На черной этажерке;
С тех пор легко воскуривать
Мне фимиам богам.
И гложет удивлением
Меня иная мерка:
Та, что всем поколениям
Присуща – но не нам.
Не нам, Меркурий стройный мой,
Нагой красы чураться,
Не нам все с неизбежностью
Уваживать кресты,
Не нам бояться тьмы ночной
И зла остерегаться,
Не нам – брезгливо-нежное
Любовной доброты.
Смотрю – и восхищаюсь я
Твоей изящной статью.
Иной – за парижанкою
Влачится, хлад и нем,
Трезвонит незнакомкою
На чтениях стократно –
И вот, воспет потомками.
А я – чужой совсем.
Отцом святым обласканный,
Стоишь – спокойный, добрый;
Прижаты кудри шапочкой,
Накидка на плечах.
Такими этажерками
Полны квартиры наши.
Их алтари божественны,
Как встарь, когда в лучах
Сверкающего Гелиоса
Дети, мы спознались
С учителями мудрости,
Сошедшими с небес…
Страницы века медленно
Перст лучевой листает.
Меркурий, Тот, Гермес – прости.
Мы снялись с прежних мест.
Бывало и хорошее.
С тех пор мы называли
Словечком «дух» все сброшенное
Нами в щель земли,
Все робко проступавшее,
Томившее загадкой…
Разгадку отвергали мы,
И лучше не могли.
Увы, увы, Меркурий, нам!
С тех пор мы все «духовны»,
С тех пор огонь желания