Книга скорпиона

Метатель, морщась от головной боли, дочитал письмо йудейского собрания, бегло пробежал глазами по длинному списку имен (письмо было написано на латыни, йудейские имена тоже и Метатель сморщил нос от варварской тарабарщины).

Молодой книжник Савл стоял рядом с префектом. Из-за болезни Метатель принимал не как обычно в большой зале претории, а в одной из своих комнат. Префект Йудеи выглядел неважно. Подпирая крупную наполовину лысую голову левой рукой, он окончил чтение, правой сунул письмо помощнику, стоявшему рядом, и медленно, чтоб не вызвать новый приступ боли, повернул голову к Савлу и спросил на койне:

– Будут ли йудеи требовать помилования, согласно обычаю?

Савл немного подумал и ответил:

– Они выберут кого-нибудь другого.

Метатель спросил почему.

– Будет выбран какой-нибудь убийца или вор. Ему всё равно долго не жить – убьют родственники им убитых, – спокойно сказал Савл. – Много народу приехало в город на праздник и трудно уследить за всеми. Но всё будет тихо и не потревожит ни покой наших празднующих, ни романский закон. Скорее всего его удушат, чтоб не проливать в священный день крови.

Метатель усмехнулся и тихо проговорил на латыни: «Хитро».

Савл, тоже на языке романцев ответил: «Это не хитрость – это восток».

Префект поглядел на молодого человека. Маркус утверждал, что все йудеи доносчики, частью купленные, а частью предающие друг друга совершенно бесплатно. Похоже этот был из последних. И знает романский язык.

– Ты писал письмо? – спросил на латыни Метатель Савла и тот ответил, что да, он.

Метатель перешёл на койне:

– Я уважаю решение йудейского совета. Ваш Ясон[121 - Эллинизированный вариант имени Иешуа.] виноват перед людьми, но виновен ли он перед богами? Вероятно, он близок к ним, если сумел подчинить себе разум стольких людей. Я сужу по государственной необходимости, но сам боюсь суда богов. Если ваши жрецы и старейшины берут перед лицом бессмертных его смерть на себя, я согласен с его казнью. Передайте свой ответ префекту стражи города Кровнику. Наказание преступников будет сегодня. Если ваш народ и первые люди скажут: «Да, да», Кровник исполнит наказание. Уходи.

Савл не ушёл, однако, а сказал:

– Они будут согласны. Они будут рады убить его, хотя ни разу и не видели.

Метатель поднял глаза на йудея:

– Я опасаюсь беспорядков в городе, и поэтому ваш ложный пророк будет находиться под стражей.

Потом внимательно посмотрел на Савла и добавил:

– Я встречался с ним. Это обычный мятежник и безумец. Он считает себя правителем Йудеи и сыном вашего бога.

Метатель улыбнулся:

– И ещё он любит рассказывать небылицы.

Префект замолчал, всё ещё улыбаясь и, наверное, припоминая его басни, потом неожиданно спросил:

– Как тебя зовут?

– Павел, – ответил молодой книжник, на греческий манер переделав своё имя.

– Откуда знаешь языки и письмо?

– Я учился в Грэкии.

– Ты странный йудей, – сказал, после паузы префект.

– Что-то странное происходит со всеми нами, – тихо проговорил Савл и, попрощавшись, ушёл.

Метатель отпустил помощника, весь разговор молча простоявшего рядом, сжимая под тогой кинжал и готовый защитить префекта, и остался один.

Казнь была назначена на вторую половину дня. Из-за серых облаков, закрывших солнце, казалось, что уже наступил вечер. Улица, что вела к городским воротам, постепенно заполнялась людьми. По ней должны были провести осуждённых. Сильный ветер гудел меж домами, теребил края одежд собравшихся зрителей.

Появилась передовая группа романского конвоя и принялась расчищать дорогу. Воины должны были проследить, чтобы из толпы не прилетело ни одного камня, палки или стрелы. Родственники жертв преступников могли броситься на осуждённых, как уже бывало. Этого нельзя было допустить. Убивать здесь имели право только романцы.

Показался четырёхугольник стражи, сопровождающий преступников. Народ на улице притих. Четверо грязных полуголых людей шагали в затылок друг другу. У одного было сильно разбито лицо. Он еле видел дорогу.

