Счастливая Жизнь Филиппа Сэндмена

Открыто высказать ему свою благодарность, конечно же, он бы не стал, и поэтому твердо решил отплатить добром своим новым сотрудникам, что он делал регулярно и с большим удовольствием.

Не менее активно проходил час их отдыха, в течение которого они успевали перекусить, обменяться парочкой анекдотов, обсудить самую интересную из проделанных биржевых операций и напоследок перекинуться мнениями об услышанных новостях: общественных, культурных, спортивных, и меньше всего – о внешнеполитических. Так уж ему повезло: мало кого интересовало положение их страны на мировой сцене. «Мы – маленькая страна, мало что мы можем кому-либо предложить и мало кого интересуем», – поговаривали они. Однако с приближением весны просыпаться и наливаться силами стала не только природа: к международным новостям, которые Омид все же приносил на обсуждение, стали прислушиваться.

– Опять неспокойно на границе, то тут, то там совершаются диверсии, соседи делают резкие заявления. Нашим все равно – от этих ничего дельного не дождешься. А что народ? Мы – люди привыкшие, не ново все это для нас. Но то, что происходит сейчас, ничего хорошего не сулит. На этот раз все кажется гораздо серьезнее, чем раньше.

Наверное самое бездушное, бездумное и безумное занятие, придуманное человеком – это война за одного из множества выдуманных им богов. Каждая из противоборствующих сторон, вступающих в такого рода конфликт, уверена в том, что их бог – единственный настоящий, и именно им и никому другому он поможет, пусть даже в глубине души каждого из воинов и таится вопрос «зачем нам все это нужно?». Один факт рождения человека в той или иной религиозной группе превращает его для людей из другой подобной группы в объект слепой ненависти без учета его личных качеств, достоинств, внутренних идеалов и достижений. Такая ненависть – бесценный инструмент в руках тех, кто жаждет неограниченной власти, основанной на унижении не только чужого, но и своего собственного народа, и поэтому они не могут не использовать концепцию бога, время от времени внося в нее нужные поправки. И они прекрасно понимают, что сами сейчас являются богами – Богами Войны.

Получается, что обожествляя что-то или кого-то и вооружаясь их именами, властители сами мнят себя богами и действуют соответственно, совершенно пренебрегая Законами Истинной Справедливости, Великого Равновесия, Бескорыстного Созидания, Сердечного Сопереживания и другими названиями одной и той же непостижимой и нескончаемой Любви.

А где же люди? А люди покорно принимают все то, что им выдают, и обустраивают места, к которым их приписывают, и занимают ту или иную вверенную им позицию. И пока человек не оставит эту позицию ему всегда придется бороться с себе подобными до чьего-либо конца.

То утро выдалось действительно прекрасным. По чистому лазурному небу проплывали белесые полупрозрачные облака. Слегка освещаемые занимающейся зарей, они притягивали к себе взгляды и рисовали в сознании самые безмятежные образы. Все еще холодный утренний воздух уже не кусал лицо и не вгонял в кости дрожь, ибо солнце, неторопливо поднимающееся над горным горизонтом, словно обещало с минуты на минуту начать быстро прогревать его.

И пели птицы. Городские птицы – не те, которые молча встречали новый день в восемнадцати километрах от просыпавшейся столицы. Почувствовав, что этому прекрасному утру не суждено смениться прекрасным днем, они инстинктивно прекратили свои песни, и рассвет внимал совершенно иным песням. То был стон земли, издаваемый ею от боли, причиняемой разрывами снарядов и тяжестью гибнущих людей. Началась война.

Ровно в восемь утра весь коллектив биржи был на своих местах, словно там разыгрывали какой-то приз. По мрачным лицам время от времени пробегали улыбки: никто не хотел лишний раз портить и без того упадшее настроение товарищей, но и подбадривать особо не получалось. Все понимали, что какое-то время будет не до шуток.

