Инкубатор. Книга II

Штурман посмотрел в ту сторону. Там зияли расширяющиеся вмятины их следов, с каждым мгновением поглощая покрытие дороги и сливаясь в сплошное и разносимое ветром ничто.

– Здесь что-то произошло с самой материей! – потрясённо воскликнул он.

– Если это так, то мы бы уже провалились сквозь землю. – Командир покачал головой. – Здесь что-то другое… Такое впечатление, что разрушаются исключительно искусственные сооружения. Органика, надо думать, этот мир уже покинула.

– Чертовщина какая-то… – задумчиво пробормотал штурман, не замечая, как сам тоже склоняется к вездесущести потустороннего во Вселенной.

Он собирался сказать ещё что-то не столь глобальное, как вдруг в воздухе явственно прошелестел смешок. Штурман недоумённо посмотрел на командира, но у того на лице не было и тени улыбки, лишь такой же изумлённый взгляд.

Внезапно снова послышался шелест. Однако звук на этот раз не сопровождался ничем, похожим на смех. Пронзительный и нарастающий, он мгновенно достиг уровня болевого порога, отчего люди рухнули в пыль и скорчились, зажимая уши, и так же резко оборвался во вспышке острой боли.

Шестым чувством земляне ощутили чужое присутствие. Некто пошарил в их сознании, словно в неосвещённой кладовке, и выскользнул прочь, оставив после себя мерзкое хихиканье. И ещё первобытный ужас, затопивший следы его пребывания, скрутивший их личности в беспомощные тряпичные куклы, о которых и не подозревали.

Обоим потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя и подняться на ноги. Они старались не смотреть друг на друга, потому что уже не были теми, почти всемогущими существами, наткнувшимися совсем недавно на удивительный артефакт. Сейчас и командир, и штурман ощущали себя полнейшими ничтожествами, раздавленными стихией ужаса, а в таком состоянии никому не стоит встречаться взглядами.

Наконец подчинённый украдкой глянул на старшего. У того из уха текла кровь, отмечая тот факт, что время на этой планете ещё осталось.

«А раз оно идёт, значит, мы живы…» – мелькнула у него странная, отдающая, опять же, неуместной мистикой мысль, но вслух сказал:

– Командир, мне это не нравится…

И не услышал своего голоса. Он не сразу понял, что оглох. Сдавленно крикнув, штурман лишь ощутил, как напряглись его связки, но ничто не поколебало тишину, в которой увяз как жук в янтаре.

Дрожащей рукой он тронул командира за плечо. Тот рывком обернулся, и напарник пожалел о своём жесте – лицо товарища было перекошено страхом. Наверное, старший тоже что-то кричал, пока его правая рука судорожно пыталась расстегнуть кобуру, чтобы…

«Чтобы пристрелить меня… – с ужасом догадался космонавт. – Нет, нет, не меня, а того… кто до него дотронулся… Он же не знал, что это я…»

Он отпрыгнул и вытянул перед собой руки, демонстрируя безобидность намерений. Командир перестал дёргаться и наконец-то достал оружие. Мышцы его лица расслабились, оставив, впрочем, страх плескаться в глазах. По движению губ штурман догадался, что тот глубоко выдохнул.

«Ну, сейчас успокоится и придумает, что нам делать», – подумал он, опуская руки и оглядываясь по сторонам.

Командир тоже медленно обводил взглядом окрестности. Всё вокруг казалось таким же безжизненным, как и прежде. Не заметив ничего подозрительного, он кивнул в сторону шлюпки, доставившей их сюда, и направился к ней. Поминутно оглядываясь, штурман двинулся за ним.

Однако не успели люди пройти и ста метров, как снова началась чертовщина. Воздух перед ними потемнел, затрещал и исторг из себя светящуюся человекообразную фигуру. Командир моментально выстрелил, но та, словно облитая сверкающим перламутром, даже не поёжилась. Вместо этого послышался грустный голос:

– Ну и за что вас любить?

Космонавты остолбенели, потому что явственно услышали этот вопрос.

– Ты кто?!! – выкрикнул штурман, стараясь заглушить мысли о дьявольщине, которым сейчас не время и не место. «Если, конечно, мы не попали в ад заживо…»

– Ах, да. – Незнакомец, непонятно как оказавшийся рядом с ними, кивнул. – Нет, я не дьявол. Скорее – в данных обстоятельствах, конечно же, – меня можно назвать Монтёром.

Командир опустил оружие, они с напарником ошарашено переглянулись – обоим было понятно, что произнесено это с большой буквы. Интуиция, простая человеческая интуиция, заскулив от накатившей безысходности, подсказала, что знакомство это не к добру.

– Да, я всё о вас знаю, – произнёс Монтёр, – но это ничего не меняет.

– Чего не меняет? – угрюмо выдавил из себя командир, по привычке шевеля губами.

– Ничего. Здесь всё уже изменилось, и от вас ничего, абсолютно ничего не зависит.

– Что именно… – начал штурман, но осёкся, ведь сказано же: «Ничего», а в этом слове заложена извечная самодостаточная пустота.

Монтёр кивнул ему.

Командира вместе с пониманием ситуации вдруг охватило бесшабашное отчаяние. «Интересно, какого рожна ты здесь монтируешь?» – подумал он.

Мысль едва успела оформиться в слова, как Монтёр кивнул.