Уличный народ стал осторожно перешёптываться. Никто не кричал, не пытался прорваться к осуждённым. Заключённые уже не принадлежали этому миру и люди знали это. К ним относились как к мертвецам. Люди шли вслед за конвоем. Они исполняли обязанность «проводы мёртвых». Её ввели романцы. Местные должны были понять, что такое справедливое наказание. Представители знатных йудейских фамилий, жрецы, крупные торговцы, любители зрелищ из нейудеев сопровождали осуждённых на смерть до места казни. На лицах некоторых было любопытство, большинство же относилось к проводам как ещё одной обязанности, которую надлежит исполнить.

Дойдя до городских ворот, шествие остановилось. Из рядов конвоя вышел Маркус. Он был в начищенном наборном панцире, одетом поверх багровой туники, шлеме с алым гребнем. На простом легионерском поясе висел гладиус в потёртых ножнах и кривой боевой нож. По риторским правилам Кровник поднял правую руку с прижатыми к ладони мизинцем и безымянным пальцами, призывая к тишине, и на йудейском громко объявил:

– В честь вашего великого праздника Рома являет вам свою милость. Мы согласны отпустить одного из них! – Маркус повернулся к осуждённым. – Варраван – выйди!

Вышел самый низкорослый из осуждённых. Тут же к нему подошли двое легионеров и развязали верёвки на руках.

– Ты помилован, – сказал Кровник, потом тихо добавил, обращаясь к спасённому: – И помни, кому ты обязан продолжением своей жизни.

И громко, надрывая лёгкие:

– Во славу кэсара и Ромы!

Варраван, неуверенно озираясь, и потирая бордовые запястья, направился прочь от конвоя. Толпа расступилась перед ним. Спасённый шёл сутулясь, словно ожидая удара, потом перешёл на бег и скрылся в одной из боковых улочек.

Маркус жестом приказал толпе стихнуть и на привычном ему койне объяснил, что «проводы мёртвых» завершились, и люди могут расходиться. Сегодня сопровождение до места казни в честь праздника отменяется. Солдатам было приказано двигаться дальше. Большинство людей стало расходиться. Однако, группа в несколько десятков человек пошла вслед за конвоем за городские стены. Они были удивлены: Кровник, как и все романцы презирал обычаи и празднества варваров йудеев. Чтобы он отменил проводы на казнь должна была быть очень веская причина, и совсем не та, какая была названа…

Место казни было обычным – холм Мёртвая голова. Траву и мусор на нём регулярно выжигали, и он всегда был чёрен. Три креста были вкопаны треугольником, так, чтобы казнимые не видели лиц друг друга. В центре треугольника был воткнут значок особой когорты городской стражи, занимающейся именно казнями – овечья голова с оскаленной волчьей пастью на длинном позолоченном древке. Вокруг холма очертили метку мертвецов – круг за который после крестования нельзя было заходить толпе. Солдаты оцепления обнажили мечи и встали спинами к месту казни. Осуждённым крепко связали ноги возле лодыжек. Потом каждое запястье отдельно стянули петлёй, натянули эти верёвки, переброшенные через желобки в перекладинах крестов и подняли тела на высоту. Верёвки заканчивались крючьями, которыми цепляли за выступающие из земли железные кольца позади крестов. Ноги привязали к кресту несильно – был уже почти вечер, и казнь нужно было завершить до темноты[122 - Смерть на кресте происходила от медленного мучительного удушья. Для её ускорения требовалось убрать всякую опору из-под ног казнимого. Это достигалось либо перебитием ему голеней, либо неплотным их привязыванием.].

Кровник достал свою знаменитую ременную плеть с вшитыми железными пластинками, с десяток раз хлестанул по каждому распятому телу, чтобы слетевшимся мухам было чем поживиться. Казнимые не могли кричать. Их начинало изводить удушье. В ответ удары раздались сиплые стоны. Тот у кого было изуродовано лицо обгадился. Другой забился в истерике, но от бессмысленных дёрганий ему стало ещё хуже.

Солдаты оцепления запели. В песне не было слов. Она состояла из двух чередующихся звуков «у-ха». Медленно и тягуче разворачивалась бесконечная мелодия.

У-ха, у-ха, у-ха…

Марку всегда чудились в ней движенья крыльев: вверх, вниз, вверх, вниз. Это была песня смерти. Духи предков слетались на её зов и встречали прибывших. Солдаты знали, что такое смерть. Они верили, что тот, кому они помогли встретиться с предками, поможет и им в этом деле, когда настанет их черёд.

Над холмом не умолкали тоскливые звуки.

Метатель

– Я распял его.

Он внимательно посмотрел на Кровника.