– Сейчас необходимо переждать несколько дней, а лучше – неделю, – учили Омида сотрудники. – Раньше бывали конфликты с соседями, и длились они от трех до четырех дней максимум. Правда, на этот раз все может оказаться намного серьезнее. Да, неделю бы продержаться, – говорили они.

Омид погрузился в размышления не только о своей судьбе, но и о судьбе своего любимого коллектива, о Ки, о доме и даже о конторе, в которой ему пришлось проработать две нелегкие недели.

«Интересно, как там они? Кто-то, наверное, бежал из страны, кто-то продолжает сидеть, уткнувшись в свой компьютер, словно ничего не случилось. Их дело. Что сейчас нужно делать мне?» – спросил он сам себя, после чего обобщил свой вопрос и задал его коллегам вслух.

– Что сейчас нужно делать нам? Как вы думаете?

– Продолжать работать. Что мы еще можем сделать в такой ситуации? Не идти же воевать, – сказал один.

– А вдруг объявят общую мобилизацию? Тогда придется идти. Всем придется, – ответил другой. Омид молча поглядел на него, и тот добавил: – Омида не призовут – это точно. Все-таки иностранец.

– Но легче мне от этого не станет, – смутившись, заговорил Омид. – Мне хочется что-то сделать для этой страны, для этих людей. Сейчас я работаю…

– Ну, а потом, как это всегда бывало, ты можешь помогать в тылу, – поддержал его третий коллега. – Не переживай, мы всё понимаем. Тебе и сейчас не легко: сидишь тут, все мысли о доме.

«Об обоих домах», – домыслил за него Омид, кивнув в ответ.

Закончив свой самый непродуктивный и, по согласным свидетельствам всего коллектива, самый длинный день на работе, Омид заторопился домой. Ки еще не пришла, и он начал суетиться по дому, поставив разогреваться обед и принявшись неторопливо нарезать вчерашний хлеб. Когда все было сделано, он сел на стул и в тишине кухни пытался придумать, чем бы еще заняться. Только он подумал о Ки, как вспомнил о Нике, и решил позвонить ей и поинтересоваться не нужно ли ей было чего-нибудь принести.

– Нет, Омид, сегодня мне ничего не нужно, – хрипло ответила она. – Ки вчера мне принесла запасов на несколько дней. Даст бог, всего этого хватит на все время этого конфликта. Дня три-четыре, наверное.

– Дай то бог, – выжал из себя Омид.

Ки пришла домой лишь после десяти вечера.

– Почему так долго? Где ты была? С тобой ничего не случилось? – беспокоился Омид, обнимая еле державшуюся на ногах подругу.

– Нас послали на склад и мы весь вечер распределяли продукты, – еле проговорила она. – Таскали мешки, перекладывали их, раскладывали все по ящикам… Ты представить себе не можешь, какая там кутерьма. И ты не можешь отлучиться, отойти, передохнуть. Заняты абсолютно все: кто-то в магазине, кто-то на складе, потом меняемся… Пока я не заснула на ходу дай-ка я в душ зайду. Принеси мне, пожалуйста, чистое полотенце.

О еде Ки не могла и думать, но от крепкого чая не отказалась. Закутавшись в банное полотенце, она сидела с кружкой в руке, задумавшись о чем-то. Может она вспоминала то, что пережила сегодня сама, а может быть и пыталась представить как проходил этот день у тех, кто был сегодня не в центре столицы, а там, на границе. А ведь для многих из них этот день уже никогда не закончится.

Ки не заметила, как ее кружка постепенно наклонилась настолько, что чай начал капать на полотенце. Омид окликнул ее, а после принялся затирать свежие бурые пятна.