– Сейчас всё поясню и даже буду многословен. Мне, понимаете ли, просто пообщаться хочется, а пока дела не закончены – не с кем. Перебивать меня вопросами не надо. По мере того, как они будут у вас возникать, я буду отвечать. И в то время как будете узнавать, что происходило и происходит здесь и везде, ваше будущее покажется вам закономерным. Да-да, не только вашей планеты, но и ваше индивидуальное будущее тоже, потому как поймёте, что другого выхода для нас троих нет. Я дам вам знание и спасу от него, хоть это и не совсем моя роль.

Члены экипажа уже сообразили, что Монтёр читает их мысли, но после этих слов внутри каждого забушевала буря эмоций.

– А если мы не желаем слушать? Если мы не станем этого делать? Если мы не хотим, чтобы нас спасали?

– Тогда вы всё равно сгинете, но не постигнув своего предназначения. Исчезнете, как и те, кто жил здесь.

Слова существа будто перекрыли кран, отсекая ненужное, и людям осталось лишь понимание, что надо просто смириться с происходящим, забыв о будущем.

Монтёр же подумал: «Надеюсь, я сказал всё так, как мне и советовали, если вдруг возникнет желание поговорить. Возможно, их живая реакция в самом деле забавна…»

Он продолжил:

– Итак, как вы правильно сообразили – это не ваша планета. Впрочем, ни одна из планет не может принадлежать вам хотя бы по той простой причине, что вы ведь и сами не считаете, что живущий в кухонной тумбочке таракан является её владельцем, не так ли? Однако не будем отвлекаться. Таких планет, как Земля, во Вселенной несметное множество. Просто эта попалась вам первой. Вас слишком запустили, но, как говорится, никто не застрахован от случайностей. Была бы та Земля, откуда вы прилетели, поближе, то и профилактика ретранслятора проводилась бы регулярнее.

Да, профилактику можно сравнить с вашим понятием о Страшном суде, но у света нет конца – просто временное перебрасывание энергии на другой ретранслятор. Здесь, кстати, я так и сделал. Я вообще не любитель шоу. Травля тараканов всегда и везде остаётся простым актом зачистки. Впрочем, те гораздо менее вредны, нежели вы. Да, сейчас перейдём к вредности, я лишь поясню, для чего нужны подобные Земле ретрансляторы. А заодно и вы…

Вселенная – это практически вечный двигатель. Да, он всё-таки есть в природе и ваше существование тому подтверждение. Она – гигантский генератор энергии. Чистой энергии, не имеющей, как у вас говорится, ни вкуса, ни запаха. И уж тем более какого-то заряда. Она, грубо говоря, перебрасывается из одной точки пространства в другую, дабы сохранялся постоянный баланс. Так уж получается, что когда потоки энергии соприкасаются, то они порождают дополнительную энергию, идущую на поддержание порядка вещей.

Земли – так уж случилось, что самая первая созданная Земля оказалась идеальной моделью ретранслятора, – расположены в тех точках, где потокам энергии требуется своеобразная подпитка. Своеобразная же она потому, что генерирует её разумная жизнь, даже такая тривиальная, как ваша. И вот в этой её примитивности и кроется наша проблема. Вернее, даже не в самой примитивности, а в поддержании её на этом уровне, чтобы, опять же, не нарушалось равновесие. С одной стороны, энергия вас и порождает, а с другой – вы отравляете её своими эманациями, привнося в неё страхи, стремления и прочую муть.

Да, именно так. Вы загрязняете её своим пониманием мифических Добра и Зла – представлений, неминуемо зарождающихся среди вас из-за примитивности существования. Естественно, энергия теряет свою первозданную чистоту, и у нас начинаются проблемы. Кто мы? Мы и есть первозданные сгустки этой энергии, вышедшие из её океана. Я привёл понятную аналогию? Хорошо, тогда продолжу.

Вот и приходится иногда, а точнее, тогда, когда загрязнение, вносимое посредниками, достигает критического значения, отключать ретранслятор и делать профилактику. В прах, а затем из праха… Как? Птица Феникс? Впервые слышу, но образ великолепный! Похож?

Перед потрясённым экипажем возникла гигантская, переливающаяся всеми цветами радуги Жар-птица. Её огромные крылья закрыли небо.

Глаза землян сузились от полыхнувшей в них злобы.

– Кто дал мне право вершить суд?! Желание существовать вечно! Нет, всё-таки там у вас, в Солнечной системе, и в самом деле всё сильно запущено, так и до беды недолго. Куда смотрят техники? Пока сам не займёшься…

Крылья разрослись, обняли мир, стали ослепительной всеуничтожающей вспышкой. Она окончательно содрала с планеты изувеченную рунами руин шкуру, но оставила в толще океанских вод органические зародыши. Из них снова разовьются те, кто через какое-то время будет готов вновь подпитывать собой поток чистейшей энергии.

– Кто дал мне право?!! – громыхнул возродившийся над зачищенной планетой Монтёр. Он возмущённо помотал птичьей головой с человеческим лицом и, уничтожив оставшийся на орбите звездолёт землян, фыркнул презрительно: – Какова наглость, а?

Ему предстояло возвращение. Он расправил крылья, решив оставить себе диковинный образ, определился с координатами и начал медленно удаляться от планеты. По мере того, как покидал систему Беты Полкана, в его памяти оседала последняя волна неистребимой концентрированной ненависти, впитанная от двух людей, посмевших перед исчезновением задаться вопросом.

«Неужели кому-то из наших это и вправду нравится? – подумалось Монтёру. Он сейчас испытывал незнакомые, очень далёкие от привычных, а от этого чем-то неприятные эмоции. – Извращенцы – такие же, как…»