ты молод. Ты птица, которая может и должна летать. Я могу помочь тебе. Оглядись вокруг – ты не увидишь ничего, за что можно отдать жизнь. Глупо думать, что, убивая себя, ты кого-то спасаешь.

– Романец, ты хочешь, чтобы я ушёл и предал, – тихо сказал Иешуа. – Но мой дом здесь. Зачем мне твой дом?

Кровник грубо выругался.

– Это твой шанс выйти живым из твоего безумия, – уже без злости, устало сказал Маркус. – Ты будешь жить, ты будешь творить. От трупа польза только червям. Ты делаешь из них, – говоривший кивнул на Маттафию, – червей.

Маркус замолчал, глядя на огонёк светильника, потом продолжил:

– Ты и сам раб и червь. Ты забыл, что ты есть, и что тебе дано. Ползаешь в грязи и считаешь это благом. Ты можешь изменить очень многое и в людях, и в мире, но ты трус и предпочитаешь уйти. Ты страдаешь, и будешь страдать даже там, потому что не заслужил свой покой. Тобой управляют тени.

Иешуа лёг, сжался в комок и тихо, по-детски обиженно плакал.

– Они стоят надо мной, – сказал он, размазывая кулаком слёзы. – И ждут чего-то. И смотрят. Это духи неба.

– Духи неба? – брезгливо скривился Кровник. – Это уродливые призраки. Nigri lemures[114 - Чёрные призраки (лат.)]. Они боятся тебя и поэтому сами пугают.

Маркус выхватил меч и сделал несколько рубящих движений над головой Иешуа, поражая невидимых противников. Потом несколько раз громко заорал и, довольный, убрал меч и опустился на сиденье.

– Я прогнал их. Колдовство рассеялось, – сказал, улыбаясь, Маркус. – Они не вернутся.

Лежащий Иешуа пошевелился. Метатель помог ему подняться и сесть. Иешуа выглядел совершенно обессиленным. Метатель поднялся на ноги и бросил Маркусу на латыни:

– Забирай его и пошли.

Кровник был рад, что, наконец, закончился этот бессмысленный, по его мнению, разговор, и занялся действием: подхватил лёгкое вялое тело, забросил на плечо и двинулся к выходу.

Весь разговор просидевший возле тела Масальи Маттафия и появившийся в дверях на крики Кровника Камень были неподвижны. Маркус был готов ко всему, но те не предпринимали никаких действий, чтобы отбить учителя.

Когда романцы ушли и унесли Иешуа, Камень подошёл к Маттафии и сел рядом. Маттафия знал греческий и понял весь разговор.

– Так будет лучше для него, Шимон, – сказал Маттафия. – С нами он бы умер, а эти вылечат его. И защитят от храмовников[115 - Вероятно, имеются ввиду жрецы иерусалимского храма.]. Он станет большим равви, не то, что мы. Мы просто запишем про него, чтобы люди знали.

Камень зарыдал в полный голос, по-звериному подвывая и ревя.

Йуду

Он сидел на гостевом ложе в доме Кровника и перебрасывал из руки в руку металлический шарик-тессеру[116 - Тессера – вид жетона для получения по нему из государственной казны определенного количества денег или каких-либо товаров.], довольно прицокивая языком. Маркус молча наблюдал за этим. В один из бросков Йуду как бы случайно не удержал тяжёлый шарик, тот упал и закатился под ложе. Йуду пришлось вставать на колени и доставать его. Глаза йудея при этом еле уловимо и быстро обшарили вокруг. Маркус про себя усмехнулся: этот разорившийся торгаш и проворовавшийся сборщик налогов много лет был его ценными «глазами и ушами». Романец, вернувшись из Эгипта, сумел, как тогда говорили «отстирать» варвара, которого поймали на утаивании собранных податей. Но сейчас йудей стал слишком предсказуем. К тому же стар, кажется болен, и будет становится, как дряхлая собака, всё беззубей и глупей. Он и сейчас уже для меня бесполезен, понимает это и боится. Даже под ложе полез проверить нет ли спрятанного оружия или человека в засаде.

Нащупав шар, Йуду вытащил его и положил за пазуху. Поднимаясь с колен преувеличенно по-стариковски закряхтел и как бы между прочим спросил сидящего Маркуса:

– А что вы с ним сделаете?

– Убьём, – спокойно ответил Кровник.

– Зачем он вам мёртвый? С него мёртвого даже шкуру не сдерёшь, чтобы продать, – нервно хохотнул Йуду.

Кровник на шутку не отреагировал. Взгляд у него был спокойный и пустой, как у статуи.

– Хорошо, прощай, прощай, – махнул рукой Йуду. – Ты знаешь, где я живу. А я тебе ещё понадоблюсь. Так ведь? А?

Йуду криво улыбнулся. Маркус повернул к нему голову, и в его глазах блеснул интерес.

– Неужели он ничему тебя не научил?

– Кто из них двоих? Менглу? Он был стар и хитёр. Он был хороший колдун, но плохой учитель. А ваш Чужак… – Йуду на мгновение задумался. – Я долго ходил с ним, и слушал его. Он и в самом деле нездешний. Он, наверное, пророк, а пророкам положено страдать. Так ведь?

Маркус и Йуду рассмеялись.

Кровник устало зевнул и потянулся:

– Да, йудей, ты прав, но ты ничего не понял.