– Полотенце, чай… Ну и пусть капает. У кого-то кровь сегодня капала, закапала – залила! – все вокруг. Просто так. Просто потому что кому-то не понравилось слово, которым другой назвал официально зарегистрированного у них бога. И этого кого-то поддержат сотни тысяч, многие народы и государства. А ведь это лишь предлог. На самом деле кто-то сейчас хорошо нагреет на этом деле руки, прячась за божественной мотивацией. Просто так. Само слово «бог» уже давно само себя дискредитировало. Там, откуда ты приехал, его называют иначе, чем здесь, а здесь совершают совсем иные ритуалы. Но ведь наши пророки говорили об одном и том же, не так ли? Все они говорили только об одном: о Любви. А в любой священной войне Любви нет. Ты, кстати, читал сводки с границы?

– Да, весь день я то и дело листал новости, смотрел… – начал было говорить Омид, но Ки прервала его.

– Ты понимаешь, как сегодня воюют? – сказала она, добавив к своему вопросу легкую улыбку.

– Как?

– Мышкой. Или просто пальцем. Мышкой водят по столу, или пальцем – по планшету. Навел на точку на карте, быстро коснулся пальцем дважды – и все! Летит смерть, подлетает к своим целям. На земле ты можешь до последней секунды не знать, что это уже происходит, как вдруг – бабах! Для них это просто еще одна компьютерная игра.

– А я читал, что какой-то передовой отряд вторгся на территорию и постепенно продвигается к городу, и что руководит им какой-то офицер, рассказы о жестокости которого бегут впереди него.

– Одно другому не мешает. Те воюют, не видя противника в лицо, им легко убивать, потому что они не видят в нас людей. И этому герою тоже разрешают играть в его игру. Будет у них герой теперь, который будет брать нас животным страхом. Я же говорю: эта война очень многим на руку.

– О чем думает армия? Я ничего не понял из новостей.

– Значит это и нашим на руку. Новости, из которых ничего не можешь понять, указывают на то, что никому ничего не разрешается понимать. Сейчас у каждого возникнет свое мнение, все перемешается, никто никому не будет верить.

– Ты считаешь, что конфликт перевалит за три-четыре дня? – задал еще один наивный вопрос Омид, на который Ки ничего не ответила, лишь хмыкнула, допила свой чай и пошла спать, сказав, что не может больше сидеть. Тем не менее она долго не могла уснуть, переворачивалась с одного бока на другой, то прижимаясь к Омиду, то отворачиваясь от него. Наконец, он услышал, что ее дыхание замедлилось и стало равномерным и глубоким. Омид продержался еще минут десять, охраняя ее сон, после чего отключился и сам.

Он услышал ее. Она услышала его. Произошло это одновременно. Оба вдруг мгновенно проснулись от какого-то звука, донесшегося до них откуда-то издалека. Глядя друг другу в черные глазницы, они старались не дышать. Успев в течение своего недолгого сна забыть о прошедшем дне, они в течение нескольких мгновений восстановили в памяти все основные события. Если бы в этой ситуации проснулся кто-то один из них, как это произошло несколько дней тому назад, другой бы мог предположить, что ему или ей опять приснился тревожный сон. Сейчас же каждый из них понимал, что такой вариант исключался из числа возможных. Оставалась еще крохотная надежда на то, что они просто одновременно потревожились чем-то в своих снах, но через несколько секунд и эта надежда рухнула, когда ночную тишину нарушил звук от очередного разорвавшегося снаряда. Омид вмиг похолодел, после тихо свесил ноги, напряженно прислушиваясь, пока не услышал еще один разрыв. Он подошел к окну и стал смотреть сквозь ночь над городом в сторону горизонта. Через полминуты он увидел его маленький фрагмент, очерченный кратковременной вспышкой.

Омид посмотрел на Ки. Она продолжала лежать в постели, укутавшись в одеяло. Она подоткнула его под себя со всех сторон, уткнулась в него носом и, не отрываясь, смотрела на Омида.

– Может все-таки стоит завтра встать и уехать подальше? – решился наконец заговорить он, сев на кровать.

