Небо пылало ночам и дням.
Вечен ли свет, вопрошах в сердцах –
Или и там костерки да страх?
Жили они во зле, во зле –
Дети мои, на земле, земле;
Мало прощали, грубели рано,
Не подпускали врача до раны.
И уносились из тьмы, как вздох,
В вечную тьму – и хорош, и плох.
Напластования душ копил
Ад – в пламенах закалял, углил.
Много превыше страданья их
Новая поросль взошла, как стих.
Дети мои, в блеске сил, зане,
Помните мертвых в земле, в огне.
Заявление о намерениях
Хочу, чтобы вы знали обо мне!
Хочу, чтобы в огне творилась близость –
Пылающая, радостная смерть,
Отринувшая медленную тризну!
Хочу, чтоб вы послали мне письмо –
С нарочным, сверх приплаченным проворством
Семейного, спешащего домой,
Оттиснувшего след свой, но не возраст.
Хочу, чтоб темнота стекалась к нам
Из всех углов и щелей картотеки,
Где роется всласть в вечных именах
Студент, свои готовящий билеты.
Хочу, чтоб вы мечтали обо мне,
Хочу, чтоб повторяли слово в слово
Завет мой и прозренье – как во сне,
Так наяву, как древле, так и снова.
Хочу, чтоб все узнали про меня!
Воистину, уже не до стыда мне:
Соскучился по силе размазня,
Взывавший битый век к Прекрасной Даме.
Я всем напоминаю неспроста
Ушедших в безвозвратные пределы,
Считавших даже не до полуста –
До тридцати семи, до вспышки белой.
Наглец? Наглец. А кто иначе пел?
Скажи, чем царство божие берется –
И если бог судил, что смел пострел,
Кто осудить обоих их возьмется?
Хочу того, что было им дано.
Несчастные, великие, святые…
Краснеет подпись пролитым вином,
Скрепляя договор присно и ныне.
Меркурий
Я вырос под Меркурием