Звери Стикса. Часть 1. Контрольная служба «Смерть»

Фауст сосредоточился на своих чувствах и представил, как с обратной стороны здания в окно влезают воры–убийцы–нисильники в черных костюмах и масках на лице.

«Бред».

Тело никак не отозвалось.

Представил, как кошку сваливает сердечный приступ, она, задыхаясь, летит кувырком по лестнице, как дом дрожит от землетрясения – ничего не изменилось, пусто. Его внутренний зверь не отзывался на эти фантазии.

Конечно, это было маловероятно, но все же он представил, как Кира и Джекоб нежно занимаются любовью. Как она стонет, повинуясь его напористым движениям, закидывает голову назад и томно прикрывает глаза, как он ласково прикасается губами к ее шее…

Снейк хорошо выучил своего ученика, вбив тому в голову, что собственный сексуальный мотив нужно проверять всегда. К счастью, самцовой ревности он к кошке не испытывал, и при этой мысли его тревога никак не изменилась.

«Слава Богам, нет».

Тогда он представил, как пара ссорится на кухне. Они кричат, ругаются, бьют посуду. Как Джекоб замахивается на кошку и влепляет ей звонкую пощечину…

В глубине живота что-то шевельнулось, насторожилось. Вот оно верное направление – Джекоб.

«Оп–па… значит, парень мне не просто не нравится, а представляет для Киры угрозу… Любопытно».

Фауст продолжил искать, представлять…

… Как Джекоб рвет на ней одежду, душит и насилует прямо на полу гостиной, грубо хватаясь своими толстыми пальцами за ее грудь…

«Не то…»

Как избивает девушку, забившуюся в угол, палкой от швабры…

«Снова нет. Скорей уж наоборот, она не из слабаков»

И тут в голове возникла яркая картина, как Киру душит черная плотная мгла, копия той, что была в театре.

Грудь, живот и голова взорвались, все чувства мгновенно обострились, зрение самопроизвольно перешло на энергетический спектр. Он с силой сжал руль и нахмурился. Зверь внутри него рычал и готовился к прыжку. Вот что он почувствовал – вероятность нападения.

Он никоим образом не хотел влезать в личную жизнь подопечной. И сейчас совершенно не понимал, что может в данной ситуации сделать. Одно дело это пойти ее искать в опустевшее здание оперы, и совершенно другое – вломиться в спальную к любовникам, только для того, чтобы проверить, все ли в порядке. Но внутренний тревожный звоночек настойчиво дергал его за всякие жилы и он прекрасно понимал, что нет ни одной причины не доверять своим опасениям. Значит нужно идти, стучаться, говорить какую-нибудь чушь – что угодно, любыми средствами добиваться, чтобы Кира была у него на виду, пока эта звенящая тревога, это ощущение угрозы не отступит.

Дорожка к крыльцу была обрамлена ухоженными розовыми кустами. Он поднялся по свежим, крепким белым ступенькам и, еще с секунду помедлив, решительно постучал в выкрашенную в глубокий синий цвет дверь длинными костяшками на пальцах. Никто не ответил. Он прислушался. В доме слышались приглушенные голоса. Как он и предполагал, влюбленные переругивались. Он постучал снова. Кира что-то жестко и холодно сказала Джекобу, и, по всей видимости, пошла открывать – шагов пес не услышал, но голос стал немного ближе, хотя разобрать, что именно она говорила, было невозможно – в доме была хорошая шумоизоляция. Его вдруг захлестнуло какое-то детское чувство неловкости. Сейчас она ему откроет – и что он скажет? Но прежде, чем этот неприятный сценарий свершился, он почувствовал новую волну тревоги и непроизвольно ощетинился. Повинуясь внутреннему импульсу, он с силой загрохотал кулаком по двери.

– Кира?!

Практически сразу он услышал из-за дверей страшный шум – что-то тяжелое полетело на пол, разбилось, топот, угрожающее злое шипение кошки и звуки борьбы. Не дожидаясь больше никаких сигналов, он легко выбил хлипкую дверь плечом. Выломанный замок разлетелся фонтаном длинных розоватых щепок. Звуки возни и, к ужасу пса отчаянный женский крик послышались со второго этажа. Он взлетел по лестнице, одним скачком достиг двери в дальнюю спальню. Он не осознавал, что видит, что происходит, а действовал автоматически, отпустив узды разума совсем. Главное – успеть. Влетев в комнату, он увидел, как Джекоб навалился на Киру, и то ли душит ее, то ли просто придавил лопатками к кровати. Увидел собственные руки, с чудовищной силой дергающие парня за лодыжки, выдирая, наверное, ноги из суставов. Он слышал собственный низкий рык, поднимающийся из глубины груди вместе с гневом. Тело Джекоба показалось ему каким-то слишком уж мягким, будто бы это была кукла, набитая опилками. Мужчина выпустил кошку и при падении сильно ударился головой о бортик кровати, но не издал ни звука. В следующее мгновение его тело неестественно выгнулось, поднялось над полом, опираясь только на кончики пальцев ног. Не давая опомниться ни псу, ни кошке, черная струящаяся мгла начала вытягиваться, выливаться из глаз, рта, носа, ушей Джекоба. Знакомый жуткий вой, не имеющий ничего общего с человеческим голосом, наполнил комнату. Фауст растерянно наблюдал, как черная масса принимает форму кривой когтистой руки с длинными многосуставчатыми пальцами и тянется к девушке.

Он услышал хруст, короткое упругое сопротивление плоти под своими руками и в ту же секунду, когда вывернутая резким движением голова Джекоба безвольно опала на пол, черная рука растворилась в воздухе, не дотянувши до кошки буквально нескольких дюймов.