– Я не смогу оставить все как есть, – ответила Ки. – Не дом я имею в виду, а работу, людей, мои обязанности. Ты, конечно, волен делать все, что решишь для себя. Ты – иностранец, и эта земля не обидится на тебя, если ты ее покинешь.

– Земля у нас одна. Это люди протянули границы, поделив ее на страны, и что здесь, что у себя на родине я продолжаю ходить по одной и той же земле, которая сегодня страдает.

Вот мы, например: если бы я не уехал из дома, то я бы никогда не встретил тебя. Да, произошло это в чужой стране, но мы ведь чувствуем друг друга и понимаем, словно всегда были вместе. Человек, замкнутый в границах, обозначенных другими людьми, всегда рискует не найти самого близкого человека, не найти своей половинки – так ведь говорят, да? А ведь обе половинки всегда будут ждать встречи, они готовы к ней, и им надо только увидеть друг друга, а после уже сработают все остальные механизмы.

Каждый человек страдает от одиночества, пока не находит свою половинку. Само его естество нуждается в этом воссоединении. Я где-то читал об одной очень красивой и немного печальной теории, утверждающей, что наша жизнь – квест, загадка. В самом ее начале одно целое разбивается надвое, и в разных уголках мира рождается два человека. В начале пути их может разделять лишь одна улица, а может статься, что между ними будут лежать океаны. В течение своих жизней они должны будут найти друг друга – как угодно, как хотят, как смогут. В случае неудачи, или если они найдут половинку, которая будет лишь похожа на настоящую, они оба в конце концов поймут, что потеряли данное им время. Если же им удастся отыскать ту самую половинку которая была отделена от них самих в момент рождения, то они будут жить долго и счастливо… Ну, может и недолго, но они определенно познают свое счастье.

– Да, красиво. Но тогда получается, что обе половинки будут одного и того же возраста, когда встретятся. Сколько ты знаешь счастливых пар, родившихся в один и тот же день?

Вопрос Ки не предполагал ответа. Оба опустили головы.

– Конечно же, необязательно, чтобы каждая из половинок после разделения незамедлительно бы воплощалась. Они могли бы… Да ладно, неважно. Да, теория эта романтична и несовершенна. Но хотим мы этого или нет, половинка всегда будет ждать этой встречи, и надеяться на нее она будет до самого конца. Иногда это может произойти в последний час жизни, и именно в этот час человек осознает, что вся жизнь стоила того, чтобы это произошло. И один час будет прожит как целая жизнь. Представляешь, такое концентрированное счастье, а? Ки, я хочу сказать, что мы можем продолжать жить по любви и по совести в любом другом месте на земле.

– Хм, а я думала о том, что нам уже все равно, где мы будем находиться в будущем. Ведь если ты – моя половинка, а я – твоя, и мы нашли друг друга, то мы справились с этим квестом и нас уже ничего не разделит, правда? Я не уверена, что смогу пойти на это, но мне действительно очень хорошо с тобой. Даже сейчас, даже в этот час мне спокойно, потому что ты рядом. Давай встретим этот день и посмотрим как он продолжится, ладно?

Ки наконец зашевелилась, обняла его своей горячей рукой и потянула к себе. Щеки ее были влажными от слез.

И снова Ки и Омид проснулись одновременно. На этот раз их ничего не испугало, просто так произошло, что они вместе открыли глаза и увидели друг друга. Улыбнувшись и по привычке пожелав доброго утра, каждый из них задумался о чем-то своем. Омид вернулся к мыслям о вынужденной смене места проживания и попыткам найти способы убедить Ки в необходимости пойти на это. Она же думала о том, как сложится у нее этот день. Полежав еще с минуту, она вылезла из-под одеяла.

– Пора собираться. Давай по-быстрому выпьем кофе и я побегу, – говорила она, торопливо набрасывая на себя одежду. – Новости послушаю по дороге, да и на работе явно будут обсуждать все, что успеют услышать. Сейчас – только кофе.