Его сердце бешено стучало. Дыхание было частым – он не утомился, а испугался. Он смотрел на Киру широко раскрытыми черными глазами.

«Жива».

Это было самое главное. Кира сидела, съежившись на смятой койке, оторопело смотрела на него. На щеке ее наливалась ссадина, она была тоже перепугана до полусмерти, дрожала, но была жива и цела. В ее серых глазах с узкими, практически точечными зрачками была какая-то пустота. Она вжалась в угол еще сильнее, закрыв рукой рот и пытаясь как-то справиться то ли с дурнотой, то ли со слезами.

Фауст проследил за ее взглядом и вдруг осознал, что только что на глазах у девушки убил ее любовника. По щекам Киры потекли темные ручьи. Рыдания сотрясали, сводили судорогой ее хрупкое тонкое тело.

«Вот же мудак!»

От досады за собственную оплошность он зажмурился, осел на пол по стенке и закрыл голову руками.

Он стоял немного в отдалении, прислонившись к мобилю и курил то ли пятую, то ли шестую сигарету. Он наблюдал за суетой, развернувшейся в доме. На происшествие приехала целая толпа народу – и местные полицаи, и вездесущие репортеры, и люди из министерства и, конечно же, сотрудники КС. Прибыл сам Волфтейн. Марк быстро навел порядок в воцарившемся было хаосе: сделал официальное заявление для министерства, раздал указания Анубисам и полицаям, отогнал прессу, поломав пару фотоаппаратов – о раскрытии личностей агентов теперь можно было не беспокоиться. Информационные стервятники притихли и дожидались в сторонке, когда лев насытится, и они смогут приступить к трапезе. Пес не мог не восхититься его организаторскими способностями. За Кирой приехала какая-то ее подруга на быстрой красной машине очень хищного дизайна. Фауст издалека наблюдал, как бойкая темноволосая женщина, приобняв укрытую пледом девушку, увезла ее в неизвестном направлении. Их сопровождала Ютзи – невысокая японка в белом кимоно. Судья Баньши. Она нашла Фауста взглядом и коротко кивнула ему своим точеным фарфоровым личиком. Он кивнул в ответ.

«И я рад видеть тебя среди живых, Ютзи»

Все правильно. Сейчас Кире не хочется видеть рядом с собой мужчин, и в особенности его. Марк окинул всю эту ладно работающую бюрократическую машину хозяйским взглядом, удостоверился, что все идет своим ходом, и направился к нему.

Помолчали. Волфтейн пытался подобрать слова.

– Молодец, Фауст. Ты все правильно сделал.

Пес нехорошо усмехнулся. На сердце у него было тяжело. Он чувствовал, что этот груз повис у него на плечах и тянет их вниз. В этот момент из дома вынесли тело. Псоглавые анубисы чинно и торжественно несли на плечах закрытый черным плотным чехлом низкий паланкин. Открывать тело сейчас было нельзя, потому что все лицо, грудь и живот Джекоба были изрезаны глубокими страшными ранами от когтей – кошка билась насмерть. Репортеры голодными глазами посматривали в сторону грозной фигуры диабла и с трудом сдерживались, чтобы не накинуться на добычу, не растерзать ее фотовспышками, лишь изредка позволяя себе сверкнуть с дальнего расстояния. Фауст снова покачал головой.

– Не все, Маркус, – тихо и очень серьезно сказал он.

– Ты сделал что мог. Главное – свою задачу ты выполнил, девочка цела.

– Марк, – оскалился пес. – Я у нее на глазах убил ее близкого человека.

Волфтейн потупился. Ему было нечего сказать.

– Снимай меня с задания. Я… я не справляюсь.

Марк смерил пса брезгливым взглядом.

– Фауст, друг мой, а что заставило тебя вылезти из мобиля и пойти проверять как там дела у сладкой парочки?

Пес безразлично пожал плечами.

– Почувствовал. Тревожно мне было, вот и пошел.

– Ага… И в Дродорфе почувствовал? И в театре тоже почувствовал. Никому бы и в голову не пришло подозревать этого… как его, маэстро или лезть в семейные ссоры со своими проверками. Нет, Фауст. Даже не заикайся об этом больше, я не сниму тебя с задания. Твое чутье – ее последняя надежда. А нам эта девочка нужна живой и здоровой.

Он раздраженно выдернул у пса изо рта сигарету и растоптал ее широким массивным копытом.

– И хватит уже курить! Распустил нюни! Марш на пост – я кому сказал девку из виду не упускать!?

Пес внимательно посмотрел на решительно настроенного диабла, достал новую сигарету, закурил. Неторопливо сел за руль и поехал «на пост».

Глава VII. Блум.

Ночные огни сонно проплывали в черных окнах. Светлые тепло-оранжевые полосы от заглядывающих внутрь фонарей ползли по телу девушки – от колен к лицу. И как только одна полоса соскальзывала с ее макушки вверх, растворялась во тьме салона коляски, как снизу, с колен, уже начинала свой путь новая.

Кира смотрела в окно. Всю дорогу безвольно сидела, пристегнутая, в кресле, вывернув гибкую шею вправо – смотрела в окно. Фауст тоже молчал. Настроение было мрачным. Три дня она провела у подруги, потом помпезные похороны, и еще несколько безликих суток, когда она, видимо убегая от прошлого, переехала с Восточного на Западный берег Стикса в городок Блум. Все это время он не мог справиться с жутким раздражением, которое кошка вдруг стала у него вызывать. Вот и сейчас он испытывал то же самое. Он не мог понять, в чем дело, но она его бесила и ему просто хотелось быть сейчас не с ней, а где-нибудь в другом месте.